Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

«Наука вообще, – говорит решительно Ренувье в своем последнем сочинении, – и эти формулы необходимо здесь привести, так как они резюмируют все предыдущее – наука вообще не то, что данная наука» [2088] . Отдельные науки не только не ведут к ней и не заключают ее в себе, но все учат нас, что мы «ничего не знаем» и не можем знать [2089] о задачах, гипотетически приписываемых нами науке вообще. Основная ошибка позитивизма заключалась в том, что он поставил себе невозможную задачу, желая создать философию, которая была бы больше, чем философия, и основать школу, которая была бы больше, чем школа» [2090] . Еще более важная ошибка доктрин, вдохновлявшихся позитивизмом, заключалась в том, что они форсировали эту точку зрения и без колебания, без всякого сомнения в своем методе смотрели на морального и социального человека как на материал, допускающий чисто научное исследование и пригодный для таких же выводов, какие науки законно получают из своего материала.

2088

Esquisse d’une classifi cation des doctrines (Т. I. С. 287).

2089

Ibid (T. II. C. 88, примечание).

2090

Esquisse d’une classification des doctrines (T. I. C. 287).

Таким образом, индивидуализм переходит в наступление. Из обвиняемого, которого требуют к суду так называемой научной философии, он сам привлекает к суду основные положения этой философии, он нападает на эмпирическую иллюзию с таким же пылом, с каким эмпиристы нападали на «априористическую иллюзию», и достигает больших успехов. В XVIII веке пропагандисты индивидуалистической мысли по большей части прямо излагали свои взгляды, не считаясь с возможными возражениями. Теперь индивидуалистическая мысль сначала уничтожает возражения, подрывая основы, на которых они покоятся, а затем дает себе новую формулировку, принимая во внимание сделанные ей некогда правильные критические указания. Основные положения Канта и Руссо вновь появляются у Ренувье, но в более научной форме, очищенные от первоначальных недостатков.

Идея «человека в себе», или «философского человека» [2091] , перестает быть идеей совершенного дикаря, имеющего «безграничное право на все». Она становится идеей «морального деятеля», имеющего сначала только одну обязанность к себе, к которой присоединяются права, когда занимают свое прежнее место элементы (общество, человечество), первоначально исключенные анализом. В свою очередь, идея естественного права превращается в идею «рационального права» [2092] . Вместо того чтобы исходить от «физического», как это делали философы XVIII века, Ренувье исходит от «рационального» и благодаря этому, по его собственному замечанию, получает возможность с самого начала своих размышлений установить настоящие моральные понятия, которых не хватало его предшественникам. «Общественный договор» не в состоянии претендовать не только на историческое происхождение, но вообще на какую-либо связь с исторической действительностью. Его никто не утверждал, он просто предполагается «в силу разума, который постигает его и постоянно стремится доказать фактами» [2093] .

2091

Science de la morale (T. I. C. 33).

2092

Ibid (Т. I. С. 476).

2093

Ibid (T. I. С. 471). Ср. Crit. philos. (T. II, 2. C. 1-10).

Мало того, Ренувье видоизменяет доктрину XVIII века еще в двух чрезвычайно важных пунктах: он точно определяет понятие солидарности, отличавшееся такой неопределенностью у его предшественников, и дает в чистом виде понятие свободы, которое сам Кант не мог очистить от элементов необходимости.

Пользуясь принципом противоречия, Ренувье отвергает кантианские антиномии [2094] . Вместо того чтобы помещать свободу в мире ноуменов и допускать, что поведение феноменального существа всецело детерминировано, он вносит оговорки относительно абсолютного значения детерминизма даже в мире феноменов, единственном с которым он считается [2095] . Он восстает против «химерического принципа причинности, доведенной до абсолютного значения». Он считает абсурдом безграничное расширение этого принципа и показывает, что оно в конце концов сталкивается с другим абсурдом – абсурдом реальности бесконечного числа [2096] . Он допускает, следовательно, по крайней мере по отношению к тем феноменам, «которые совершаются на сцене человеческого сознания, существование начал рядов» [2097] . В свою очередь, сознание «зависит от чего-либо лишь благодаря самому себе, и притом, строго говоря, не в отношении того, чем оно было в каждый момент, предшествующий настоящему моменту, а в отношении того, чем оно становится в определенный последний момент» [2098] . Недоказуемая в собственном смысле этого слова свобода является постулатом, связанным с постулатом «абсолютного, самосвободного первоначала». С этим постулатом связан весь строй наших представлений [2099] .

2094

См. Esquisse d’une classification des doctrines (T. II), в особенности последнюю главу (C. 393 и сл.).

2095

Science de la morale (T. II. C. 531).

2096

Ibid (C. 530). Cp. Essai de Logique и Esquisse d’une classification des doctrines (T. II, последняя глава).

2097

Science de la morale (T. II. C. 531).

2098

Ibid (Т. II. С. 531).

2099

Известно, что мысль Ренувье долго колебалась между гипотезой одного или нескольких начал. Исследование этого вопроса ему казалось выходящим за пределы критицизма. В Esquisse d’une classification des doctrines (T. II, последняя глава. C. 398–405) указаны причины, заставившие его принять окончательное решение и высказаться за единственное начало.

Полагая свободу в основу всего, Ренувье отрицает, будто он стремится в области морали к «частичному освобождению». Даже те акты, которые достойны считаться первоначалами, влекут за собой много других актов: таким путем вводится понятие «моральной солидарности» [2100] , – понятие, богатое не только психологическими, но и социальными следствиями. Благодаря ей люди, представляющие отдельные единицы, перестают быть изолированными в своем эгоизме. «Социальная идея» как выражение солидарности требует от каждого человека, чтобы «он был целью для самого себя и получал средства для достижения этой цели от других, если то нужно и возможно» [2101] . В другом месте Ренувье еще точнее определяет социальную идею. «Согласно этой идее, тот не может быть хорошим членом общества, кто не отдает своим сочленам всего, чем он располагает» [2102] . Мы увидим, каковы приложения этого принципа в социальной и политической областях.

2100

Относительно содержания этой идеи см. книгу Мариона La Solidarit'e morale, изд. s-е.

2101

Science de la morale (T. II. C. 22).

2102

Ibid (Т. II. C. 117).

Характерными отличительными чертами индивидуализма Ренувье служат вмешательство государства в экономическую область во имя «социальной идеи» и вмешательство государства в политическую область во имя его «моральной функции». Отметим вкратце, в чем именно состоит это вмешательство государства, но не будем забывать, что философ, по его собственному заявлению, рассуждает «в форме относительной абстракции», избегая предугадывать «реальную возможность принятия своих взглядов в данном обществе» [2103] .

2103

Science de la morale (T. II. C. 54).

Экономическая проблема [2104] . Ренувье убежденный защитник частной собственности и всех прав, связанных, по его мнению, с этим институтом [2105] . Он защищает ее, во-первых, потому, что она – лучшая гарантия свободы, а во-вторых, потому, что она составляет «исторический метод социального прогресса, доказанный опытом» [2106] . Я подчеркиваю эти слова, потому что они как нельзя лучше выдвигают преимущества частной собственности и вместе с тем строго устанавливают область, в пределах которой ее следует защищать. Однако, защищая частную собственность и прощая ей зло ее происхождения, «преступление, на котором она, быть может, покоится [2107] », он не скрывает от себя поразительного противоречия, к которому ведет этот принцип. Частная собственность приводит в результате к лишению огромного числа лиц всякой собственности, и потому «цель, служащая теоретическим оправданием собственности, остается совершенно недостигнутой» [2108] . Как же приблизиться к ней?

2104

Необходимо отметить, что Ренувье, будучи индивидуалистом, помещает экономическую проблему раньше политической, как то делают обыкновенно социалистические школы. Подобный порядок объясняется тем, что индивидуализм этого мыслителя мало походит на ходячую доктрину, известную под таким названием.

2105

Однако, защищая право наследования в восходящей и нисходящей линиях, а также в боковых линиях первой и второй степени, он признает возможным устранить прочих родственников и, никого не обижая, «отнести собственность к числу благ общественного пользования». Science de la morale (T. II. C. 83).

2106

Ibid (Т. II. C. 27).

2107

Science de la morale (T. II. C. 19).

2108

Ibid (Т. II. C. 16). – К такому же заключению можно прийти, анализируя «право защиты». Узаконивая права собственника на свою собственность, оно равным образом узаконивает «в новой и разрушительной форме, право того, кто ничего не имеет, владеть чем-нибудь». Ibid (T. II. С. 33).

Если собственность обеспечивает свободу, то весьма важно «предоставить каждому человеку определенную сферу собственности для достижения своей основной личной цели: поддержания своей свободы, развития своей собственной ответственности» [2109] . Таким образом, проблему собственности в данном случае можно выразить так: узаконить права тех, кто владеет, и установить право каждого чем-либо владеть.

Необходима ли для этого коммунистическая организация? Нет, потому что коммунизм – «царство рабства» [2110] . Он не может оградить общество от худшего из следствий, порождаемых ныне строем частной собственности, – от невозможности для большого числа людей осуществить свою свободу. Если коммунизм плохое лекарство, то благотворительность – бесполезный паллиатив. Будучи частной, она касается только отдельных случаев и служит выражением доброты, а не справедливости, будучи общественной, она еще годится для «исправления индивидуальных промахов, даже грубых ошибок, поскольку они влияют на солидарность», но она не составляет универсального средства, действующего безошибочно [2111] . Такое средство может состоять лишь в совокупности мер, «препятствующих стремлению собственности к накоплению, дающих тем, кто лишен собственности, эквивалентные права и обеспечивающих им необходимые средства для достижения главнейшей своей цели». Меры эти двоякого рода – меры ограничения и меры охраны.

2109

Ibid (Т. II. С. 15).

2110

Ibid (Т. II. С. 17).

2111

Science de la morale (T. II. C. 40–42).

Ограничительных мер не следует искать в аграрном законодательстве, установливающем пределы землевладения: подобные меры должны иметь в виду капитал [2112] . «Рациональным и законным» средством достигнуть искомого результата, т. е. «поставить несокрушимую преграду накоплению частной собственности», служит прогрессивный налог. Однако, указав на прогрессивный налог как на теоретически приемлемое средство, Ренувье тут же признает его неприменимым практически [2113] .

2112

Ibid (Т. II. C. 50–51).

2113

Ibid (T. II. C. 52 и сл.).

К мерам охраны относится прежде всего право на труд, освященное и организованное не на почве кредита, не на почве приобретения земли за счет общества или найма иных орудий труда, чем земля, а на почве новых договорных условий по поводу заработной платы и найма, а также на почве установления широкоразвитой системы страхования [2114] .

В вопросе о договорах доминирующее значение имеют два принципа: 1) договоры должны быть свободны, 2) договоры не должны содержать ни одного пункта, который бы даже при добровольном согласии договаривающихся, «не соответствовал рациональному порядку человеческих отношений» [2115] . Но это условие не выполнено, если рабочий, по договору о найме или о заработной плате не получает части чистого дохода. Однако, узаконивая теоретически раздел чистого дохода, Ренувье признает большую трудность его практического выполнения. Он постоянно боится впасть в ошибку, свойственную тем, кто организует труд и собственность силою власти [2116] . Поэтому он до такой степени настаивает на необходимости смягчений, что право на труд в конце концов становится похожим на простое обращение к вспомоществованию [2117] . В данном случае, как и в вопросе о подоходном налоге, приходится удивляться этой боязливости, тем более неожиданной, что, по мысли философа, дело идет лишь об общем плане социальной системы, а не об указании практических средств для ее немедленного проведения в жизнь.

2114

Science de la morale (T. II. C. 54–64).

2115

Ibid (Т. II. C. 86).

2116

Ibid (Т. II. С. 103).

2117

Ibid (Т. II. С. ill).

Остается страхование. Оно составляет совокупность «гарантий», предоставляемых членами общества друг другу для достижения свободы и пользования ею. Уже право на труд есть своего рода страхование, «предназначенное вознаградить правомочных за результаты распределения орудий труда, естественно вытекающего из института собственности» [2118] . Сюда относится далее физическое, интеллектуальное и моральное воспитание тех, кто был бы лишен его без вмешательства государства [2119] . Затем благотворительность в собственном смысле слова, «помощь, оказываемая без всяких условий тем, кто никак не может добыть себе средства к существованию» [2120] . Наконец, сюда относятся уже существующие формы страхования (страхование от огня, страхование жизни и проч.) [2121] .

2118

Ренувье отмечает, что страхование сочетает в социальной идее индивидуальную и коллективную собственность. Science de la morale (T. II. C. 161).

2119

Ibid (T. II. C. 162).

2120

Ibid (Т. II. C. 163).

2121

Ibid (Т. II. C. 164).