Идентификация

— Интере-е-есно… — протянул он.

И перевел на меня мгновенно вспыхнувшие пламенем неподдельного научного интереса глаза. Плохо дело: точно такой же взгляд я видел у Горчакова, когда тот копался в лаборатории Распутина. Корф смотрел на меня не как на своего друга и соседа по блоку Владимира Острогорского, а как на некий неодушевленный объект исследования.

Ничего себе азарт. Так и до вскрытия недалеко.

— Усиленный энергетический контур, — бормотал тем временем Корф. — Укрепляющий Конструкт… Защитная схема… Основной узел… Оу… А это здесь откуда? Никогда такое не видел…

— Антоша, что там?

Поплавский сцепил ладони на колене в замок и подался вперед, переводя взгляд то на меня, то обратно на картинку на экране ноутбука. В отличие от Камбулата, который до сих пор непонимающе хлопал глазами он, похоже, сообразил, что отыскал хитрый прибор.

И теперь пытался сообразить, как, почему и откуда это взялось.

— Погоди, — Корф отмахнулся, продолжая бормотать под нос конфигураторские ругательства. — Зеркало… Обратный контур… Уф. А здесь что? Ага…

От усердия он запыхтел и даже высунул кончик языка, с каждым мгновением все больше напоминая гончую. Ноутбук стоял ко мне почти боком, и я едва видел экран, но и так прекрасно представлял, что Корф там мог разглядеть.

Схемы синапсов, усиленные нейронные связи… нет, вряд ли — такое без специальной обработки контрастным соединением не возьмет даже томограф стоимостью в несколько десятков тысяч имперских рублей. Для полноценного исследования нервной системы Одаренного моего ранга нужна полноценная лаборатория, а не несколько коробочек на бильярдном столе.

Но Конструкты считают и они. Пусть не все, пусть даже не половину — но все же достаточно, чтобы понять, сколько времени и энергии потратили Конфигураторы, потрудившиеся над телом Володи Острогорского десять с лишним лет назад.

Наконец Корф отложил диагностический модуль в сторону, отошел на шаг, сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

— Вовка, кто ты такой? Только честно.

Кажется, я впервые видел его благородие барона… нет, даже не серьезным — это он как раз с завидной регулярностью практиковал на минувшей сессии. Скорее удивленным, напуганным, сердитым… пожалуй, одновременно.

— В смысле? — Я на всякий случай попытался сделать вид, что ничего не понял.

— Кто. Ты. Нахрен. Такой? — отчеканил Корф. — Если бы я не знал достоверно, что это сказки, я бы сказал, что ты — долбанный суперсолдат из какого-нибудь фантастического сериала класса «Б».

— Антоша, ты это… — Камбулат недоверчиво прищурился, — поясни, что ли.

— А что тут объяснять? В нем Конструктов, как патронов в пулеметной ленте. — Корф снова впился взглядом в экран, будто до сих пор никак не мог поверить собственным глазам. — Есть типовые, есть не очень, но ставили явно Конфигураторы экстра-класса.

Поплавский едва слышно кашлянул.

— Вовка, ты заряжен, как танк прорыва. Кости и мышцы искусственно укреплены, энергетический контур дублирован дважды. У тебя потенциально бездонный резерв, синапсы, а главное… — Корф сделал театральную паузу, многозначительно посмотрел на Камбулата с Поплавским и продолжил: — А главное — синаптический отлик такой, будто тебе лет шестьдесят. Что, как мы понимаем, с точки зрения науки невозможно в принципе.

Я вздохнул, сел на столе и обвел взглядом своих друзей… или уже не совсем друзей. Судя по настороженным и внимательным взглядам, вся речь Корфа была лишь прелюдией к основному действию.

И сейчас меня начнут пытать уже по-настоящему.

— Мы тут, к слову, немножко справки навели, — обманчиво-лениво протянул Поплавский.

Он как бы невзначай встал, прошелся по комнате, и, оказавшись у выхода, пару раз щелкнул замком, запирая штаб-квартиру изнутри, убрал ключ в карман и, развернувшись, подпер дверь спиной. И глаза у него при это были…

Нехорошие глаза — иначе и не скажешь.

— И выяснили, что Владимир Острогорский, — Поплавский подчеркнул голосом имя и фамилию, — десять лет назад поступил в больницу в Пятигорске после автомобильной аварии. С травмами ну никак не совместимыми с жизнью. Записей о смерти мы отыскать не смогли — видимо, кто-то не поленился подчистить архивы гражданского состояние… Но кое-что все-таки имеется. А именно — справка из крематория. В соответствии с которой этот самый Владимир Острогорский был, скажем так, захоронен в колумбарии на Краснослободском кладбище семнадцатого мая две тысячи четвертого года. Так что я присоединюсь к Антоше. — Поплавский сложил руки на груди и прищурился. — И тоже поинтересуюсь: кто. Ты. Нахрен. Такой?

Примерно то же самое я вдруг захотел спросить и у Поплавского: сложно представить, какие связи ему пришлось задействовать, чтобы накопать информацию, которую основательно зачистили десять лет назад. Пусть, как выяснилось, и не так качественно, как мне хотелось, но, тем не менее, зачистили.

Вот только он не скажет. Потому что сейчас ответов ждут от меня.

И отвечать, судя по всему, придется.

— Парни, — проговорил я слегка охрипшим от волнения голосом. — Вы действительно имеете полное право задавать мне вопросы. Но я должен предупредить: информация, которую вы желаете получить — смертельно опасна. Если это выйдет куда-то за пределы нашего круга… Не выживет никто. Ни я, ни вы. Вы даже не представляете, что хотите узнать. Потому говорю сразу: хорошо подумайте над моим вопросом, прежде чем принять решение. Вы действительно хотите это знать?

Повисла пауза, которую примерно через полминуты нарушил Камбулат.

— У меня такое ощущение, что я и правда в сериал класса Б попал… — пробормотал он.

— А раньше такого ощущения у тебя, значит, не было, да? — Поплавский хохотнул, потом вдруг снова стал смертельно серьезным и повернулся ко мне. — Да. Я хочу знать.

— Я тоже. Естественно.

Камбулат пожал могучими плечами. Внешне он выглядел почти расслабленным, но я успел заметить, как его рука скользнула под небрежно наброшенную куртку.

Пистолет у него там, что ли?

— А я, после этого, — Корф обвел жестом меня, стол и ноутбук с диагностическим модулем, — не просто хочу знать. Я обязан.

— Что ж, — вздохнул я. — Я вас предупредил. Но должен повторить: эта информация смертельно опасна. И я вам не угрожаю, а констатирую факт. Если об этом узнает еще хоть кто-нибудь…

— Да давай уже, не тяни, хорош пугать, — отмахнулся Поплавский. — Мы тут с тобой уже через столько всего прошли… Блудняком больше, блудняком меньше…

— Ну, как скажете. Правда, то, что я скажу, может показаться вам несколько… Скажем так, фантастическим.

— Ты долго драму нагнетать будешь? — кажется, у Камбулата закончилось терпение. — Говори!

— Как пожелаете, господа унтер-офицеры. — Я на мгновение смолк, думая, с чего именно мне стоит начать.

— Я действительно не Владимир Острогорский. Я — Владимир Градов. Генерал-фельдмаршал, прозванный Серым. Двоюродный брат ныне почившего Императора. Убитый в две тысячи пятом году, и возродившийся в этом теле спустя десять лет. Такие дела.