Иерусалим

— Они ушли! Саладин ушёл!

При этих словах на стене поднялся такой радостный рёв, что конь Сибиллы прянул в сторону, и тогда король протянул руку и перехватил её повод. Сибилла рассмеялась, потешаясь над ним. Как будто она не управится с собственным конём!

— Мы спасены, Бати! — легкомысленно смеясь, воскликнула она. — Спасены!

И вдруг, полуоглушенная исступлёнными криками ликующей толпы, увидела вдруг лицо брата, обмякшее от разочарования. Он выпустил повод её коня.

— Я обречён умереть в постели, — тяжело пробормотал он. И, развернув коня, поскакал навстречу вестнику.

День был холодный, и пажи всё подкладывали дров в очаг. Король стоял рядом с ними. Он не чувствовал жара, но пляска пламени была приятна глазу, как незримая музыка. За его спиной, у трона, дядя Жослен беседовал с Сибиллой; Керак, только что вошедший в зал, злобно поглядывал по сторонам, что-то ворча себе под нос и откашливаясь. Камергер стукнул посохом по полу, объявив прибытие маршала Иерусалимского Храма, и в дверь вошёл Жерар де Ридфор. За ним, ссутулясь, следовал Раннульф Фицвильям. Король пересёк зал и уселся на троне.

— Подойдите ближе, — сказал он, и люди, собравшиеся в зале, полукругом обступили трон — впереди трое лордов, за ними их приспешники. Принцесса молча подошла к трону и остановилась за спиной короля. Бодуэн подал знак камергеру закрыть дверь и обратился к собравшимся: — Благодарю, что пришли сюда. Мне нужен ваш совет. Прежде всего позвольте мне узнать, что вы думаете о последних новостях. Почему Саладин отступил?

Керак заговорил первым, хотя именно он ни дня не участвовал в прошедшей кампании.

— Саладин — турок, и здравый смысл ему неведом. Всё, что он делает, не помается пониманию. — Керак дёрнул головой, кивком указав через плечо короля на Сибиллу, стоявшую за троном. — Сир, ей здесь не место.

— Она моя наследница, — сказал король, — она будет править после меня. Она останется. — И тотчас повернулся к Жослену, не давая Кераку времени ответить: — Дядя, почему Саладин сдался, хотя ему довольно было лишь протянуть руку, чтобы получить Иерусалим?

— Господь спас нас, — сказал Жослен. — Когда у реки Литани меня взяли в плен, сарацины твердили, что к Рамадану [21] будут в Иерусалиме. Они захватили сотни пленников — среди них Ибелины и магистр тамплиеров, — и тех из нас, кто мог предложить добрый выкуп, они отправили в Дамаск. Казалось, нам суждено пробыть там целую вечность; но несколько дней назад вдруг явился султан и отпустил нас всех под честное слово.

21

Рамадан, Рамазан — девятый месяц мусульманского лунного календаря, в течение которого мусульмане соблюдают строгий пост от восхода до заката.

— Это какой-то трюк, — сказал Керак.

— Ты видел Саладина, дядя? — спросил король.

— Не при Литани, — ответил Жослен. — Но в Дамаске, считанные дни тому назад, я целый час с лишним беседовал с ним с глазу на глаз о выкупе. Он крепко держит власть в своих руках и никуда не торопится. — Жослен мрачно покачал головой. — Господь не допустит, чтобы Иерусалим попал в руки неверных, но на этот раз мы были чертовски близки к этому.

— У меня есть замысел, как нам предотвратить эту угрозу, — сказал король, — и я вам скоро расскажу о нём, но этот план требует переговоров, а потому я рад, что Саладин запросил их. Кого мы пошлём в Дамаск?

— Никого, — сказал Керак. — Говорю вам, это обман, и ничего хорошего он нам не сулит. Мы должны драться! Саладин слаб, если решил отступить. Если ударить прямо сейчас, мы переломим ему хребет.

— Милорд Керак, — проговорил король, — если бы слова были воинами, в твоей армии оказалось бы людей больше, чем песчинок в пустыне. Но у нас сейчас только полторы сотни рыцарей, и, если Саладин желает переговоров, я склонен пойти ему навстречу.

— Ба! — воскликнул Керак. — Все вы городские вояки. Греки. Евреи. — Он развернулся и широким шагом прошёл через зал, расталкивая свиту.

Король продолжал:

— Для ведения переговоров я, пожалуй, пошлю Триполи.

— Сир! — стремительно шагнул вперёд де Ридфор. — Не может быть, чтобы ты говорил это серьёзно!

— Вполне серьёзно.

— Сир, в битве при Литани он бросил нас лицом к лицу с врагом! Он друг Саладина, он много лет прожил заложником при его дворе...

— Тем больше причин послать его, — сказал король. — Он понимает сарацин и хорошо с ними ладит.

— Но он предал нас на Литани — и предаст вновь!

— Переговоры в его же интересах, — сказал король. — Я всегда доверяю людям, которые защищают собственные интересы так же ревностно, как, по их же словам, готовы защищать мои.

— Ну я-то не намерен возвращаться в Дамаск, — сказал Жослен. — Мне нужно вернуться домой, в Наблус, навести там порядок, да и у всех нас хватает забот. Только Триполи и должен ехать на переговоры — тут король прав.

Бодуэн благодарно глянул на него; как бы медлителен, мягкотел и труслив ни был его дядя, он один стоил шести Кераков. Де Ридфор упёр кулак в бедро, лицо его закаменело.

— Тогда Храм настаивает, чтобы ты послал и кого-то из нас. Мы узнаем истинную цену этим переговорам. — Он кивком указал себе за спину. — В Дамаск мог бы отправиться Раннульф Фицвильям. Он знает язык сарацин и умеет, как управляться с ними.

Раннульф, стоявший в ряду свиты, поднял голову. Керак развернулся от окна и одарил его взглядом, острым как кинжал.

— Согласен, — сказал король. — Мы пошлём и Раннульфа. А также какого-нибудь священника, к примеру, настоятеля Святого Георга — это же всё-таки Дамаск.

В горле у него пересохло; он протянул руку, и паж подал кубок с вином. Бодуэн собрался для следующего прыжка. До сих пор как будто всё шло неплохо. Собравшиеся в зале одобрительно перешёптывались; Керак всё ещё в упор глядел на Раннульфа. Король отпил тёмного крепкого вина. Его удивило, что де Ридфор сам назвал имя Раннульфа, но такой шаг слишком хорошо совпадал с собственными планами Бодуэна, чтобы сейчас ломать над этим голову.

— Когда мы заключим перемирие, — сказал он, — я намерен послать в Европу и просить о новом крестовом походе.

Эти слова ошеломили всех; тотчас голоса зазвучали громче. Король вновь отхлебнул из кубка — вино смягчало тычки и ухабы его забот, а он устал, он чувствовал, как сила истекает из него, точно кровь из раны. Между тем наихудшее было ещё впереди. Керак выступил вперёд.

— Сир, крестовый поход — ложная мечта. Никто не откликнется на твой призыв, а мы между тем будем сидеть праздно и непозволительно мешкать. Доверимся Господу, возьмём мечи — ив бой! Только так должны поступать истинные воины Креста.