Идя сквозь огонь

— Вот это да… — прошептал не видавший прежде такого уродства Газда. — Похоже, мы и впрямь очутились в аду!

Держа пищаль правой рукой, Сап отворил дверь избы левой и скрылся в багровом факельном свете.

— Пора! — молвил, хватаясь за рукоять ятагана, Газда.

— Не добросишь! — покачал головой датчанин. — У меня есть кое-что получше!

Вложив в чашку пращи свинцовый «желудь», Харальд встал из-за кустов и резко взмахнул снастью навстречу Хорьку-Прыгунку.

При виде его глаза юнца округлились от ужаса. Он спешно сунул пальцы в рот, но оповесить брата свистом о вторжении не успел.

За дверью избушки оглушительно грянул выстрел, однако это не помешало датчанину завершить дело. Отрывисто пропев в воздухе, его праща раскрылась, выпуская снаряд.

Посланный рукой Харальда «желудь» вошел Прыгунку точно в лоб, и мозги татя расплескались багровой волной по стенке сруба. Прежде чем он уткнулся лицом в траву, Газда, первым достигший избы, рванул на себя дверное кольцо.

Казак уже знал, как поступит с убийцами Бутурлина…

* * *

С жуткой ухмылкой Щуп надвигался на Дмитрия, и каждый его шаг приближал боярина к смерти. Московит знал, что у него есть один лишь шанс на спасение, и боялся допустить ошибку.

Когда убийца подошел к нему на расстояние вытянутой руки, Бутурлин понял: сейчас или никогда… Растягивая беззубую пасть в улыбке, Щуп отвел локоть для решающего удара. Пора…

Резко дернувшись в сторону, Дмитрий ушел от выпада людоеда, нацеленного ему в сердце, и, прежде чем тот осознал промах, обхватил голову татя ногами.

Сдавив ее изо всех сил бедрами, боярин крутнулся на крюке. Сочно хрустнули свернутые шейные позвонки, и тело Щупа упало лицом в бадью, предназначенную для внутренностей Бутурлина.

Не теряя минуты, Дмитрий поднял к потолку ноги. Зацепившись ступнями за балку, к коей он был подвешен, боярин снял с крюка веревку, стягивавшую руки. Затем, опустив ноги, спрыгнул на земляной пол.

Среди скребков и ножиков мертвого татя Дмитрий нашел подходящий клинок и, вогнав его в колоду, разрезал свои путы. Избавившись от них, московит огляделся по сторонам.

Его оружие и одежду людоеды прибрали к рукам, посему боярину пришлось снять со Щупа его портки и натянуть их на себя. Чувствовал он себя далеко не лучшим образом.

Растянутые долгим висением на крюке мышцы горели огнем, онемевшие пальцы рук плохо ему повиновались. Дмитрий несколько раз встряхнул кистями, стараясь восстановить в них кровоток.

Немота в пальцах сменилась мучительной болью, но боярин ощутил в них возвращение жизни. Он еще не ведал, как будет выбираться из людоедского вертепа, однако не сомневался в том, что может рассчитывать лишь на свои силы.

Еще Дмитрий принял решение любой ценой вызволить из плена девочку-рабыню, чья безотрадная жизнь могла оборваться в любой миг. Будь при нем сабля, боярин не сомневался бы в успехе дела. Однако нынче он располагал лишь оружием, доставшимся в наследство от Щупа.

Мелкие ножи, приспособленные для броска, Дмитрий примотал обрывками вервия к ногам, те же, что покрупнее, заткнул за пояс. На расстеленной татем рогожке остался сиротливо лежать лишь увесистый мясницкий тесак.

Едва Бутурлин его поднял, дверь избушки распахнулась, и в помещение вошло существо, рядом с коим Щуп мог бы показаться красавцем. Нос у него отсутствовал напрочь, зато по-звериному выдвинутые вперед челюсти могли поспорить в силе с медвежьими.

Дмитрию хватило мгновения, чтобы признать в госте существо, увезшее его, одурманенного, в лес. Хуже всего было то, что в руках тать держал дробовую пищаль, обращенную жерлом к Бутурлину.

При виде мертвого Щупа и освободившегося от пут боярина свиные глаза нелюдя наполнились страхом. Но в следующий миг он сорвал с крюка в стене факел и поднес к тылку «огненной ступы».

Хоть Дмитрий не оправился до конца от зелья Гоготуньи, сноровка не подвела его. Брошенный им тесак с хрустом вошел людоеду промеж глаз, развалив надвое его скошенный череп.

Но факел татя коснулся запального отверстия, и грянул выстрел. Боярин чудом успел припасть к земле. Пронесшись над его головой, свинцовый град изрешетил заднюю стену хибары.

Гром выстрела поставил крест на попытке московита тихо выбраться из логова людоедов. Теперь Дмитрий мог спасти свою жизнь, лишь действуя на опережение.

За дверью послышался топот, и Бутурлин приготовился к защите. Одолев длинным прыжком расстояние до двери, он вырвал из черепа татя тесак и вновь занес его для удара.

В тот же миг чья-то сильная рука рванула на себя дверь, и Дмитрий замер в изумлении. По ту сторону дверного проема стояли Харальд и Газда.

— Я всегда знал, что Господь тебя любит! — молвил, облегченно утирая пот со лба, казак. — Ну, здравствуй, брат! Рад видеть тебя невредимым!

— А я как рад вас видеть! — не сдержал чувств боярин. — Как вы меня нашли?

— Сие — долгая история, — ответил немногословный Харальд, — скажи спасибо Газде. Его чутье привело нас к тебе…

— Не время нынче обсуждать мое чутье! — поморщился казак. — Нужно отсюда поскорее ноги, уносить!

— Я только, «за», — согласился с ним боярин, — нам нужно лишь кое-кого освободить… Сзади!!!

Его оклик спас Газду от смерти. Выбежавшая из тьмы с вилами Гоготунья собиралась вонзить их побратиму Бутурлина в бок.

Увернувшись от вил, казак махнул саблей, и голова трактирщицы упала наземь, изумленно глядя в блеклое предутреннее небо.

Пробежав пару шагов, тело рухнуло на песок и забилось в судорогах.

— Благодарю, брат! — кивнул Дмитрию Газда. — А теперь, други, спина к спине!!!

Призыв казака прозвучал как нельзя кстати, ибо в сей миг на них со всех сторон ринулись людоеды. Разбуженные звуком выстрела, они спешили расправиться с незваными гостями.

Но численное превосходство не принесло татям победы. До сих пор их противниками были лишь безыскусные в военном деле крестьяне. Теперь же упырям пришлось иметь дело с бойцами высшей пробы.

Тесак Бутурлина уступал в верткости его прежней сабле, но это не мешало Дмитрию разить врагов. Замахнувшийся на него серпом уродец с раздвоенным носом тотчас же лишился головы.

Следом за ним Газда отсек руки татю, нападавшему с косой, а Харальд раскроил череп существу с рылом вместо лица, судя по стону, оказавшемуся женской особью.

Но датчанин не ведал жалости. Рука твари сжимала нож, едва не распоровший ему живот, и Харальд без зазрения совести добил раненую упырицу.

Уцелевшие тати бросились врассыпную. Не давая им уйти, каждый из компаньонов метнул вслед врагу свое оружие. Тесак Харальда вошел в затылок одному из душегубов, ятаган Газды — в спину другому.