Иглы мглы
Шрифт:
* * *
Дочери — 15 лет.Джинсы. Модная прическа.А в глазах — тревожный свет,характерный для подростка.Сотни, тысячи проблемсложностью своей пугают.Что там Брэдбери и Лем,здесь фантастика другая.Поражаюсь каждый разнеприступности задачи.Опыт взрослых — не указ.Да и как еще иначе.Открывает новый мирдочь моя, кончая школу.Не разученный клавир,а — дорогу в звездном поле.Дочери — 15 лет.Не споткнется ли дорогой?Утром я смотрю ей вследс очень родственной тревогой. * * *
Ты помнишь: вечер, мой мундири шум вокзала?"Любовь изнашивается до дыр",ты мне сказала.Любовь изнашивается, как ткань.Рано иль поздно.Не плачь, не плачь. Ах, перестань!Взгляни на звезды.Что в бесконечной глубинегорят беспечно.В том
ДОРОГА В ГОРОДНЮ
Мы утром вышли в ранний путь…Дорогою окольнойвнушал я дочке, что взглянутьпора на колокольню;что церковь красит Городнюс пятнадцатого века;что стыдно спать пять раз на дню,когда ты не калека.Не соглашалась ни за чтоидти в селенье дочка,дубленка будто решетоне держит ветерочка.Ее пугал не холод зим,когтящий лютым зверем,а то, что в книжный магазиня заглянуть намерен.Она читала мне мораль,мол, сед, а все туда же:полночи белый лист марали стал чернее сажи.Потом готов сидеть полднянад старой книжкой Блока,а ей — ни слова, хоть родня,ей очень одиноко.Была турбаза в декабрезабита стариками,одни деревья в серебредевчонок завлекали.Хотя б подружку в свой заезд,Аленку иль Сюзанну,то был бы общий интересвзамен сплошных терзаний.Что мне ответить? Чем мне крытьподобные запросы?Не пара рук, тут пара б крылмогла обезголосеть.Из-под сапог летела пыль.Был уголь здешней метой…Я по дороге ей купилпирожное, конфеты…Была дорога далека.К тому ж с шоссе ни шагу.Сейчас легко с черновикана белую бумагуперенести путь с грузом путпод леденящим ветром,когда машины рядом рвуттугие километры.О, как же ныла и кляламою страстишку дочка!А я молил: вот до угла,потом до бугорочкадойди… И встанет Городнявеселыми домами,и оба-двое мы, родня,пройдем меж их рядами.Так и случилось… Важен пылне только для таланта,но — цель достичь. И я купилсловарик музыканта.Потом, куда душа звала,давным-давно не в ссоре,прошли мы к церкви, что была,конечно, на запоре.Сверкали златом купола,и небо было чищенад скромной тропкой, что велана местное кладбище.Там бомж и протоиерей,крестьяне и солдатылежали рядом; их теснейобъединяли даты.Они одни видали сны,в верховье Волги жили…Мы тоже веточку соснына холмик положили.За описанье не берусьобратного маршрута;но приоткрылась дочке Русьхотя бы на минуту.Я думаю, что понялаона (я, впрочем, тоже):дорога — к Родине вела,пугая бездорожьем.И надо не бояться зим,идти с открытым сердцем,найдется книжный магазин,где можно отогреться.Найдется красное крыльцо,где не важна монета;найдется красное словцоне только для привета. ВДРУГОРЯДЬ
Л. Ю.
Славно все же бывает на светевспоминается то, что забыл…Я вдругорядь товарища встретил,словно в юность фрамугу открыл.Мы полвечера с ним говорилипро обиды давнишние, ночай не пили и кофе не пили,и не пили сухое вино.Черт ли выкинул это коленцеили ангел убавил вину…Показал он мне сына-младенца,поглядел я на третью жену.Чуть заметил, не трогая, книги;и растрогали нас не стихи,а какие-то давние мигии нелепые наши грехи.Я бубнил про наветы и сплетни,он талдычил, что надо худеть,чтобы новое тысячелетьебез одышки легко одолеть.Мне за сорок, ему скоро сорок,а мы, вроде болтливых сорок,о приятелях давних и спорахраскричались, забывши про срок.Между тем кукарекнула полночь,мне пришлось собираться домой;друг и тут деликатную помощьоказал, проводив по прямой.Лишь в автобусном коробе гулкомпонял я, что который уж годя петлял по глухим закоулкам,избегая веселый народ.Я лелеял нелепую хмурость,ею близких своих изводил,потому что боялся за юность,знать — ушла, а вернуть нету сил.Что же, есть хоть осьмушка столетья,чтобы встретить достойно конецвека, чтоб наши взрослые детис уваженьем сказали: "Отец".Впрочем, это не главное, есливоплощаются в слово мечты,остаются пропетые песнии пройденные вместе мосты.Пусть прокатится гулко столетье,словно обруч, гремя о настил…Я вдругорядь товарища встретил,но о главном еще не спросил.ДИАЛОГ
Говорила о новой работе,как сменить сапоги и пальто,а мне слышалось: "Кто ты мне? Кто ты?Неужели друг другу никто?"Был пейзаж за окном безотраден.Моросил затянувшийся дождь.От незримых царапин и ссадинсердце слабое кинуло в дрожь.Но выгравшись в сюжет диалога,я острил, что зима не страшна,что не вижу достойней предлога,чем укрытые
снегом дома.Ледяная колючая сказканам милей, чем осенняя пыль.Даже ветра случайная ласкаподымает алмазную пыль.Если только не думать при этомо квартплате, еде и тепле;если жить, словно малые дети,на бездумно-волшебной земле.Но прорех еще жизненных много,и заботами полнится дом,и врывается в ткань диалоганескончаемый дождь за окном. * * *
Ты, помнится, меня спросило жизни, явно, между прочим.Своим распределеньем силты был, конечно, озабочен.Ты продолжал свой марафон.Бежал. Подпрыгивал, как мячик.Что я? Всего лишь общий фон.Обыкновенный неудачник.А как живу? Да все пишу.То громче кажется, то тише.Спрессовываю жизнь своюв упругие четверостишья.* * *
Мне пишется не в кабинетесреди разостланных бумаг,а на закате и рассветелишь на ходу, где весел шаг.В метро, в трамвае, в электричке,где жизнь сама против длиннот.Пишу порой огрызком спичкина коробке, а не в блокнот.Мне дышится не углекислымкоктейлем; нужен ли резон,чтобы вобрать в стихи и в мыслигрозой процеженный озон?!В лесу, на поле и у речки,а не среди зеркальных заля подобрал свои словечки,на нитку ритма нанизал. * * *
Жизнь, ты спроси про моитри заповедных желанья…В детстве хотелось любви.В юности — просто вниманья.Зрелость наморщила лоб.Видно, боится прогаду.Белый некрашеный гробстал почему-то в усладу.Если же, впрочем, сожгутпепел пусть сразу развеют…Столько обиженных ждуттам, где и молвить не смею.Вот что снедает меня.Вовсе не жажда признанья.Только б частицей огняв общее кануть сиянье. В ИРКУТСКОМ МУЗЕЕ. ГОДЫ СПУСТЯ
В Иркутском музее совсем малолюдно.Здесь не был лет десять, вот встретились вновь.Жилось мне несладко. По-всякому. Трудно.Работа. Учеба. Стихи и любовь.Иду, не спеша, по квадратам паркета.Мне эта коробка музея тесна.На улице лето. Сибирское лето.А я все ищу, где былая весна.Давно ли с путевкой ЦК комсомоласпешил в агитпоезд и ездил на БАМ.Где были времянки и гомон веселыйсегодня уютно добротным домам.Какие события грянули в мире!За век прокатилось четыре войны."Портрет неизвестного в синем мундире"все так же спокойно глядит со стены.Мы тоже пройдем как безвестная поросль,и повесть о жизни вместится в строку;но совесть людская есть главная новость,и мы у грядущего вряд ли в долгу.Потомки отыщут записки, портреты.Рассудят пристрастно, что "Против", что "За"…И кто-то пройдет, не спеша, по паркетуи глянет внимательно всем нам в глаза. ЗИМОГОР
Мне — 42. Когда б — температура,я умер бы от страха в тот же миг,но жизнь — конвейер, портится фигура,и вот уже я не мужик, старик.Большой привет! Смените интересы.Смотрите телевизор, черт возьми!Там тоже есть и метры, и метрессы,и много восхитительной возни.Возьмите побыстрее ноги в рукии сдайте на анализ вашу мысль,и не пилите сук, поскольку сукиподдерживают на мизинцах высь.Я, видно, из породы скупердяев,боюсь считать остатние года;и нет ни слуг, ни подлинных хозяев,лишь расплодились горе-господа.Им нравится веселое молчанье,им хочется надежнее сберечьволынки иностранное звучаньеи балалайки скомканную речь.Гудит апрельский ветер за стеною,фрамуга выгибается дугой;и я захвачен возрастной волною,я словно тот же, но уже другой.И все мои баллады кочевыетрассируют, что жизнь одним права,ведь не склонилась на упрямой выешального зимогора голова.Итак, вперед, не признавая порчи,не занимая лучшие места;очередной апрель раскроет почки,и скоро брызнет свежая листва… ТЕЛЕГРАММА
"Всей трассе полета дожди моих слез"пришла от тебя телеграмма.Так вот он, ответ на проклятый вопрос:комедия жизнь или драма.Так вот почему мы боимся летатьи топчемся часто на месте;и солнце не любим, приучены лгатьдруг другу, не помня о чести.Но знай, что рокочет над озером громво тьме беспробудно-кромешной;зовет телеграмма; и дождь за окномкак наш разговор безутешный.Не буду твердить про банальную грусть,что в небе дыру залатаю…Я солнца палящих лучей не боюсьи сердцем к тебе улетаю. * * *
Не любитель я гостиниц,но когда в отъезде долгом,номер — сладостный гостинец,блажь, повенчанная с долгом.Здесь не страшен поздний вечер:засмоливши сигарету,кофе заварив покрепче,славно развернуть газету.И легко перелетаямыслью за последней вестьюот Берлина до Шанхая,от кораллов до созвездий,славно верить в то, что вечентвой уют, заливчик света,между тем, как этот вечервесь сгорел, как сигарета.
Поделиться с друзьями: