Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Посредством взаимного страхования устраняются многие затруднения, однако не все. В сущности, ожидать «полной справедливости» от общества, взятого в целом, так же трудно, как и от отдельных людей. Гораздо лучше, чем отдельные люди или общество в целом, могут приблизиться к ней частные ассоциации. Необходимо, следовательно, чтобы общество относилось терпимо к ассоциациям и чтобы последние работали над разрешением экономической проблемы. Заменить, насколько возможно, «фатальное общество» «добровольной и небольшой ассоциацией», чтобы люди «действовали сознательно и сами создавали свои привычки» [2122] , – такова цель, которую следует иметь в виду.

2122

Ibid (Т. II. С. 186).

Таким образом, и в экономических вопросах Ренувье занят главным образом возражениями против узкого и урезанного индивидуализма и той опасностью, которая кроется в системах, основанных на власти. Если бы необходим был безусловный выбор между опасностями власти и недостатками или бедствиями противоположной системы, он во всяком случае предпочел бы эти недостатки и бедствия, так как они все же продукт свободы [2123] . Но он считает возможным избавиться от них при помощи только что указанных средств [2124] . Меткая и удачная формула резюмирует мысль, подсказывающую ему выбор этих средств. «Необходимо принять социалистический принцип»: к этому принуждают философа моральные соображения, если только он считает человеческое общество ассоциацией разумных деятелей, имеющих, кроме своей собственной цели, еще «одинаковую для всех» особую цель, достигаемую «общими силами». Но в то же время необходимо, чтобы «каждый, участвуя в этой коллективной деятельности, сохранял свою свободу», так как развитие свободы – «основная цель всех в совокупности». Таким образом, приняв социалистический принцип, философ сейчас же принужден будет «ослабить» его, так как средства, употребляемые в дело социализмом, представляют покушение на свободу личности [2125] .

2123

Ibid (Т. II. С. 186–187).

2124

Ibid (Т. II. С. 103).

2125

Вот самая формула: «Необходимо, значит, принять социалистический принцип – к этому нас обязывает рациональное представление общества, но в то же время его нужно ослабить, поскольку речь идет об организации власти на практике». Science de la morale (T. II. C. 156).

Политическая проблема. Ренувье устраняет вопросы практической организации, держась в области общих рассуждений и абстрактных принципов [2126] . Он устраняет также изыскания об исторических началах: каковы бы они ни были, величайший прогресс социальной жизни состоял в подчинении поведения требованиям «разума, действовавшего с общего согласия» [2127] .

Конфликты между моралью и обычаем порождают необходимость в «предписаниях, стоящих выше опыта». Первым следствием этой необходимости является установление правительства. Главная цель последнего – подавлять до некоторой степени зло, порожденное свободой, и делать «принудительно добро». Это значит признать возможность с его стороны злоупотреблений. «Сложение социального больного таково, что лекарство для него – болезнь» [2128] . Впрочем, эта болезнь сводится к минимуму там, где правительство по «своей выдержке» или по «способу применения своих решений» наименее расходится с «общим разумом и каждой отдельной, реально вмешивающейся и активной волей». Такова, по-видимому, наилучшая комбинация, так как она ведет в конечном счете к уничтожению, исчезновению принуждения [2129] .

2126

Ibid (T. II. C. 220).

2127

Ibid (Т. II. C. 198).

2128

Ibid (Т. II. С. 199).

2129

Ibid (Т. II. С. 200).

Ренувье различает в правительстве материю и форму. С точки зрения формы, он настаивает на различении и отделении трех функций, или властей, из которых каждая должна быть «формально делегирована» совокупностью граждан [2130] . Демократия выше всех других форм потому, что менее благоприятствует эгоизму [2131] . С точки зрения материи, правительство «не должно издавать никаких, ни положительных, ни отрицательных, приказаний, кроме тех, которые необходимы для охраны прав всех против посягательств частной самодеятельности». Ограничить по возможности вмешательство государства, установить возможно больше гарантий против произвола трех властей [2132] , а также против обожествления исполнительной власти [2133] , – таково правило, обязательное в том случае, если хотят извлечь возможно лучшие результаты из того «соглашения о мире или войне», которое представляет из себя самая идея правительства [2134] .

2130

Ibid (Т. II. С. 204).

2131

Ibid (T. II. С. 207). Однако он отстаивает двухстепенные выборы как средство примирить «фактическую неспособность с юридической властью людей в качестве законодателей». Ibid (Т. II. С. 233).

2132

Ibid (T. II. С. 323 и след.).

2133

Ibid (Т. II. С. 336).

2134

Ibid (Т. II. С. 326).

Подобно всей демократической школе, Ренувье полагает, что воспитание служит «основой практической политики» [2135] . Ни одно общество, каковы бы ни были его размеры, никогда не достигнет без надлежащего воспитания «рационального самоуправления». Государство должно следить за тем, чтобы «семьи не злоупотребляли своей властью и не прививали детям верований, несовместимых со справедливостью, представителем которой оно является». Оно может сделать даже более и взять на себя труд воспитания, если семьи окажутся недостойными этого [2136] . Но, разумеется, при условии, чтобы государство не исповедовало ошибочных взглядов и действовало, опираясь «на мораль, разум, на основные принципы справедливости, нераздельно связанные с социальной идеей» [2137] . Однако Ренувье первый приходит в ужас от выводов, какие можно было бы сделать из его принципа. Он протестует против «актов узурпации». Одним из таковых было бы, например, «требование полной и неограниченной общности детей в целях воспитания ко вреду законных семейных привязанностей и для уничтожения выпадающей на долю родителей ответственности» [2138] .

2135

Ibid (Т. II. С. 330).

2136

Ibid (Т. I. С. 601).

2137

Ibid (Т. I. C. 600).

2138

Ibid (T. I. C. 603). Таким образом, в Science de la morale он решительно высказывается за то, что государство обязано давать образование и воспитание, например, «гражданское воспитание», на этом же он настаивал и в Critique philosophique во время весьма оживленной полемики, которая происходила по этим вопросам (1877 г.).

Политико-экономическая задача государства, как ее понимает Ренувье, огромна. Из этого не следует, однако, чтобы его взгляды были подвержены тем же возражениям, какие вызывают государственный социализм или идея государственной миссии, развиваемая этико-органической школой. Даже там, где Ренувье приходит к выводам, как будто сходным с выводами этих доктрин, – сходство только кажущееся. Государственный социализм благоговеет перед государством, тогда как у Ренувье государство никогда не становится «существом», имеющим свою собственную жизнь и развитие, – существом, которому в конце концов приносится в жертву индивидуум. «Культура» уже не является целью сама по себе, – целью, стоящей выше индивидуума. Единственная цель, достойная стремлений, – развитие индивидуума. Поэтому строго осуждается всякое вмешательство государства, которое не руководится этой целью и не подчиняется ей [2139] .

2139

Следует прибавить, что Critique philosophique (правда, преимущественно в лице Pillon’a; но между учеником и учителем царит такая полная гармония, что их учения едва ли можно разделять) не отрицает, а наоборот, признает децентрализацию, self-governement (См. Crit. phil. Т. I, 2. C. 68). Между обеими точками зрения нет противоречия. Ср. наше Заключение.

Таким образом, и с точки зрения приложений, и с точки зрения принципа Ренувье совершенствует индивидуализм, как его понимали XVIII век и демократическая школа около 1848 года. Все туманное, колеблющееся, неясное в доктрине получает у него определенность.

XVIII век признавал экономическую и моральную функцию государства, но не особенно настаивал на ней. Демократическая школа испытывала опасное влечение к власти. Она недостаточно остерегалась государства: призвав его (что и следовало сделать) к вмешательству в интересах развития отдельных лиц, она плохо оградила себя от опасного стремления государства к чрезмерному росту и преследованию своего собственного развития в ущерб индивидуальным правам. Ничего подобного нет в рассматриваемой нами доктрине. Исходным и конечным пунктом служит индивидуум и его право. В таком индивидуализме нельзя указать ни одного слабого пункта, за исключением странной нерешительности философа при определении средств, посредством которых государство выполняет свою экономическую функцию.

Каким же образом Ренувье вновь обрел возвышенный индивидуализм XVIII века и дополнил его? На это проливает яркий свет история его мысли, для которой он сам дал нам драгоценные указания [2140] .

Ренувье рано заинтересовался и даже был увлечен стремлением своего времени создать политическую и социальную философию. Совсем молодым человеком, еще на школьной скамье, он с увлечением читал Глобус сен-симонистов [2141] . Он ожидал обещанного обновления человеческого знания, появления настоящей органической доктрины, которая заменила бы критические принципы. Он допускал тогда, что подобная доктрина могла быть открыта человеческому духу через посредство избранного мыслителя, и не отвергал вмешательства духовной власти [2142] . Но около двадцати лет от роду он уже исцелился от этого «безумия», сохранив от него «мучительное разочарование, болезненное влечение к абсолютному синтезу и детское пренебрежение к аналитическим приемам и скромным познаниям» [2143] . Затем следует период, отчасти гегелианский, когда Ренувье сотрудничает в Энциклопедии Пьера Леру и Жана Рейно. Но уже тогда предметом его размышления стал вопрос, насколько убеждение ума в какой-либо доктрине сопровождается верою. Через это он должен был прийти к кантианству, усвоив первоначально и дух последнего, и букву, т. е. антиномии [2144] . В этот момент своего духовного развития он полагает, что «противоречия, присущие существованию бесконечного, даны человеческому духу для уразумения природы, что само бесконечное – величайшая тайна в мире явлений, а пары противоречащих одно другому предложений представляют последнее слово истины о сущности Бога и мира». Каким же образом вышел отсюда неокритицизм?

2140

См. в Esquisse d’une classification (T. II) последнюю главу, уже цитированную нами. Эта глава содержит главнейшие элементы интеллектуальной автобиографии, это исповедь скромной и гордой души. Автор сам называет ее «монографией, посвященной ходу рефлексии и развитию систематических идей» (С. 357).

2141

«Тогда (в 17 лет) я был заражен учением сен-симонистов, в классе я читал Глобус». Esquisse d’une classification (T. II. C. 358).

2142

Esquisse d’une classification (T. II. C. 360).

2143

Ibid (Т. II. C. 358).

2144

Ibid (Т. II. C. 363).

В своем дальнейшем развитии мораль Ренувье обращается к математическим вопросам и приводит его к сознанию необходимости решить проблему бесконечного числа. Если допустить реальность бесконечного, в своей основе «иррационального и противоречивого», то нельзя будет защититься против «всевозможных мистических заблуждений, которыми изобилуют метафизика и религия, и против которых возражением в конце концов служило лишь указание на их иррациональность и противоречивость» [2145] . Если же допустить противоположное решение, то что сталось бы с прочими мнениями, которых он до сих пор держался? «Я захотел, говорит он, узнать это». Тогда он стал делать выводы из своей «перевернутой» таким образом мысли, и никогда могущество логики и плодотворность принципа, доведенного до конца, – и притом, значительно дальше, чем предполагалось сначала, – не становилось для него яснее» [2146] . Раз приняв определенное решение по вопросу, выдвинутому математиками, он приходит к отрицанию метафизических и трансцендентных положений, связанных с противоположным решением, – отрицанию, которое, впрочем, уравновешивается «твердым установлением моральных и практических истин». Но только впоследствии этот анализ послужил для Ренувье серьезным мотивом к принятию решения, которое сначала ему казалось имеющим лишь чисто спекулятивный интерес.

2145

Esquisse d’une classification (T. II. C. 373).

2146

Ibid (Т. II. С. 374).

Метафизические и трансцендентные положения, отвергнутые Ренувье, благодаря принятому им решению, таковы: реальность пространства и времени, вечность мира и явлений, абсолютный детерминизм, учение об антиномиях [2147] . Взамен их он выдвинул идеальность пространства и времени, первоначало явлений, свободу [2148] , относительность и устранил антиномии. Освободившись, таким образом, от «трех идолов», которые взятые вместе «служат предметом своего рода метафизического культа» (реальная бесконечность, субстанция и абсолютная солидарность последовательного ряда явлений), и пользуясь, кроме того, кантианской теорией познания, Ренувье предохранил себя от опасности и со стороны наивной метафизики, и со стороны эмпиризма, обыкновенно не менее наивного. Мы знаем также, что он сохранил от кантианства постулаты, приспособив их к своему феноменализму. По вопросу о бытии Божием ему казалось сначала бесполезным выбирать между множеством и первоначальным единством. Но в последнее время ход его мысли был таков (он сам отмечает это на страницах, излагающих историю его идей), что ему пришлось сделать выбор и высказаться в пользу единства [2149] .

2147

Ibid (T. II. C. 375–376).

2148

С удивительной добросовестностью Ренувье признается, что здесь «его обращение было медленнее, мучительнее и в то же время явилось результатом постороннего влияния, а не оригинального развития его мысли». Esquisse d’une classification (Т. II. C. 380). См. с. 381–383, где он говорит об этом влиянии; это влияние Лекье – «друга, которому я обязан своим обращением к свободной воле» (С. 398).

2149

Я уже указывал место, где он приводит свои доводы. Ibid (T. II. С. 399).

Мы видели, что в построении своей системы философ повинуется двоякой потребности – моральной и логической. Но логическая потребность стоит на первом плане и решает будущее этой философии. В тот день, когда Ренувье поставил перед собой вопрос о бесконечном числе как о реальности, в тот день, когда он «после многих колебаний и бесплодных попыток в построении систем почувствовал необходимость сделать выбор между теорией, допускающей бесконечное как in abstracto, так и in concreto… и теорией познания и бытия, совершенно свободной от утверждений, ведущих к признанию реального существования количественно-бесконечного», – Ренувье принял решение, «поведшее его очень далеко, к результатам, которых он не предвидел или едва предчувствовал» [2150] . Но это решение он принял только потому, что «обязательно хотел быть логичным» [2151] . Равным образом, когда под влиянием Лекье он покончил с долгими колебаниями и остановился на свободе для объяснения явлений, то и в этом случае, по его собственным замечательным словам, он «бежал от противоречия и подчинился логике» [2152] .

2150

Esquisse d’une classification (T. II. C. 373).

2151

«В этом, говорит он, моя единственная заслуга, если только согласятся признать ее за мной». Ibid (T. II. С. 372).

2152

Ibid (Т. II. С. 383).