Идти туда, где ты

– Разумеется, возьмешься, - проговорил Никита, не отвлекаясь от еды. – Даже если бы тебе прислали предложение строить сарай – ты бы взялась. Потому что мама у нас очень трудолюбивая, да, Сонь?

Светлый кудрявый хвост подпрыгнул, а любознательный серый взгляд метнулся от отца к матери. Потом по Сонькиному лицу расползлась улыбка. И девочка со знанием дела и легким акцентом ответила:

– А у нас на редкость работоспособная семья.

– О как! – хохотнул Логинов, подняв палец кверху. – Слыхала, Алис?

– Ну вот чего вы? – надув губы, деланно обиделась Алиса. – Что мне дома-то делать?

– Действительно нечего, - теперь ей показалось, что вместе со словами из него брызжет яд. Это он временами практиковал. Не так чтобы часто, но случалось. Воспитывал, пусть и таким странным методом.

Их молчаливая война длилась уже давно. Логинов хотел еще одного ребенка. Причем Алисе иногда приходило в голову, что именно для того, чтобы запереть ее дома. Вместе с тем теперь уже об этом почти никогда не упоминалось вслух. Он отстал, причем практически по всем статьям, хотя это и не умаляло степени его ядовитости.

Некоторое время Никита смотрел на свою чашку, а потом, видимо, решившись на запрещенный прием, сменил тему на еще более болезненную:

– Кстати, с Испанией я все решил окончательно. Софью ждут пятнадцатого июля. Можно начинать думать, что брать с собой.

Сонька хлопнула в ладоши и едва не уронила и ложку, и киндл. Полтора месяца в языковом лагере тоже было ее мечтой. Уж что-что, а откупаться с шиком Логинов умел. Главное не упоминалось – Алиса полтора месяца летом будет лишена общения с дочерью.

– Придумается, еще время есть, - подмигнула она Соне, пропустив очередной намек мужа на ее легкомысленность. – Что мне только с твоими Ахатинскими делать?

Так Алиса в шутку звала двух улиток, которыми увлеченно занималась дочь. Несколько месяцев назад третья погибла при невыясненных обстоятельствах, после чего Соня категорически запретила кому-либо не только кормить их, но даже менять воду или мыть аквариум.

– Не вздумай их трогать! – воскликнула дочь. – Если их не кормить – впадут себе в спячку и продрыхнут до моего возвращения!

– Господи, откуда только такие познания? – поморщился Логинов.

– Из интернета, - сообщила Сонька.

– Можем попросить Лену включать им колыбельные, - развеселилась Алиса и посмотрела на Никиту. – А может, и сами в Испанию. В отпуск, а?

– И новый контракт побоку? – деланно изумился тот.

– Аллилуйя интернету!

– Ну да, конечно. Там ты тоже будешь сутками торчать за ноутбуком. Спасибо, на это я и здесь полюбоваться могу, - мрачно сообщил он, встал из-за стола, бросил салфетку и отправил тарелку в мойку. – Буду сегодня поздно. К ужину ждать не стоит.

– А когда ты был не поздно? – сдавшись, вздохнула Алиса.

– Ну меня же здесь все равно не особенно ждут, - пожал он плечами, развернулся и покинул помещение.

Десятью минутами позднее хлопнула входная дверь. Логинов вышел на улицу и перевел дыхание.

Так было не всегда. Когда-то она в нем нуждалась. И когда-то старалась создать хоть видимость того, что он что-то для нее значит. Что есть между ними нечто большее, чем благодарность. Кажется, это было в прошлой жизни. И в итоге вытеснилось учебой, работой, ребенком. Смешно. Если бы не Сонька, никакого брака вообще не случилось бы. Но именно Сонька каждый день отнимала у него Алису.

В горе у них получилось. В радости – совсем никак.

Но двенадцать лет жизни не выбросишь, даже если почти ничего уже не осталось.

Нет, он любил ее. Они могли быть очень счастливы вместе, если бы только его любовь могла хоть что-нибудь изменить. Стоило отдать Алисе должное. Из нее вышла хорошая жена, которая и в постели оставалась именно женой, не любовницей. В каждом ее жесте, каждом движении, каждом поцелуе он неизменно чувствовал готовность, благодарность и… неизбежность совершаемого. Дурацкое слово, не передающее в полной мере того, что он ощущал. Она не любила. Была страстной, нежной, любопытной, увлеченной. Но ни минуты его не любила. Лишь поддерживала в том, чего он хотел и к чему стремился. В конце концов, ей тоже нужен секс. И едва ли она склонна идти за ним куда-то из дома.

Если бы он мог забыть, с чего все началось, забыл бы с большой охотой. Чтобы все было с чистого листа. Чтобы без прошлого. Чтобы хотя бы не знать, как выглядит его жена, когда она по-настоящему счастлива.

Но и это тоже невозможно.

Память услужливо стирала тот день, когда Алиса пришла к нему – он не помнил ее лица, не помнил, что чувствовал, что она говорила. Только отрывками.

Ее у двери в большом берете.

Как двигались ее губы, когда она произносила какие-то слова.

Себя, когда разбил стакан, не удержав его в дрожащей руке.

И собственный вскрик: «Живая!»

Он был отчаянно влюблен тогда. Сильнее, чем когда бы то ни было в жизни. И все, что было потом – росло снежным комом на тот далекий день.

Иногда Логинов спрашивал себя: пришла бы она к нему, если бы не необходимость. И думал, что, скорее всего, Алиса и не вспомнила бы о нем. Но ей действительно нужна была помощь.

Когда первые объяснения стихли, а его изодранные нервы постепенно стали настраиваться на нормальное функционирование, он, наконец, понял, что она от него хочет. И это вызвало дурацкую умильную улыбку на лице:

«Польша? Почему Польша? У тебя же мать здесь, Алис».

«Мамы больше нет, - совсем бесцветно ответила она. – Здесь никого больше нет».

«Как нет?! – встрепенулся Логинов, пытаясь поймать ее взгляд – не должно быть в этот день горя. – Когда это… когда?»

«У нее давно сердце было… - она посмотрела на Никиту, пытаясь объяснить то, что не могла сказать словами. – А пока я в больнице… Она так и не узнала, что я рюкзак под своим сиденьем забыла спросонок. Ей и сообщили».

«Черт… прости…»

Он замолчал. Молчал долго. Смотрел на Алису и никак не мог понять, что делать дальше. Вместо всего важного, о чем она просила, в голове навязчиво вертелась странная, пугающая и такая манящая мысль, что теперь она у него, что только он знает, что это может быть началом уже их – общего, на двоих. Нет, еще не строил планов. Боялся. Но для чего-то же она выжила. Для чего-то пришла к нему.

Тая принесла чаю и бутерброды. Потом он уговорил Алису перекусить, будто оттягивал время. И глядя, как она ест, раз за разом прокручивал все рассказанное ею. Почему он так просто поверил, когда узнал о ее гибели? Почему не начал проверять? Почему не удостоверился?