Идеи эстетического воспитания. Антология в 2-х томах, том 1

— Ты живой! — сестра врезалась в меня с размаху, чуть не сбив с ног.

Обнял её, чувствуя, как дрожат худенькие плечи.

— Конечно, живой, — пробормотал в ответ. — А куда я денусь?

Тут же в дверях появилась мама. Она стояла неподвижно, лишь пальцы сжимали край дверного косяка. Было непонятно, для чего женщина держится за него: потому что боится упасть или просто ждёт меня на пороге, как положено хозяйке дома.

— Мама… — я сделал один шаг вперёд.

Она не бросилась навстречу, не зарыдала. Просто медленно выдохнула.

— Я знала, что ты вернёшься, — тихо сказала женщина и слегка улыбнулась.

В глазах читалось столько облегчения, усталости и той боли, что не утихла с тех пор, как год назад отец не вернулся из экспедиции. Она стояла, чуть ссутулившись, будто под тяжестью невидимого груза, но в то же время с непоколебимой твёрдостью в осанке.

— Мама… — я сделал ещё шаг вперёд, и женщина наконец протянула руки, мягко коснувшись моих щёк, будто проверяя, не мираж ли перед ней.

— Ты похудел, — прошептала она. — И загорел.

— В горах солнце беспощадное, — попытался пошутить я, но голос дрогнул.

Заметив подошедших друзей, мама вдруг оживилась.

— Мои мальчики! — воскликнула она, забыв про все условности, и принялась обнимать каждого: и Амата, и Сергея, и Митю. — Спасибо, что привезли его домой.

— Это мы вас должны благодарить, Ирина Владимировна, — отойдя на шаг, поклонился Романов. — Если бы не ваш сын, мы бы не выбрались оттуда.

При этих словах мама ещё сильнее обняла не успевших ретироваться Амата и Сергея.

Я заметил, как Качалов резко отвернулся, быстро вытирая рукавом предательскую влагу в уголках глаз.

— Пыль, — буркнул он.

Мы вошли в дом, где на столе стояли три тарелки, хотя ели только двое: мама и Тася.

— Мама всегда просила накрывать на троих, — пояснила сестра, усаживаясь рядом. — Говорила, что так ты быстрее вернёшься.

Я осмотрел стол. Там были мои любимые блюда: томлёная в сметане телятина с хреном, румяные драники с хрустящей корочкой, салат из молодой свёклы с грецкими орехами… Аромат свежеиспечённого хлеба и пряностей заполнил комнату, и в горле вдруг стало тесно от нахлынувших воспоминаний.

— Ты даже пирожки с вишней приготовила, — прошептал я, глядя на маму.

— А то, — фыркнула Тася. — Я уже думала, если ты не вернёшься, мне до конца жизни придётся их есть.

В дверях кухни показался Потап. За эти два месяца мой слуга постарел на десять лет: спина согнулась, руки дрожали, а в глазах, прежде таких живых, теперь читалась усталость.

— Кирилл Павлович… — прохрипел он.

Я подошёл и крепко обнял старика, чувствуя, как его костлявые плечи вздрагивают.

— Спасибо, что держал оборону, — сказал я.

В этот момент в комнату влетела Машка, вся раскрасневшаяся, с подносом в руках.

— Приборы принесла! — объявила она, торопливо расставляя тарелки и бокалы.

Мама кивнула ей с благодарностью, а я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую, что наконец всё на своих местах.

И пусть за стенами дома ещё ждут дела, долги и враги.

Но сейчас это мой остров спокойствия. Маленький, тёплый, настоящий. И пока я здесь, я могу снова побыть просто сыном, а не принимающим важные решения патриархом рода Пестовых.

* * *

Проснулся от мягкого солнечного света, пробивавшегося сквозь кружевные шторы. За окном щебетали синицы, а где-то вдалеке слышалось ржание лошадей.

Выйдя из комнаты, я ощутил аромат свежей сдобы с корицей, только что смолотого кофе и едва уловимый запах маминых духов с ландышем и ноткой ванили.

В столовой мама неспешно попивала чай из своей любимой фарфоровой посуды. Эта чашка, пережившая три переезда и два пожара, казалась мне символом нашей семейной стойкости.

За столом сидела Тася. Она была ещё сонная и ковыряла ложкой в тарелке с кашей, но при моём появлении оживилась, широко зевнув.

— Кирилл, ты собрался в Новогородск? — голос сестры звучал хрипловато после сна. Она потянулась за графином с морсом, случайно задев локтём вазочку с вишнёвым вареньем. Мама мгновенно подхватила её изящным движением, не проронив ни капли.

Я невольно залюбовался этой реакцией. Всё та же старая школа: женщина должна быть грациозной даже в самый обычный будний день.

— Всем доброго утра, — сказал я улыбаясь и подошёл к буфету, где Машка уже наливала мне кофе в высокую чашку с изображением кораблей. — Да, как вчера и говорил, поеду отдать заявление об уходе из академии.

— Доброе утро, сынок, — мама отпила чаю, и я заметил, как солнечный свет играет в её рыжих волосах. На миг она показалась мне гораздо моложе своих лет. — Ты хотя бы позавтракаешь как следует? Григорий специально испёк круассаны с миндальной начинкой.

— Мама, без твоего завтрака никуда, — я подошёл и поцеловал её в щёку.

В этот момент дверь в столовую распахнулась.

Первым вошёл Амат, растягивая мышцы спины, его зелёная рубаха была помята, а в чёрных как смоль волосах торчало сено, видимо, осталось ещё с поездки в кузове грузовика. За ним следовал Митя, его приведённая в порядок одежда сильно контрастировала с растрёпанным видом Амата. Замыкал шествие Сергей, бодро напевающий какую-то морскую песню и тут же замолкший при виде мамы.

— Простите, Ирина Владимировна, мы не хотели беспокоить, — смущённо пробормотал Качалов, поправляя ремень с фамильным клинком.

— Да полно вам, мальчики, — мама улыбнулась, жестом приглашая их к столу. — Машка, обслужи ребят поживее. И принеси горшок липового мёда.

— Мама, а ты Мотьку не видела?

Она покачала головой, поправляя серебряную цепочку на шее.

— Как ты тогда с ним уехал, больше двух месяцев назад, так, считай, больше ничего и не слышала о зверьке. Но не переживай, я думаю, с ним всё будет хорошо.

Мне тоже хотелось в это верить, но в груди всё равно шевельнулось беспокойство. Этот маленький скрежезуб, несмотря на размеры, мог дать отпор даже монстру, но…