Идолопоклонница
Шрифт:
От несказанного счастья и в то же время смертной тоски в Женькиных глазах сверкнули слезы. Городинский нежно поцеловал ее в губы, потом осыпал поцелуями щеки, следа не оставляя от соленой влаги:
— Родная моя, любимая моя! Выручай! Только на тебя могу положиться, тебе одной доверяю! Ты одна можешь меня спасти!
В эту минуту Женя готова была умереть ради него. Все, что угодно готова была сделать за одни эти слова: 'родная, любимая, только ты'! Но Зимин…
— Мне больно, малыш. Если бы ты только знала, как мне больно! Я ведь так люблю тебя! Мне непереносима сама мысль, что он будет касаться твоего тела… Но это единственный выход, поверь мне, и мы с тобой бессильны что-либо изменить. Произошло то, что произошло, и теперь у нас нет другого выхода. Ты должна это сделать. Ради меня. Ради нас с тобой. Потому что иначе от меня не останется даже мокрого места. Ты должна. Если ты меня любишь, ты поможешь мне…
— Но, Дима, — слабо возразила Женя.
Слишком слабо…
— Не надо 'Но', родная моя, не надо. Не думай об этом, просто сделай, не думая. Женечка, любимая моя, родная моя! Наши с тобой жизни, наши судьбы сейчас в твоих руках. Только от тебя зависит, сможем ли мы остаться вместе. Сможем ли и дальше встречаться так же, как сегодня? Сможем ли снова любить друг друга, дарить друг другу наслаждение? Только тебе решать, родная моя! О, если бы ты знала, как я хочу быть с тобой! Но если Зимин расскажет о нас с тобой Алине… Мы пропали. Понимаешь? Если она узнает — больше ничего не будет. Потому что или она приставит ко мне охрану — с нее станется, я ее знаю. Или закроет мне доступ к сцене. А я без сцены — не я. Я умру. Я не смогу прожить без славы. Решай, детка. Если ты меня любишь — ты сделаешь это. И мы снова будем счастливы.
Городинский вновь принялся осыпать Женю поцелуями, на сей раз не ограничившись лицом. Хорошо, что окна в машине были затемнены, и снаружи невозможно было увидеть, чем занимается парочка внутри. Дима ласкал ее так неистово, так жадно, словно прощался с нею. Словно это и в самом деле была их последняя встреча, как будто через несколько часов, а быть может и минут, они оба, или хотя бы один из них могли умереть… Его руки безапелляционно стянули с Женьки плащ и блузку, едва не оторвав все пуговицы одним махом. Женька осталась лишь в узкой юбке — бюстгальтер не одела, ведь думала лишь проводить Диму до машины. Городинский с жадностью припал к ее груди, ухватил сосок губами, ласкал языком, одновременно рукой теребя второй. У Женьки аж дух захватило — никогда еще он не делал ничего подобного, обычно всего лишь предоставлял ей возможность ласкать себя, любимого, а тут словно на самом деле решил продемонстрировать ей всю свою любовь. Вторая рука его скользнула вниз, под юбку. И Женя пожалела — зачем она надела именно эту, чрезвычайно узкую юбку?! Да, конечно, она ее необыкновенно стройнит, но насколько удобнее сейчас было бы в свободной, расклешенной юбке. А еще лучше — вообще без нее… И без ничего… Хорошо хоть колготки не успела надеть… Вот уже его жадные пальцы отодвинули чуть в сторону стрейчевую ткань трусиков, коснулись горячего Женькиного тела. Она охнула, выгнулась, подалась навстречу его пальцам, но тут Дима, едва прикоснувшись, словно бы лишь заглянув пальчиком в тайные ее глубины, вдруг резко вытянул руку обратно и воззрился на часы. Часы, часы, проклятые часы, — чертыхнулась про себя Женя. Вечно они мешают!
— Ну вот и все, — трагическим голосом констатировал Городинский. — Срок ультиматума истек. Через две минуты или я стану узником Алины, или мир забудет Дмитрия Городинского. В любом случае вместе нам уже не быть. Прощай, любимая. Я очень рад, что ты была в моей жизни. Спасибо за всё.
И вновь уставился в окно, словно не желая видеть, как Женька смущенно приводит себя в порядок.
И от этого 'прощай', от этого 'спасибо за всё' в Женькиной душе все оборвалось. Нет же, нет, почему 'прощай'? Не надо, миленький, зачем 'прощай'?!
— Димочка… Не надо… Почему?.. Это судьба. Понимаешь, это судьба. Просто пришло время. Ты должен с ней расстаться. Да, будет нелегко, но мы переживем, мы же будем вместе, правда? Мы же всегда будем вместе! И мы справимся, мы вдвоем справимся с любыми проблемами! И без сцены можно жить, миленький! Только не надо отчаиваться! Ничего, мы и без нее справимся. В конце концов, кто такая Алина Петракова? И кто такой Дмитрий Городинский? Есть разница?! Даже две больших, как говорят в славном городе Одессе. Народ тебя любит, Димочка, и с этим никакая Алина ничего не сможет поделать! Ей тебя не одолеть! Все будет хорошо, Димочка, я тебе обещаю! Ведь это судьба!
— Да, — решительно согласился с нею Городинский. — Это и правда судьба. Сама судьба дала нам шанс проверить нашу любовь. Я готов. Я готов пожертвовать одним-единственным разочком, если после этого мы сможем спокойно встречаться, как раньше. Если понадобится — пожертвую снова. И буду жертвовать столько, сколько нужно. Потому что я тебя люблю. Только из любви к тебе я готов тобою жертвовать, из любви, понимаешь? Не к Алине — к тебе! Я никогда не упрекну тебя в этом, клянусь! Ни словом, ни взглядом не упрекну. Потому что буду знать, что ты сделала это сугубо ради нас, ради нашей любви. Ради меня, наконец. Сама судьба хочет испытать нашу любовь. И я готов к этому испытанию. А готова ли к нему ты? А что, если ты меня не любишь? Может, ты точно такая же поклонница Дмитрия Городинского, как и миллионы других? И тогда я в тебе ошибся? Я должен точно знать, что ты меня любишь. Потому что только тогда я смогу
предпринимать какие-то шаги для того, чтобы мы с тобой всегда были вместе. Всегда, понимаешь? Не время от времени, не украдкой, не в дурацкой кепке в крошечной квартирке. А всегда. В открытую. В шикарном загородном особняке, который я выстрою для нас с тобой, для наших детей. Но сначала я должен убедиться в твоей любви. Потому что извини — менять шило на мыло я не намерен, у меня уже есть Алина. Та мне по крайней мере беспроблемный доступ на все каналы обеспечивает. А ты? Знаешь, милая, просто так покувыркаться со мной в постели может любая — каждой хочется прикоснуться к звездному телу. Но я ведь не могу ради каждой создавать себе сумасшедшие проблемы из-за развода с Алиной?! Нет, не ради каждой я готов рисковать. Только ради той, которая любит меня больше себя, больше собственной жизни, больше дурацких своих принципов. Только убедившись в такой любви, не на словах убедившись, на деле — только тогда я всерьез могу думать о разводе с Алиной. Потому что один раз я уже ошибся, уже обжегся. И менять шило на мыло не собираюсь. Мне нужна та, которая ради меня не задумываясь пойдет на что угодно, не задавая себе дурацких вопросов: а как это будет выглядеть со стороны? Какая разница, как это будет выглядеть, если это делается ради блага любимого человека?! И видит Бог — я был готов к этому испытанию. Ты думаешь, мне легко думать, что этот мерзавец будет лапать тебя, самую любимую, самую нежную? Но я готов пойти на эту жертву ради нашего будущего. Я на все готов, но ты, видимо, не готова. Прости, что я предложил тебе это. Я очень сильно ошибся. Просто я думал, что ты меня любишь…Женя под его обличительной тирадой сжалась в комочек. Как же так получилось, что он, предложив ей такую мерзость, еще и обвиняет ее в том, что она его недостаточно сильно любит?
— Но Дима, — слабо возразила она. — Если ты готов с ней развестись — в чем тогда вообще проблема? Разведись и мы всегда будем вместе.
Городинский жестоко усмехнулся:
— Во-первых, это не так быстро делается, дорогая. Я не могу вот так сразу прийти домой и заявить Алине о разводе. Мне придется готовиться к этому несколько месяцев. Потому что иначе мне придется уйти от нее голым и босым, без копейки денег и с похороненной карьерой. Это очень длительный процесс. Но, как я уже говорил, на него я могу решиться только ради той, которая любит меня больше всего на свете. Ты, как я понял, ею не являешься. Я для тебя всего лишь конфетка в красивой обертке, вот и все. Ты всего лишь собирательница фантиков, как и остальные. А я думал, что ты меня действительно любишь…
Женя заплакала. Только уже не от счастья, а от горя. От того, что счастье, которое казалось таким близким, в эту самую минуту безвозвратно ускользало из ее рук. От того, что Дима не верил в ее любовь. И от того, что доказать ему свою любовь она могла только самым ужасным, варварским, извращенным способом.
— Димочка… Пожалуйста, не говори так… Ты же знаешь, я люблю тебя…
Городинский жестоко ее прервал:
— Это лишь слова. Сказать 'люблю' проще простого. До поры до времени я верил твоим словам. Я целый год мчался к тебе, едва распаковав чемоданы. Я ведь ни о ком думать не мог, кроме тебя. Я думал, ты настоящая. А ты… А ты оказалась такая же, как все. Прощай, я уезжаю.
И весьма красноречиво открыл дверцу машины, перегнувшись через Женю.
Поняв, что это действительно конец, Женька вцепилась в его локоть мертвой хваткой. Нет, нет, Димочка, только не уезжай, только не покидай! Но сказать ничего не могла. Только смотрела на него выпученными от ужаса глазами, и цеплялась за руку.
Городинский попытался освободиться от ее руки. Впрочем, не слишком активно. Зато сказал, весьма убедительно изобразив надрыв в голосе и во взгляде — артист!
— Хватит, Женя, хватит. Ты делаешь только еще больнее нам обоим. Хватит, прощай. Мы ошиблись. Я ошибся. Прощай.
И тогда Женя, не соображая, что творит, прижалась к его руке, словно в последнем порыве, и запричитала:
— Нет, нет, миленький, не надо! Димочка, я все сделаю! Ради тебя! Я докажу! Миленький, не надо…
Словно пьяная, шла Женя домой. Ничего не видя и не слыша вокруг, поднялась на третий этаж старой хрущевки. Словно чужой рукой нажала на звонок Катиной квартиры.
— Позови Олега, — прошептала еле слышно, лишь только та открыла дверь.
— Женька! Господи, что случилось? — заволновалась та. — Ты же вся белая, как полотно!
— Кать, пожалуйста, позови брата.
— Зачем? — удивилась та. — Зачем тебе мой Олег?
Женя не успела ответить. Да и вряд ли вообще ответила бы. Так и стояла бы под дверью, так и повторяла бы без конца: 'Позови брата'. Да тот сам вышел, может быть, услышав свое имя. Ничего не стал спрашивать, только взглянул на Женьку вопросительно. А та, отведя взгляд в сторону, не смея посмотреть ни на Катю, ни на Олега, прошептала:
— Пожалуйста, зайдите ко мне. Пожалуйста…
Олег решительно задвинул сестру обратно в квартиру и захлопнул дверь, оставшись вместе с Женей на площадке. Та, словно робот, открыла дверь своей квартиры и прошла, не оглядываясь, уверенная, что гость последует за нею.