Иду на вы

Воевода махнул рукой.

– Воля твоя, княже.

– Ладно. Я для чего тебя звал. Не верю я Ольге, коварства опасаюсь. Завтра, ты в посольство не езди, но оставайся во граде, да вели ополчению всему при оружии и в бронях быть. Дозоры на стенах удвой и ко вратам ещё десяток выстави. Я младшую дружину пошлю Малые врата стеречь, а гридней всех у себя на дворе держать стану. Так и станем дожидаться, покуда киевляне прочь не уйдут. Сделаешь ли, как велю?

– Всё сделаю, княже,-поклонился воевода и покинул гридницу.

Князь остался сидеть подперев чело ладонями. Может, так молча и до зари просидел, да Вышата подал голос.

– Поздно уж,-прохрипел он.-Не кликнуть ли постельничего?

– Не видать мне ныне покоя,-откликнулся Мал не оборачиваясь.-Муторно. Проси, лучше, мёду подать. Может тогда усну.

Гридень покачал головою, но ослушаться не посмел, лишь в дверях упрекнул, всё же, князя:

– Не та пора, ныне, чтоб медами упиваться.

Мал в ответ лишь улыбнулся невесело.

ГЛАВА X

Покидая стан, Ольга велела сына брать с собою. Иначе нельзя, место князя - с дружиной! А кабы и желала поберечь, так всё едино присмотреть за ним в опустевшем стане было уж некому. Все за реку ушли, и на изрытом землянками холме остались только двое хворых воев, знахарь при них, да ещё девка Чаруша.

Нурманы, правда, чтоб не тревожить древлян, сидели до срока на месте, но и тем, по замыслу, как настанет пора, должно будет скоро переправиться, да закрыть путь из града через Малые врата. К тому ж, Свенальду Ольга сына б не доверила. Что воевода стол Киевский под своё седалище примеряет княгиня ведала. Однако ж и она, и Свенальд разумели - усидеть в Киеве самому ему не под силу, но вот пестуном при юном Рюриковиче, подобно Олегу Вещему, может и выйти.

К чему понапрасну искушать воеводу? С полянской дружиной и Святославу безопасней, и княгине покойней. Княжичу же, как давно заприметила Ольга, во всякое время было милее среди воев, чем в княжих хоромах.

Перейдя реку, да став под Искоростенем, шатров разбивать не стали. Два только поставили: один поодаль для послов, а другой, тоже невеликий, для самой княгини. Святослав, однако ночевал не с матерью, но у костра вместе с дядькой, на конской попоне меж простых ратников. А, к исходу второго дня, притомясь, уснул сидя перед Осмудом на широкой луке, уткнувшись челом в конскую гриву.

Низкорослый но крепкий, пегий нурманский конь стоял смирно, однако ж дядька, всё одно, обеими руками крепко придерживал мальца. Придерживал не глядя, по привычке - уж больно непоседлив княжич. И взором и думами был Осмуд подале - там, где за облачёнными в брони десятками киевской дружины высился на валу дубовый тын Искоростеня. Неприступный доселе. Таким, видать, и останется.

На стене, да промеж зубцов надвратной башни виднелись головы ополченцев. Иные покрытые железными шеломами, но боле в кожаных, а то, и вовсе, холщёвых шапках, какие устоят ещё против стрелы, однако от меча, либо секиры нипочём не спасут.

Лиц древлян Осмуд разобрать не мог, но и без того ведал, что с тревогою да опаской следят они за вражьей ратью.

Дань, какую намедни испросила Ольга, древляне привезли ещё до полудня. И столь много оказалась изловленных в Искоростене птиц, что усаженные в берестяные туеса, уместились они аж на трёх возах.

Теперь, по уговору, Ольга должна была б увести войско, да только не спешила уходить киевская княгиня. Ратники её, правда, собрали шатры, но покуда оставались стоять на прежнем месте. Да ещё и костры позади себя запалили, а почто неведомо - из града приметно лишь как дымы курятся, но всё одно, тревожно.

Осмуд ведал почто. Не напрасно тревожились древляне.

В подвешенных над огнём котелках грелся, и начинал уже смрадно парить, густой берёзовый дёготь. В него, как закипит, ратники изготовились окунать сплетённые из пакли косицы, какими загодя запаслись, распотрошив прошлой ночью одну стёганную бронь.

Дёготь во всяком походе потребен. В баньку-то не сходишь, а древесное масло вошь изведёт. Оводов да мошку им тоже отпугнуть можно. Поршни[111] да сапоги смазать, чтобы воду не пускали, оси на возах, чтоб не скрипели, копыта да ноги коням от лишая. А уж от гнили в ранах дёготь - первое дело. Всяк бывалый ратник скажет, что в битве едва ли поболе воев гибнет, чем после сечи от гнилых ран. И не счесть сколь животов дёготь спас.

Ныне, однако, ему не спасать, но губить животы людские уготовано. Измазанная дёгтем запалённая пакля не погаснет, когда птицы понесут её на лапах в свои гнёзда. В Искоростень.

Против коварства, какое измыслили нурманы, Осмуд на совете у княгини ни единым словом не возразил. Мало того, как настал его черёд речь держать, молвил хмурый челом, что дескать, может сладиться. Правду молвил.

Зато, погодя покуда прочие разойдутся, да оставшись с Ольгой и наушником её Фомою, говорил, ни горечи, ни досады уж не тая:

– Ты, княгиня, как выступали мы на Искоростень, рекла что идём усмирять непокорных древлян. Усмирять, а не изводить! Кем же ты в древлянских землях после править станешь? Мертвецами? Так ведь, Ольга имя тебе, а не Мара-погибель!..

Не дождался Осмуд от княгини ответа. Молча сидела она прикрыв очи. Смолчал и Фома. Однако ж, когда дядька вышел из шатра, Ольга, будто очнувшись, глянула пристально на грека и спросила тихо:

– Простят ли мне люди то, что сотворю?

Фома взора не отвёл.

– Нет,-отозвался он.-Но Бог простит!

– Не ты ли поведал мне о царе Ироде?-невесело усмехнулась княгиня.-Разве простил его твой Бог? А, Пилата Понтийского простил?

– Один был иудей, другой язычник. Один желал погубить Спасителя, другой погубил. Прими истинную веру! Покайся! Бог милостив. Он протянет тебе руку.

– А я ему какую руку протяну? Кровью людской да пеплом измазанную?

Фома покачал головой.

– Когда я принимал постриг, и мои руки не елеем были умаслены.

Ольга отвернулась.

– Ступай. Мне теперь одной побыть надобно.

Монах, поклонившись, собрался уходить, но княгиня его остановила:

– Постой! Оставь мне свой крест.

Фома колебался - давать ли? Язычница, ведь, крещения не принимала! Но затем, решившись, шагнул назад и протянул княгине резаные из кипариса чётки с простым, без распятия, крестом.

* * *

Уша у Искоростеня не широка. Кабы не была порожиста да бурлива, то и в брод в иных местах перейти можно б. Но нет, без налаженной переправы не выйдет - снесёт буйный поток, расшибёт о валуны. Потому, коли чаешь целым до другого берега добраться, надобно плёсы выбирать. Там река хоть и пошире, да вода в ней потише.