Идя сквозь огонь

Среди прочих разбойников он не выделялся ни ростом, ни мощью телосложения, однако, встретившись с ним взглядом, Ванда сразу поняла, что это — главарь. У него было безбородое лицо, золотистые волосы и пронзительно — бирюзовые глаза, глядевшие на невольную гостью с выражением холодного любопытства.

Разбойник, стоявший позади Ванды, толкнул ее к костру с такой силой, что она едва устояла на ногах.

— Ну, и кого вы привели мне на сей раз? — с улыбкой вопросил подручных предводитель.

— Королевский гонец, хозяин! — подобострастно отозвался тать в предвкушении заслуженной награды. — Мы его встретили на полпути к Самборскому Острогу!

— Тупые болваны! — брезгливо поморщился атаман. — Сколько раз вам нужно говорить, что мне нужны не гонцы, а содержимое их сумок. Сам гонец редко может сообщить что-либо ценное!

— Так ведь это — девка! — замирая от восторга, изрек подручный.

— И что с того, что девка? — казалось, предводителя совершенно не удивила столь нежданная весть. — При ней были какие-нибудь бумаги?

— Имелись! — радостно выкрикнул разбойник, протягивая своему господину грамоту, найденную в суме Ванды.

Взяв ее, безбородый сломал печать, развернул свиток и пробежал его глазами.

— Действительно, послание к Самборскому Воеводе, — произнес он, подняв на Ванду свой леденящий взгляд. — Здесь сказано, что местный Владыка должен удержать сию девицу при своем дворе и не дать ей вернуться в войско!

Даже сейчас, несмотря на весь ужас своего положения, Ванда ощутила горькую обиду на Короля. Владыка обманул ее, найдя благопристойный повод удалить от места грядущих битв.

Если бы не обступающие девушку со всех сторон тати, она бы разрыдалась от досады. Дочитав до конца грамоту, безбородый бросил ее в костер.

— Не стоило тащить сюда вашу пленницу, — со вздохом обратился он к собравшимся вокруг костра лиходеям, — проще было прикончить ее на месте!

— Я — посланница Польского Короля Яна Альбрехта! — выкрикнула оскорбленная до глубины души дерзостью татей Ванда. — Вы можете убить меня, но Государь покарает вас за ваши злодеяния!

— Смелая речь! — коротко улыбнулся предводитель разбойников. — В храбрости тебе не откажешь. Однако она ничего не изменит в твоей судьбе.

Отложив прутик с насаженными на него грибами, безбородый встал с пня и сделал шаг, навстречу девушке.

С быстротой гадюки, бросающейся на добычу, его рука метнулась к шее Ванды и сдавила ее горло твердыми, как железо, пальцами. От ужаса и боли она едва не задохнулась. Безбородый приблизился к ней вплотную, впился в глаза мертвящим, пустым взором.

— Знаешь, сколько подобных тебе я задушил? — вопросил он свою жертву, явно наслаждаясь ее страданиями. — Не меньше трех десятков! И каждый раз было одно и то же: предсмертный хрип, безумные, полные страха глаза…

Я мог бы выдавить из тебя жизнь каплю за каплей, но подобные развлечения мне приелись. А истязать тебя огнем и металлом мне нынче недосуг…

Посему ты умрешь без мучений! — резко разжав пальцы, он оттолкнул от себя полузадушенную жертву. — Филин, Пырятин!

В тот же миг рядом с Вандой словно из-под земли выросли два татя. Едва придя в себя после удушающего приема, она все же смогла рассмотреть своих палачей.

Один из них, седобородый толстяк, мог бы показаться благообразным, если бы не крючковатый нос и хищный изгиб бровей, придававший ему сходство с ночной птицей. Ванде подумалось, что причиной прозвища татя стала его внешность, но, как потом оказалось, не только она…

Второй лиходей, колченогий, с широким слюнявым ртом и переносицей, хранившей след от удара меча, напоминал видом бескрылую летучую мышь. На плосковерхом железном черепнике, заменявшем ему шлем, красовалась свежая отметина, оставленная клинком Ванды.

— Чего угодно, хозяин? — нежданно тонким для его грузного телосложения голосом осведомился у своего господина Филин.

— Прирежьте девку, — равнодушно ответил тот, — да поживее, мы скоро выступаем!

— Прямо здесь? — радостно оскалил гнилые зубы Пырятин.

— Где хочешь, только гляди, не забрызгай меня кровью! — глаза безбородого холодно сверкнули. — Раньше, чем мы окажемся в Самборе, я не смогу смыть ее с себя!

— Так мы отведем девку в лесок? — предложил атаману Филин. — И там — чик-чирик!

Главарь подал ему знак удалиться, а сам взял прутик с подрумянившимися грибами и надкусил один из них.

— Ну, пойдем, девонька! — с гнусной ухмылкой склонился над Вандой толстяк. — Пора тебе на встречу с Господом!

Заставив несчастную встать на ноги, тать потащил ее в лес за веревку, стягивающую запястья. Пырятин шел следом, пиная жертву ногой всякий раз, когда она замедляла ход.

— Вот ведь как бывает! — продолжал философствовать Филин. — Молодая, чистая, а должна умереть! Мы с Пырей такие злодеи, что клейма негде ставить, а будем живы! Ведь правда, Пыря?

— А то! — скрипучим голосом ответил его дружок, не забыв пнуть Ванду ногой в поясницу. — Будем девок портить да бражку попивать!

— Верно, то и будем делать, пу-гу — гу! — засмеялся утробным совиным смехом Филин. — Каждому — свое, девонька!..

От всего пережитого перед глазами Ванды плыли цветные круги. Ей с трудом верилось в то, что это происходит с ней наяву.

— Ну, вот и пришли! — торжественно объявил жертве Филин, когда разбойничий стан скрылся из виду. — Доставай, Пыря, острый нож!

— Да погоди ты, еще успеется! — осклабился Пырятин. — Сам рек: девица — молодая, чистая! Грех убивать такую, не сняв пробу!

— Истину глаголешь! — согласился с приятелем толстяк. — Кто первый снимать будет?

— Я предложил, я и буду! — выпятил вперед куцую бороденку Пырятин. — По мне, так это — честно!

— А мне, что же, идти за тобой следом? — протянул Филин, недовольный тем, что девственность жертвы достанется иному.

— Не жадничай, Филя! — прикрикнул на дружка Пырятин. — Мало ли девок я тебе уступал? Потерпишь один разок мое первенство!

— Ладно, потерплю… — шумно вздохнул тот. — Так тому и быть!..

Пырятин стал расстегивать пояс, но тут его взгляд упал на новые сапоги Ванды.

— Гляди, а сапожки-то у девахи что надо! — причмокнул языком негодяй. — Ей они ни к чему, а мне могут пригодиться!

Прежде чем Ванда успела осмыслить его слова, Пырятин поверг ее наземь и движениями опытного мародера стащил с девичьих ног сапоги.