Иду на вы

Место, для переправы пригодное, Свенальд заприметил загодя. Минувшей же ночью велел семерым лучникам, переплыв скрытно реку, засесть в лесу напротив Малых врат Искоростеня. Остальные ратники, той порою, затемно расшатали рожны вокруг стана так, чтобы земля их боле не держала, да связали по три вместе. Издалека и не заметишь, что не тын уже нурманский стан ограждает, но стоящие торчком салики[112].

Наутро воевода, подобно прочим своим людям, облачился в броню. Зато пятеро самых юных воев наоборот, не только кольчуги скинули, но и рубахи тож. Да и оружие оставили. Им ворогов не разить, их дело - как настанет срок, скоро вплавь добраться до другого берега, да протянув за собой верёвки, перекинуть их через реку.

Срок настал, как побагровело небо на закате.

Сперва за рекою, где стояла киевская дружина, задымились костры, и воевода велел всем изготовиться. Ждали теперь уж не долго, не успели утомиться. Вскоре, будто искры от тех костров, взметнулись ввысь огоньки и понеслись к Искоростеню. То отпущенные киевлянами птицы с горящей паклей на лапах возвращались домой.

Свенальд тогда гаркнул зычно, призывая Одина, и по слову его, пятеро пловцов кинулись в реку. Да этак резво, что не успели ещё последние птахи залететь за городской тын, а они уж вылезли на другом берегу.

Туго, будто тетивы на луках, натянулись над рекою верёвки - четыре крепких, пеньковых, а одна похуже, связанная накануне из кожаных поясов, да холщёвых рубах.

Прочие ратники только того и ждали. Кто вдвоём, кто втроем повыдёргивали нурманы из земли увязанные прежде в салики рожны, и добежав до переправы опустили их в воду.

Салик - худой плот, ненадёжный. Стоя на нём, ноги замочишь, а сидя - зад. Однако ж, всяк нурман из хирда - варяг, а варяга мокрым гузном не устрашишь. Оседлав узкие плоты, будто коней, принялись переправляться, перебирая руками по верёвкам. Один за одним, по пять плотов вряд. Сидели пригнувшись, да закинув щиты за спину. Со стен Искоростеня, что стоял в стороне от переправы, не всякая стрела долетит. А какая долетит, та в щит вонзится, либо от шлема отскочит.

Первые пять плотов другого берега без потерь достигли, но затем худая вязанная верёвка оборвалась, и два салика с пятью воинами понесло потоком мимо городского тына. Из этих нурманов никто не выжил. Одних утянули на дно кольчуги, а прочих, опрокинутых с плотов на первом же перекате, побили стрелами древляне.

Однако, остальные ратники переправиться сумели. Первые же, как выбрались на сушу, перетянули щиты на руки, и выставив вперед тяжёлые нурманские рогатины, встали плотным строем. Багровое небо, отражаясь, окровавило серые шлемы и такие же серые глаза воинов, что зло и весело взирали из-за железных личин. Ясени битвы радостно чуяли сечу. Почуяли поживу и милые Одину птицы - стаи воронья уже поднялись из чащи. Нынче Отец дружин останется доволен!

С каждым новым саликом ширился крепкий нурманский строй. А когда последние плоты уткнулись в берег, в Искоростене загудело тревожным набатом городское било. Чуть погодя, вторя медному гулу, запели и рога княжей дружины.

Скалились по-волчьи нурманы. Оскалился, вытянув меч из ножен, их ярл, какой переправился вместе с остальными. Один Спегги не улыбался. Горбун, опираясь по своему обычаю на секиру, стоял позади строя и глядел вокруг едва ли не со скукою. Он давно не радовался битвам, как не верил в Богов. Ну и пусть его!

Свенальд оглянулся на миг назад. Туда, где над лесом кружили грузные тени. Может воронов, а может и валькирий. В сумерках разве разберёшь?

* * *

Кони древлянской дружины, все взнузданные, под сёдлами, стояли вряд у коновязи на княжем дворе. Чуяли тревогу, но учёные, виду не казали. Лишь переминались с ноги на ногу, да изредка фыркали негромко.

Так же негромко, степенно вели меж собою речи их седоки.

Гридни ожидали, ещё до полудня рассевшись за столом в княжих хоромах. Сидели сняв шлемы, но не глядя на жару, оставались в бронях и при оружии.

И князь, даром что обычно бронь не жаловал, ныне облачился для сечи - в кольчугу с бронзовым нагрудником и бронзовые же наручи. Лишь меча со щитом по-прежнему не взял. Вместо них - чекан с кожаным шнуром на топорище, да под левую руку кинжал царьградской ковки - с узким клинком и перекрестием у рукояти. Таким и вражий удар отвести можно, и бронь пронзить.

На столе теперь стоял только жбан с квасом, в каком плавали два берёзовых ковша - подходи да пей, коли есть охота, а иных угощений не сыскать.

Ратники, по утру ещё, за скудной трапезой отведали хлеба да рыбы, и с той поры ничего боле не ели. Ежели в поле сытым выйдешь, то сытым и сгинешь. В набитое брюхо всякая рана - верная погибель.

Да, и на квасок не больно-то налегали. Рубахи под кольчугами и без того уж от пота взмокли. Ожидание же коротали за речами. Славою ратной друг перед другом не бахвалились - чай, не юнцы из молодшей дружины - а говорили о лошадях, да о бабах, да о том, кто чем на старости жить станет. Коли доживёт до старости-то...

О киевлянах же, что стояли за тыном, ни единым словом не обмолвились. Прежде уже все сказано, что попусту гадать? Ныне всё само так ли, иначе ли, а разрешится.

И разрешилось.

Как послышался голос била, то враз утихли праздные речи. Гридни не всполошились. Без сутолоки, но скоро, воли княжей не дожидаясь, поспешили наружу. Мал, надевая на ходу украшенный золотой насечкой шлем с личиной и бармицей, со всеми вместе.

Только покинули палаты, а от Малых врат затрубили рога, и тут же, забежали на двор, едва не столкнувшись друг с дружкой, княжий отрок и воевода Ставр.

– Беда, княже!..-начал было, не отдышавшись, Ставр, да осёкся, увидав что Мал с гриднями и без того стоят задрав головы.

Закат ещё не догорел, а небо будто бы уже украсилось звёздами. И те, словно догадавшись, что показались до срока, срывались и падали. Да все в Искоростень.

– Ох, Ольга!-не вымолвил, но простонал, опустив чело, князь.

Стоял ни на кого не гляди, не слыша ничего, покуда Вышата не встряхнул его за руку.

– Очнись, княже! Выслушай,что отрок молвит!

Тогда только Мал услыхал, наконец юного ратника:

– Нурманы переправились! Стоят на полёт стрелы, а на приступ не идут покуда.

– И не пойдут,-устало отозвался князь.-Почто? Ждут когда мы сами к ним в одном исподнем из огня выскочим. Вот что,-Мал положил руку на плечо воеводе,-собирай ополчение, строй да выводи в поле за Большие врата. Покуда Свенальд с другого края стоит, ударим по Ольге. Одолеем полян, глядишь и с нурманами после управимся.

Ставр, покачав головой, ответил тихо, но твёрдо:

– Нет, княже. Речешь ты верно, однако ныне не послушают меня люди. Ополченцы - не дружинники, у них во граде жёны да дети, они теперь их вызволять кинутся. Всяк своих. Да, чего там, поди-тка уже стены оставили! Не собрать мне их теперь.