Иглы мглы
Шрифт:
ИНВАЛИД ВОВ
Изменятся времена.Забудутся даты салютные.Но тлеет под сердцем война.Жгут памяти муки лютые.Ведь я — инвалид ВОВ.Война меня покалечила.Всегда к обороне готов.Добавить к этому нечего.А то, что не видел отцаи жестко воспитан был отчимом,гласит: не бывает концавойне… И помимо прочегов сердцах торжествует больот нищеты, от усталости.И бой, бой с самим собойне кончится, даже в старости.Конечно, я — индивид,есть капелька оригинальности.Но прежде всего — инвалид,что всех инвалют банальнее.И в этот победный годя счастлив одним скорее,что выжил среди невзгод,как выиграл в лотерее. ПОБРАТИМЫ
"Гром" и "морг" — слова-побратимыи рифмуются наоборот."Грот" и "торг" вполне обратимы,только сходства наплакал кот."Рис" и "сир" — такое же сходствоприоткрою и укрощу."Рим" и "мир" — сияет сиротство."Ром" и "мор" — беды не прощу.Забывается
БРОДЯЧИЙ СОНЕТ
Я себя не люблю: прожил жизнь понарошкувсем подай, принеси и убраться изволь.А талантов-то было — как фигурок в матрешке.Почему же под старость — чудовищный ноль?Ночь меня допекла — пробирайся сторожко.Разгулялись братки, перекатная голь.Лист опавший лежит, словно смятая трешка,обещая напрасно дармовой алкоголь.Я отвешу поклон полуночной природе.Я спасибо скажу шаловливой листве.Пусть я репу не рыл на родном огородеи граблями не ерзал по старой ботве,я давно растворен в равнодушном народе,словно сахар — в воде, как плотвичка — в Неве. ЭПИГРАММА
В стихах Сержантова одно я вижу благоведь жопу подтереть всегда нужна бумага.А то, что напечатаны стишата,бумага в том ничуть не виновата.ИЗ МАЛЕЕВСКОЙ ТЕТРАДИ
ВИСЯЧИЙ МОСТИК
Жизнь начиналась, вроде, просто…Но вот покинут отчий дом,и мы по подвесному мосту,качаясь в пустоте, идем.Гуляют под ногами планки,почти разбитые в щепу.Жизнь показала нам с изнанкипугающую высоту.Спасибо, подвесной, висячиймалеевский разбитый мост,где раскорячено, незрячемы шли, не поднимаясь в рост,за наставленье-испытанье,мол, крепче за руки держись,за тонкое напоминанье,какая трепетная жизнь! ЖИЗНИ РАДУЖНЫЙ ПУЗЫРЬ
Безмятежная погода.Солнце светит. Нет дождя.Водка есть чуть-чуть для взвода,но немного погодя.Вновь ты чем-то недоволен,вновь подумал, обормот:"Супчик, вишь ты, пересолен,пересахарен компот.Отвратительны газеты,книги, видеокино".Что ты хочешь? Где ты? С кем ты?Не с природой заодно.У тебя своя природа,свой замес и свой завод,и в любое время годавечно мучишься, урод.Недоволен ты, по сути,лишь собой, и потому,други, вы не обессудьте,быть позвольте одному.Хоть в каморке, хоть в кладовке,хоть за шторкой на печи.Вот и все твои уловки.Кирпичи — не горячи.Горяча и буйна совесть,как в бутыли сжатый хмель.Ты почувствовал, готовясь,что за тридевять земель,окромя ядрена мата,уготовлена тебенепосильная расплатаза расхлябанность в судьбе,за смешки, за небреженье,за надежду; дескать, стыдсовершит преображенье;пусть тебя оборонитот ночного приговорасвета алчущей душеи несмывного позорана последнем вираже.Вот и все. А вы — погода.Дескать, солнце. Не дождит.Что ж, в любое время годабудет повод для обид.Мой герой себя обиделтем, что эгоистом жил,наконец возненавиделто, что истово любил.Молит он не о спасенье,Божьей милостью храним,а о том, чтоб воскресеньене осталось днем одним.Чтоб в недельной круговерти,одиночество ценя,он порой мечтал о смерти,самого себя виня.Там, где вовсе нет погоды,солнца нет и нет дождя,все уснем как часть природы,чтоб немного погодя,может быть, очнуться, плотношевельнуться — ввысь и вширь,чтобы вновь возник и лопнулжизни радужный пузырь. ИЕРОГЛИФ СУДЬБЫ
Уж не славы взыскуя, не утлой поживы,я еще поживув вертограде зеленом, у речки, где ивыгомонят наяву.За окном разжужжалась не шалая пчелка,воет мотопила.Сразу вспомнилась хитрая рыжая челка…Что она наплела?Что она говорила, Офелия, фея?Чушь какую несла?В давней речке мелькнула, закатно алея,только тень от весла.Только отзвук речей, только тихое эхобеспричинных смешков.Я еще не доплыл, я еще не доехалдо летейских мостков.Я еще поживу, напрягусь, не расслышавсмысл, но звук сохраня.То ли "елочкой", то ли же "крестиком" вышитиероглиф огня.Следом катится рериховский иероглифв виде двух запятых.Он напомнит боренье головастиков долгих,как мне били под дых.Как когда-то давно пацаном романтичным(все равно пацаном),я пусть нехотя дрался, бранился циничнои травился вином.Иерархия образов прежде, до смыславыжигает нутро.Это было до Ельцина, до Гостомысла.До кино и метро.Это было и с нами уйдет, чтобы сновавспыхнуть в жизни другой.Я тянусь, чтоб расслышать последнее словои — коснуться рукойрыжей челки, а может быть, ивовой пряди,может, тени весла.И ознобно заметить в неумершем взгляде,как смеется веснав вертограде зеленом, у речки, где ивыгомонят наяву.И не все ли равно несчастливым, счастливым;главное — что живу.Пусть обрубком, калекой, пускай инвалидом,просто частью ствола.Перепилен. Бывают такие обиды,что там мотопила.Я еще не доплыл, я еще не доехалдо летейских мостков.Но все ближе и громче давнишнее эхо.И я к встрече готов. МИТТЕЛЬШПИЛЬ
П. А. Николаеву
Играя в шахматы с профессором,а уж тем паче с академиком,считайте лучше ваши акции,а то бишь шансы на успех;обзаведитесь-ка процессором,а может, даже личным медиком,чтобы потом в иной редакциивас не послали б, как на грех.Итак, мой друг, играя в шахматыс научным вдумчивым работником,с литературоведом, в частности,держите ушки поострей;он так разделает, что ахнете,что вдруг упретесь в подлокотники,поняв, что избежать опасностине выйдет, этот тип умней.Сильней, хитрей, пообразованней,выносливей — такие качества,такое превосходство явное,как ты, дружочек, ни крути;уж в голове дыра озонная,уже душонка в пятки прячется,кровь стынет в жилах, ну, а главноеназад не отыскать пути.А академик хмыкнет радостно,стишок прочтет — опять по случаю,оглянется на женщин с гордостьюи вмиг фигуру заберет;а у тебя на сердце гадостно,а ты себя одернешь, мучая,и славно, если все же с твердостьюподвинешь пешечку вперед.И эта слабая пешулечка,такая крохотная пешечка,совсем фигурка никудышная,возьмет и вырвется в ферзи;и вот уже мечты граммулечка,надежды слабенькая свечечка,молитва, никому не слышная,помогут… Миленький, дерзи!Дерзай, замурзанный, запуганный,дебютов не учивший в юности,играть всерьез не собиравшийся,но не чуравшийся проказ,привыкший к проигрышу, к ругани,но вынырнувший из угрюмости,и все-таки вконец не сдавшийсяи выигравший в первый раз.Дрожите, бедные профессоры;и трепещите, академики!У вас соперник есть нешуточныйи первооткрыватель дат;он смотрит в будущее весело,туда поедет он на велике,стихописуя круглосуточно,достоинств тайных кандидат.СЛОН И СЛИЗНЯК
"Мимо меня проползают слизни
с глазами статуй в саду…"
Со слизняком затеяв разговор,слон поражен его был самомненьем:"Да я… да мне… да с некоторых порко мне киты относятся с почтеньем.Когда б я плавал, был бы тоже кит,но не хочу, привык к земле по жизни.Горжусь, что я вульгарный паразит,как все мои предшественники слизни.Зато Камю и Сартра я читал,мне Хайдеггер мировоззреньем близок;я обожаю человечий кали пью мочу, поверьте, без капризов.Вы в самолетах жрете аэрон,вгрызаетесь в творенья Массолита,а я залез в свой костяной гондон,он — лучшая моя самозащита.Мне Пушкин — бог, я тоже накропалдве-три строки о сексе понаслышке;пусть кто-то скажет, что талантец мал,но кайф и драйв зато всегда в излишке.Да, я — слизняк, я не такой, как вы,зато король среди окрестных слизней,и мне плевать на жителей Москвы,погрязших в рыночной дороговизне.Зато я без работы проживуи накропаю, может быть, романчик,где выведу на славу всю Москву,загнав героев голых на диванчик.Поверьте, мне и премию вручат,я сразу стану членом Слизне-клуба;а то, что нет ни деток, ни внучат,мне наплевать, зато целее зубы.Вы думали, у слизней нет зубов?Есть и еще какие! Мысле-зубы.Мы ими объедаем дураков,вздымая для завесы грязи клубы.Такой я слизень. Просто красавец.Завидуйте же слизневому счастью.Жаль, что на этом сказочке конец.Я о конце лихом мечтаю часто…"Слон не дослушал слизневый разнос.Считайте, что из зависти, из местинад ним слоновью ноженьку занеси без раздумий раздавил на месте.* * *
Я открываю себе новую в жизни страницу.Сколько я их открывал, чтобы тотчас же забыть.Но почему-то опять возникало внутри вдохновенье.Я начинал вновь и вновь… Вновь говорить о себе.СТИХИ 1968 ГОДА
(Нашел обрывок записи)
Кому-то, братцы, Лорелеяи бурный Рейн,а мне на выбор: лотереяили портвейн.Ночные мысли каменисты.Часы — века.А мне на выбор: в коммунистыили в з/к.* * *
Млечный путь… Как дорога легка!Пробеги, начинающий бог,не теряя пакет молока,Ариадны бесценный клубок.Но вмешался безжалостный быт,не сдержала поклажи рука.Развалилась страна, и забыттреугольный пакет молока.ЖРЕБИЙ
"Блаженный жребий. Как мне дорога унылая улыбочка врага! Люблю я неудачника тревожить, Сны обо мне мучительные множить И теневой рассматривать скелет завистника, прозрачного на свет".
1Биармия, куда я вброшен былпо прихоти безжалостного рока,не признавала жалкого оброкаслучайными нарезками судьбы.Ей нужен был весь полностью пирог,она ждала туземную покорность,а я не мог ответить на огромностьее в ночи затерянных дорог.Сквозь смрад и дождь на торжище пустом,обманутый внезапным совпаденьем,сов. баловень, сов. трутень во владеньене мог принять я свой наследный дом.Где доживает мать свои лета,где крошки прежних замыслов столь жалки…Нет, лучше мыкать горе в коммуналке,чем рифмовать опять "мечта — тщета".Биармия, твой данник вновь в беганастроился, он отгрызает ногу,в капкан защелкнутую, рвется он к итогу:то ль свечка Богу, черту ль кочерга…2Мой Рим, мой Кремль, мой северный венецспешат с ухмылкой варвары примерить;а я наивно продолжаю веритьв слепое притяжение сердец.Рога трубят, скорей вгрызайся в плоть,ценой потери выиграй сраженье,а если неизбежно пораженье,смирись — такое повелел Господь.Язычество задвинуто в лесаи накрепко вмуровано в овраги,и если ты воспомнишь об отваге,Эдип, твой жребий — выколоть глаза.Не стоит лицезрения разори варварская радостная рожа…Что ж, шествуй слепо, все, что будет позже,не сузит твой духовный кругозор.Биармия, ты будешь мне роднейна расстоянье; жест прими прощальный.Еще не раз я вздрогну болью давней,уколотый хвоинкою твоей.Поделиться с друзьями: