Идентификация

Видимо, сказывался образ жизни — вынужденно-праведный. Оля в очередной раз пропала, да и в целом не слишком-то интересовалась моей скромной персоной последние месяца полтора. А на лихие ночные вылазки с товарищами по блоку банально не хватало времени. Точнее, сами по себе вылазки порой происходили, однако за стенами Корпуса меня ожидали не любопытные и смешливые девчонки из «Якоря» или очередного разведанного Поплавским ночного клуба, а разве что погоня, секретная операция гардемаринской роты или встреча с Гагариным. К которому я, конечно, испытывал дружеские чувства, но…

В общем, его сестра определенно показалась мне куда интереснее.

Я даже пожалел, что не смог вырваться раньше. Но учеба под конец года вдруг навалилась с утроенной силой, и я совершенно неожиданно для себя обнаружил, что ей не стоит пренебрегать… ну, хотя бы иногда. И если прогулы лекций или практических занятий еще кое-как могли сойти мне с рук, то к зачетам и экзаменам на сессии определенно следовало относиться поаккуратнее.

И раз уж даже Поплавский на целых две недели вдруг взялся за конспекты — не свои, а Корфа, конечно же — и превратился в почти образцового курсанта, то и мне стоило последовать его примеру. Что я, в общем-то, и сделал, каким-то образом умудрившись собрать все отметки в зачетную книжку раньше остальных.

Потом пролетел Новый год, а за ним бессовестно-короткие каникулы, которые нам пришлось чуть ли не целиком просидеть на казарме, отлучаясь на редкие дежурства в город — и на все эти дни жизнь будто встала на паузу. Силы зла притихли, в столице, наконец, воцарился покой, и о громких событиях зимы и конца осени теперь напоминали разве что сражения в социальных сетях, где ярые последователи генерала Морозова во главе с блогером в усатой маске намертво сцепились со сторонниками мягких мер, интеграции в мировое сообщество, парламентаризма и прочей республиканской мути.

Мне примерно одинаково раздражали и те, и другие, так что я почти перестал заходить на новостные каналы. И, наверное, только поэтому и смог как следует взяться за учебу и неожиданно даже для себя выдать весьма достойные результаты. Можно сказать, втянулся.

Но шанс на законном основании вырваться за стены Корпуса и прокатиться до Петергофа, конечно же, не упустил. И как только Гагарин дал отмашку, тут же выпросил у Разумовского увольнительную на полдня, прыгнул за руль и уже через полтора часа парковал «Волгу» под окнами физфака Императорского Санкт-Петербургского университета.

У дверей которого меня, собственно, и встречала та самая уже знакомая мне «очень хорошая девушка».

— Полагаю, я должен заранее поблагодарить ваше сиятельство. — Я чуть ускорил шаг, чтобы поравняться с ней. — Любая помощь в деле будет неоценима.

— Если мы сможем ее оказать, — вздохнула Алена. — И прошу, называйте меня по имени. Титулы у нас здесь не в ходу.

— И почему же? — Я зачем-то огляделся по сторонам. — Господа ученые не жалуют светский этикет?

— Нет, конечно же. Должна заметить, что мы все здесь воспитанные люди. Однако великие умы рождаются не только в благородном сословии. Почти половина преподавателей факультета лишь недавно получили дворянское достоинство. А многим студентам это еще только предстоит. — Алена нахмурилась, поправляя очки на переносице. И вдруг снова заулыбалась. — В каком-то смысле у нас здесь свои, особые титулы.

Да уж, кое-что я определенно успел подзабыть. Действительно, технические и фундаментальные ВУЗы — вроде того же физфака — чуть ли не с самого основания открывали свои двери для всех желающих, в отличие от военных. Так уж сложилось, что служба отечеству считалась куда более престижной, чем служба науке, и отпрыски титулованных родов предпочитали поступать в Морской корпус, в Пажеское или, на худой конец, подавались в павлоны.

А в университет шли люди попроще. И пусть Конфигураторы по очевидным причинам получались только из Одаренных, страна ничуть не меньше нуждалась и в обычных ученых — и теоретиках, и уж тем более практиках. И награда была соответствующей — любой из здешних выпускников при поступлении на государственную службу сразу же получал чин по двенадцатому классу и выше, а через несколько лет вполне мог стать потомственным дворянином. И наверняка даже из преподавателей и руководства многие имели происхождение, что называется, от сохи.

Впрочем, какая разница? Как правильно заметила моя спутница, великие умы рождаются не только среди столичных аристократов.

— Свои титулы? — переспросил я. — В таком случае мне не терпится узнать ваш, сударыня.

— Ну… Я пока еще учусь. На втором курсе. — Алена вдруг покраснела, будто ей стало стыдно, что она только что отчитывала меня, как мальчишку, хотя сама еще не поднялась в местной иерархии выше обычного студента. — Но очень надеюсь закончить с отличием и получить звание кандидата университета. А еще через несколько лет напишу диссертацию и стану магистром физики. А потом доктором… прямо как он!

Алена протянула руку и коснулась таблички на стене.

— Горчаков Константин Михайлович, — вполголоса прочитал я, — заведующий кафедрой физики высоких энергий и элементарных частиц.

Слова, написанные снизу, вряд ли могли сообщить хоть что-то солдафону вроде меня. А вот фамилию — да и имя с отчеством — я определенно уже слышал. И поставил бы все свое курсантское довольствие за полгода, что кафедру возглавлял один из многочисленных потомков того самого канцлера.

Обычно наследники рода светлейших князей Горчаковых выбирали, по семейной традиции, карьеру в Министерстве иностранных дел, но тезка моего дяди предпочел точные науки, и, судя по буковкам «д. ф. н», скромно устроившимся перед фамилией на табличке, добился на этом поприще немалых успехов.

— Мой руководитель, — пояснила Алена, открывая передо мной дверь. — Сережа уже давно просил его помочь с делом, но Константин Михайлович очень, очень занятой человек.

Судя по едва заметному придыханию, моя спутница мысленно наделила его све… то есть, господина доктора наук чуть ли божественным статусом. И испытывала к нему то ли непомерное почтение, то ли вообще что-то вроде влюбленности. Потрудись Гагарин чуть лучше проинструктировать меня перед поездкой, я бы, пожалуй, мог если не почитать что-то из работ Горчакова, то хотя бы в общих чертах ознакомиться с биографией.

Но пока у меня имелась возможность только разглядывать его обитель. Вопреки ожиданиям, за дверью располагался не солидный кабинет, а скорее что-то вроде лаборатории, в самом углу которой расположился видавший виды письменный стол, а сразу за ним ветхое кресло на колесиках, наверняка заставшее еще царствование дядюшки Николая, книжная полка… и все.

Похоже, местный владыка не любил тратить казенные деньги на обстановку. Или вообще не обращал особого внимания, на такие мелочи, как мебель. Зато приборов в его обители я насчитал около полутора дюжин. Увесистые ящички с крутилками потенциометров и ручками сверху или по бокам явно были произведены еще чуть-ли не середине века, но порой среди них попадались и относительно «свежие», с цифровыми дисплеями.

Пожалуй, вывод о скромности Горчакова я все-таки сделал раньше времени — одна такая высокоточная игрушка вполне могла стоить, как четыре моих «Волги».

С мотоциклом в придачу.

— Константин Михайлович! — Алена шагнула вперед, оглядываясь по сторонам. — Константин Михайлович, где вы?

— А?.. Кто здесь? — удивленный мужской голос раздался совсем близко. — Я не… Проклятье!

Послышался глухой удар, и откуда-то из-под лабораторного стола, потирая ушибленный лоб, вынырнула высокая тощая фигура. Взглянув на которую я едва смог сдержать улыбку.