Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Гонять нужно таких котов! — в сердцах тряхнул чубом Газда. — Не верь ему!
— Не верю, — с улыбкой кивнула своему спасителю Наталья. — Как ты после удара кистенем?
— Пустое! — отмахнулся Петр, заметивший кровоподтек на скуле Анфимьевны. — Сама-то, как, голова не болит?
— Да уже ничего! — подняла на него взор Наталья. — За пару-тройку дней пройдет…
— Я уже отплатил ударившему тебя ироду! — уверил ее казак. — Даже не сомневайся…
— Я и не сомневаюсь! — улыбнулась она. — Видала, как Пафнутий держался за разбитый нос…
— Что
Он смолк, встретившись с ней глазами. Во взоре Натальи была какая-то детская доверчивость, смешанная с изумлением и грустью. Она впервые встретила мужчину, способного отдать за нее жизнь. Ей было одновременно радостно и больно.
— Боюсь, я не стою того, — смущенно вымолвила она, — я не такая, как ты мнишь обо мне…
Ко мне часто приходят грешные мысли, с коими я не могу совладать. Моей плоти нужно то, что порицает святая церковь…
— И Бог с тобой! — перебил ее Газда. — Поверь, если мы будем вместе, я сумею дать твоей плоти все, чего она пожелает!..
— Дело не в том лишь, — печально вздохнула женщина. — Те, кто величал меня блудницей, отчасти правы. Я и впрямь не устояла тогда перед речами татя…
— Не кори себя понапрасну, — улыбнулся ей Петр, — сей бес околдовал не одну тебя — многих! Знаешь, сколько народу пало, купившись на его уверения в дружбе? Не перечесть!
Смогу ли я в чем тебя упрекнуть, коли и сам поддался на его посулы? Не так давно он пообещал моему народу помощь в войне с ляхами, а после предал нас, оставив без подмоги наедине с врагом!
Так что, если мне суждено будет встретить татя, я рассчитаюсь с ним за все его грехи! И за твою обиду тоже!..
— Не знаю, свидимся ли мы еще с тобой, — смущенно потупил взор казак, — но я хочу, чтобы ты знала: мне без тебя не жить!..
Когда он вновь поднял глаза на женщину, ее взгляд по-прежнему был полон грусти и удивления. Но теперь к ним добавилось новое чувство — нежность.
После встречи с татем, подло воспользовавшимся доверием Натальи, ей казалось, что она уже никогда не сможет верить мужчинам. Но, глядя в глаза Газды, столь шумно и нежданно ворвавшегося в ее жизнь, она почуяла душой, что истинная любовь, о которой она столько грезила, возможна.
И поступки казака, и взор, в коем было все, недосказанное им, подтверждали его слова, не оставляя в женской душе места для сомнений. И Наталья вдруг ощутила, как в сердце ее пробуждается ответная страсть.
Почему-то лишь сейчас в глаза ей бросился медный крестик на шее Газды, коего она раньше не замечала.
— Знаешь, впервые увидев тебя, я подумала, что ты — нехристь, вроде турок или татар, — промолвила она, не зная, как сказать о своем чувстве, — а выходит, ты — православный!
— Что ж, люди часто ошибаются! — улыбнулся ей в ответ Петр. — То для меня не дивно. Зато теперь ты знаешь обо мне правду…
Ему хотелось шагнуть навстречу Наталье и обнять ее. Глаза женщины говорили, что и ей хочется того же, однако влюбленные так и не решились сделать сей
шаг.В памяти обоих были еще свежи события минувшей ночи, и они опасались, давать Москве повод для новых сплетен и пересудов.
— Я буду ждать тебя, — тихо, но твердо произнесла Наталья, — сколько будет нужно. И впредь не впущу в сердце иного!
Глава 35
Погожим августовским утром Бутурлин и Газда покинули Москву вместе с отрядом Флориана. В знак почтения к Дмитрию и его друзьям их провожал старший боярин Воротынский.
Ратники у городских ворот были наслышаны о подвигах лихой троицы, и во взорах стражи, обращенных к Бутурлину и его гостям, читалось немое уважение.
Миновав внешнюю стену, окружающую московские пригороды, маленький отряд поднялся на ближайший холм, откуда хорошо были видны окрестности. Здесь Дмитрию предстояло расстаться с распорядителем Княжеского Двора и выступить в путь к далекой Литве.
— Ну, вот и закончился твой отдых! — тяжко вздохнул, обращаясь к нему, Воротынский. — Без малого месяц пролетел, как один день!
— Мне хватило отдохнуть, — ответствовал Дмитрий, — жаль только, с друзьями-боярами не удалось повидаться!
— На то есть причина! — важно кивнул ему Михайло. — Приятели твои державе служат, кто где…
Усов с Булавиным — на меже с Диким Полем, где ты недавно и сам побывал. А Орешников — тот ныне в польской крепости обретается, близ ливонской границы.
Еще тогда, зимой, когда все мы гостили в Самборе, Польскому Королю пришлась по нраву Гришкина меткость в стрельбе из лука. Он, помнится, дважды умудрился стрелой предыдущую стрелу, засевшую в мишени, надвое расколоть.
Вот Ян Альбрехт и обратился к Великому Князю с просьбой: «Дай-ка мне на время сего молодца, чтобы обучил моих увальней премудростям стрельбы! А Государю не с руки было ему отказать. Сам помнишь, наша дружба тогда трещала по швам! Чуть было не поссорились с Королевством!..
Чтобы уверить Короля в миролюбии Москвы, Великий Князь повелел Гришке остаться в Самборе и исполнять то, что скажут поляки. А им угодно стало отрядить Орешникова к Ливонскому кордону.
Там он по сей день наставляет жолнежей, как разить мишень. Только вот не знаю, пойдет ли им впрок учение. Поляк, он ведь больше привык копьем таранить врага, чем управляться с луком да стрелами…
— Отчего же не пойдет? — пожал плечами Дмитрий. — Флориан, за месяц овладел сей премудростью, освоят ее и другие.
— Может, и освоят, — не стал спорить боярин, — дай лишь Бог, чтобы та наука против нас самих в грядущем не обернулась!..
Флориан, слыхавший их разговор, снисходительно усмехнулся. Вспыльчивый от природы, он все же умел держать в узде чувства и без крайней нужды не отвечал на колкости и замечания московитов.
— Что ж, пора мне с вами расставаться! — протянул со вздохом Воротынский. — Жаль, Митя, что не договорились мы с тобой о главном…
Впрочем, пути Господни неисповедимы. Может, ты еще одумаешься и вспомнишь об Аглае…