Идолы

В главном ангаре мы смешиваемся с толпой мужчин, стремительно открывающих ящики с амуницией и вооружающихся до зубов. Ро хватает патронташ, и я повторяю его движение, надевая на себя такой же. Как будто с рождения знала, как поступать с патронташем.

Лукас и Тима без слов делают то же самое. Вокруг царит отчаянный шум, хотя вроде бы никто ничего не говорит. Сирены все равно заглушат любые слова.

Перед нами появляется Епископ:

— Вы в порядке? Все вы?

Он окидывает нас взглядом, пересчитывая. Девчонка-грасс, Горячая Голова, Пуговица, Трусиха. Более или менее в порядке. Мне не нужно заглядывать в его сознание, чтобы убедиться в этом.

Однако времени нет, и Епископ быстро говорит:

— Туннели разрушены. Каким-то образом. Разведчики никого не видели, так что я не знаю в точности, что происходит, но мы должны поспешить. Центральный коридор оседает. Если он обрушится, мы через несколько минут окажемся отрезанными от внешнего мира.

Комната вокруг меня вздрагивает, с потолка летят куски камня. Я отгоняю панику и кричу сквозь общий шум:

— А они могут вот такое сделать? Отряд симпов?

— Нет. Никто на Земле такого не может. — Епископ наклоняется ко мне и слегка понижает голос: — Ты понимаешь, о чем я, Долория?

Нет. Я не понимаю. Я не хочу понимать. Я хочу, чтобы все вернулось обратно, чтобы нашими врагами были всего лишь люди.

— Это Безликие, — говорит Лукас. — Иконы. Они растут. Мы ведь уже такое видели, пусть и не здесь.

— Нет! — Ро в бешенстве взмахивает пистолетом. Но стрелять не в кого и не во что. — Я этого не допущу!

— Посмотри туда.

Епископ показывает на потолок пещеры над нами, и я вижу нечто черное и острое, высунувшееся в щель между камнями. Дождь обломков летит вниз каждый раз, когда один из новых угловатых корешков пробивает потолок. Лукасу явно нехорошо.

Тима пристально смотрит на корни:

— Да, верно, это Иконы. Мы ведь и раньше думали, что они соединяются между собой под землей. А теперь знаем точно.

Епископ кивает:

— Похоже на то, что они разрастаются. Как будто что-то ищут. — Ему незачем продолжать, но он все-таки говорит: — Как будто корни, которые тянутся к воде. Или к вам. Может быть, эта штука пришла сюда за вами.

— Это невозможно, — качает головой Тима.

— Нет. Нет, нет, нет! — бормочет Ро.

Он направляет пистолет на ближайший черный корешок и спускает курок, и мы все пригибаемся. Гром выстрела разносится вокруг, летит пыль.

Ро подходит к корню, но тот невредим. Конечно невредим, думаю я, вспоминая тот мощный взрыв, который понадобился, чтобы разрушить первую Икону.

— Это бесполезно. Они везде. Ползут из земли, — говорит Епископ. — Они в стенах вокруг нас. В самой земле. Эта штука растет, она к чему-то тянется, и гора разрушается.

Лукас поворачивается ко мне:

— Дол, ты должна в этом разобраться, ради нас. Почему это… Почему они преследуют нас? Что ты улавливаешь?

Лукас протягивает ко мне руку. Я смотрю на него, потом на Ро, и тот неохотно кивает.

Ро знает меня лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше, чем Лукас. И меня, и то, что я могу сделать.

— Пуговица прав. Тебе нужно просто впустить это в себя. Уверен, ты можешь ощутить, что бы оно ни делало. Мы должны знать.

Ро говорит тихо, его тон звучит почти утешающе. Если не считать смысла того, о чем он меня просит. Лукас бросает на Ро бешеный взгляд, и даже Тима кажется испуганной.

— Я не хочу этого делать, Ро. Я боюсь.

Обычно моя сила не пугает меня, но на этот раз все иначе. Чем бы ни была эта штука в горе, я не хочу ее ощущать. Я не хочу прикасаться к ней. Даже мысленно.

Перевожу взгляд с Ро на Лукаса. Вижу боль в глазах Лукаса. Ему неприятно, что Ро продолжает на меня влиять, тем более в такой момент.

И не просто влиять.

Я не могу изменить историю. Я не могу изменить истину. И я не могу помешать Ро влиять на меня.

В особенности сейчас.

Они все зависят от меня. Я против растущей, распространяющейся Иконы. Только не снова. Я не могу сделать это еще раз. Но у них нет ничего, кроме меня.

И потому, когда Ро протягивает мне руку, я ее принимаю. Тепло вливается в мое тело, растекаясь вверх.

Потом я протягиваю вторую руку Лукасу.

Он колеблется. А я — нет.

— Пожалуйста, Лукас. Мне нужно… Мне нужны вы оба. Моих собственных сил недостаточно. Только не тогда, когда мир вокруг рушится.

Я чувствую, как Лукас смягчается, он берет мою руку и целует ее. В ту секунду, когда его губы касаются моих пальцев, я ощущаю Лукаса. Он здесь, рядом, всем своим существом, точно так же, как Ро, и пламя его настолько же ровное, насколько безумен огонь Ро; пламя, которое согревает, вместо огня, который сжигает.

Я нуждаюсь в них обоих. И всегда буду любить их обоих.

И вот я тянусь мыслью, оставляя позади людские сердца, пока наконец не нахожу путь сквозь хаос внутри горы к хаосу вне ее — к тому, что осталось в темноте. Я проталкиваюсь все дальше и дальше, все глубже и глубже, потому что могу это сделать.

Потому что я не одна в этой тьме.

Это совершенно ясно — идеально, болезненно ясно, — и хотя я не желаю этого говорить или верить в это, я верю.

Я тебя ощущаю, говорит тот самый голос.

Нулл. Таково имя голоса из моего сна, так он себя называл. И именно этот голос я слышу сейчас.

То же самое слово, что было на уме у Фортиса, когда его уводили Лорды.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я вслух.

Я вижу, как остальные растерянно смотрят на меня. Но у меня нет времени на объяснения. Вместо этого я закрываю глаза и сосредоточиваюсь на голосе.

Ты по-прежнему образец красоты. То, как бьется твое сердце, — это как шар пульсирующего газа. То, как течет твоя кровь, — это как река.

— Почему ты нас преследуешь? В чем причина? Просто скажи мне. Ты не должен этого делать!

Я кричу, я знаю, что кричу, но не могу сдержаться. Я не хочу связываться с этой штукой мысленно. Я хочу просто использовать свой голос.

Мне кажется, что так безопаснее, даже если на самом деле все иначе. И только в этот момент я осознаю, насколько испугана.

Нет, это ты просто скажи мне, говорит голос. Почему это так? В тебе все растет, ты растешь, рядом с тобой все растет. Растет, и меняется, и умирает. Ты есть движение, и скорость, и развитие, и распад. Ты есть вселенная во всех ее измерениях и масштабах.