Идущие сквозь миры

— Я постараюсь… — улыбнулась я в ответ.

Улыбнулась совершенно искренне и от души — я вдруг поняла, что нужно сделать, чтобы убраться из этого мира прочь…

Мидара (продолжение)

— Скажи, у вас принято делать подарки невесте перед свадьбой? — произнесла я.

— Разумеется, дорогая…

В свете одной лишь маленькой лампы комната отдыха выглядела пещерой, стены которой терялись в глухом вековом мраке.

Я лежала спиной к Тцару, порядком устав, — сегодня он был особенно настойчив.

В данный момент его рука расположилась у меня на бедре. Ее тяжесть вызывала у меня почему-то ощущение покоя. И еще — ладонь его устроилась там уж очень по-хозяйски.

«Господин тела твоего, и чрева твоего, и детей твоих, и души, и воли, и желаний, и чести, и мыслей — и в земной жизни, и за Великим Пределом…» — вспомнила я священную свадебную формулу у себя на родине.

Интересно, что за слова произносят в таких случаях тут?

Или на Таххаре уже нет никаких таинств и обрядов, а просто достаточно подмахнуть какой-нибудь брачный контракт? Надо будет спросить…

В доме Тцара, своего будущего (если ничего не изменится) мужа, я провела уже три дня. Мне были выделены покои, из которых выходить категорически не рекомендовалось: несколько комнат этажом выше этой самой комнаты отдыха, куда вел особый маленький лифт. Я, конечно, попыталась было высунуться в кратковременное отсутствие Тцара, но оказалось, что все входы и выходы заперты.

Меня вульгарно посадили под замок. Тюрьма не тюрьма, гарем не гарем, а что-то среднее…

Едва ли не половину всего этого времени мы провели в одной постели.

На мои осторожные намеки, что это слишком, он весело и совершенно искренне сообщил мне, что я почти его жена и должна привыкать…

— И какой подарок ты хотела бы получить?

— Я хочу, чтобы ты помог моим товарищам… бывшим товарищам, — торопливо уточнила я, — побыстрее добраться к месту, где находится щель между нашими мирами. Осталось не так уж много времени до ее исчезновения, и им нужно поторопиться, а корабля у них нет. Ты сумел бы зафрахтовать быстроходный корабль для них?

— Это так важно для тебя?

— Да, важно, — придав голосу как можно большую серьезность, сообщила я. — Я отвечаю за них — пока. Пока не передан мой знак… — Я невольно коснулась цепи с Застывшим Пламенем. — И потом… Наверное, чем быстрее они покинут Таххар, тем будет лучше… для нас с тобой?

Закончив, я испугалась: что, если мой план не сработает и он не выпустит меня отсюда, из этого дома, вообще, пока мои товарищи не покинут планету? А как они покинут этот треклятый Таххар без талисмана? И даже с ним, но без меня?

И вдруг возникла совершенно посторонняя, испугавшая меня и вместе с тем вызвавшая чувство какого-то облегчения мысль: а может, так будет лучше для меня самой? Может, моя судьба — отныне жить и умереть именно в этом мире? Что, если в том сне я видела именно его? И он именно тот человек, которого я так и не разглядела? В конце концов, вдруг он действительно так безумно влюбился, что готов сделать ради обладания мной все что угодно?

Может, нужно отдать моим спутникам Застывшее Пламя, и дело с концом?

Он раздумывал несколько мгновений.

— Корабль, говоришь? Сделаем лучше. Среди моих… скажем так, должников есть один, у которого имеется воздушная яхта — гравиплан. Он и отвезет их куда надо. Позовешь их сюда или по телефону свяжешься?

— Нет, лучше напишу. Идет?

Он некоторое время раздумывал, и я его вполне понимала — написать ведь можно всякое… Но, подумав, он согласился.

А потом сказал, что устал от серьезных разговоров и теперь хочет заняться более приятными вещами…

Василий

У терминала № 20-117 Лигэльского космопорта, как было сказано во второй записке, пришедшей утром, нас встретили. Встретили в единственном числе. И это оказалась вовсе не Мидара, как мы надеялись.

Высокий, одетый в белую куртку и широченные фиолетовые штаны, молодой — лет тридцати с небольшим — тип, шею которого украшал пестрый шейный платок такой невообразимой длины, что его концы свисали ниже пояса.

Кроме того, вокруг шеи были обмотаны три ряда платиновой цепи с фигурными висюльками.

При виде нас он торопливо шагнул навстречу:

— Вы друзья госпожи Тэльды Микхан? Рад, очень рад. Я Хатонар — можете звать меня именно так. Просто — Хатонар. Друзья госпожи Тэльды — друзья почтенного Тцара. Друзья почтенного Тцара — мои друзья, — слащаво улыбаясь, сообщил красавчик, не упустив случая мазнуть глазами по ногам и груди Таи.

Лингвестр, как правило, безошибочно передает не только тон, но и проявляет скрытые интонации.

И сейчас они наводили на размышления.

Подтекст его слов о друзьях заставил бы проницательного человека задуматься.

Так мог бы высказаться каннибал, имеющий привычку время от времени закусывать друзьями.

Охранники в малиновых комбинезонах с оранжевыми цыплячьими позументами без звука пропустили нас, увидев карточку в руке плейбоя.

Пройдя низким, но широким коридором, металлические стены которого носили следы не слишком аккуратной сварки и были покрыты синей эмалью, мы вышли на небольшую посадочную площадку, со всех сторон окруженную глухими стенами.

А в центре ее, на шестиугольнике красного цвета, стояла машина, на которой нам было суждено покинуть этот мир.

Неужели Мидаре все же каким-то чудом удалось заполучить это чудо местной науки? И при чем тут, кстати, этот тип? Он-то какое отношение имеет к Мидаре?

Или… Мысль, посетившая меня, была совершенно неожиданная и в отношении Мидары звучала нелепо: может, у нее тут не один любовник? Местные нравы и не такое позволяют…

Впервые я увидел гравиплан вблизи.

Сплющенный сверху и снизу конус корпуса, с небольшими крылышками в носу и тонкими, как бритвы, рулями; поднятая сильно вверх, выпирающая горбом кабина — как на сверхзвуковом земном перехватчике или древнем Ту-144. Гребень охладителя на спине, симметрично над утолщением брюха реакторного отсека. Треугольники эмиттеров.