Иголка в стоге сена

— Да какая иная?! — презрительно фыркнул Самборский Владыка. — Впали в мерзость, и все тут!

…Хорошо, что Господь покарал сию нежить! Все, так или иначе причастные к смерти Жигмонта, отправились в пекло: тевтонец застрелил татя Волкича, тевтонцу снес голову ты, Магистр сдох от паралича, Казначей удавлен. Воистину, Божий Суд!..

…Знаешь, когда ты обезглавил фон Велля, из-за облаков вышло солнце, да такое яркое! Такое же солнце было в тот день, когда наши Владыки встречались на речке Безымянной.

Веселое было солнце, не по-зимнему. Старики бают, что если оно так сияет в январе, весна будет ранней…

— Хорошо бы! — улыбнулся Дмитрий. — Истосковалась душа по теплу, пусть весна скорее приходит!

Воевода не сразу ответил ему, погруженный в свои думы.

…- Дивный ты человек, боярин, — произнес он, наконец, — я и не ведал, что на земле есть люди, подобные тебе…

Издревле повелось, что всякий заботится о собственной особе да о родне, в лучшем случае, о благе своего края…

…Я и сам таков: переживаю лишь за Унию, до успехов иных держав мне нет дела.

Да и может ли быть по-иному? У поляков с литвинами правда — одна, у московитов — другая, у степняков — третья.

Каждый носится со своей правдой и отрицает правду соседа. Один ты ищешь ПРАВДУ для всех людских племен!

— А правда — одна, Воевода, — ответил Бутурлин, — но не все хотят ее видеть. Чаще люди разрывают единую правду на множество частей. И тычут друг другу в глаза свой, удобный для них, кусок…

— А ты мыслишь, что сии куски можно сшить воедино? — с сомнением изрек Кшиштоф. — Да проще найти иголку в стоге сена, чем правду, которая бы устроила всех!

— Пусть так, — кивнул Воеводе Дмитрий, — только нам все одно нужно найти ту иглу, дабы никто из потомков на нее в грядущем не напоролся!

Кшиштоф умолк, задумавшись над словами московита. До сих пор он, и впрямь, радел лишь о судьбах земель, защищать которые ему поручил Государь Польши.

Бутурлин же раздвинул границы его сознания, напомнив Воеводе, что благо его Отчизны неразрывно связано с благом сопредельных держав.

Однако, долго размышлять о единой для всех племен ПРАВДЕ рыцарю не пришлось. По замковой стене к нему спешили два стражника, чей взбудораженный вид не мог не заронить тревогу в душу Самборского Владыки.

— Не прогневайтесь, вельможный пан… — с поклоном начал, приблизившись к Каштеляну, первый жолнеж, — …не знаем даже, как сказать…

— Молви, как есть! — нахмурился Воевода. — Что там у вас стряслось?

— Из Самбора сбежал степняк, оруженосец боярина… — с трудом выдавил из себя жолнеж.

— Как сбежал? — не поверил его словам Кшиштоф.

— Не можем знать, пан Воевода… — на жолнежа было больно смотреть, — … только вместе с ним из замка пропали ездовая лошадь два клинка и…

— И?!!! — грозно подался вперед Каштелян.

— И сокровища, отнятые Вашей Милостью у степных разбойников… — пролепетал другой стражник, опуская глаза долу.

— Что вы несете, олухи?! — вышел из себя Воевода. — Как он мог похитить скарб Волкича? Да на дверях сокровищницы — три замка, таких, что ломом не сковырнуть!

— Вельможный пан, степняк не сковыривал замки ломом… — еще ниже склонился перед Каштеляном жолнеж.- …Он их отпер…

— Чем?! — взвился, не на шутку рассердившись, Кшиштоф. — Все ключи от сокровищницы — у меня!

— На полу, у двери, мы нашли пару кривых гвоздей… — произнес первый стражник, — похоже, ими он и отпирал замки…

Теперь было больно смотреть на Воеводу. Никогда еще Самборский Владыка не выглядел таким растерянным, и уязвленным.

— Опять гвозди… — обескуражено прошептал он, обернувшись к Бутурлину. — Боярин, ты без малого три недели терся бок о бок с этим висельником! Скажи, как у него получаются такие вещи?!

— Сам не знаю, Воевода, — честно признался Дмитрий, — но к чему расстраиваться попусту? Насколько мне ведомо, ты не успел сообщить Королю об отнятом у Волкича скарбе. А значит, у Польского Государя не будет к тебе нареканий…

— Зато у меня будут нарекания!.. — хищно сощурился, глядя на нерадивых стражников, Кшиштоф.- …Куда вы смотрели, лежебоки, когда степняк ковырялся в замках?! Ну, ничего, сейчас вы у меня узнаете, почем фунт лиха!!!

Засучив рукава, Воевода двинулся к своим подчиненным. Вид его был настолько грозен, что жолнежи сначала робко попятились, а затем вовсе пустились наутек.

Самборский Владыка гнался за ними, осыпая бранью и угрозами. Но боярин их не слышал, поскольку навстречу ему со всех ног спешила Эвелина.

Ей так хотелось обнять любимого, но, боясь разбередить его раны, княжна сдержала чувства и остановилась в полушаге от Бутурлина.

В глазах девушки отражался мир, полный любви и нежности, и, встретившись с ней взором, Дмитрий почувствовал, как пробуждаются к жизни его душа и плоть.

К горлу боярина подкатил ком, глаза защипало от слез, но это были слезы радости. Он сам шагнул навстречу княжне и, чтобы она не простыла, укрыл ее от ветра своим полушубком.

— Ты по-прежнему обо мне заботишься!.. — произнесла, замирая от счастья, Эвелина. — …Когда же я смогу заботиться о тебе?

— Не думай о том, моя Лада! — ответил Дмитрий, нежно касаясь губами ее виска. — Все успеется, ведь впереди у нас — целая жизнь!

Бутурлин и княжна стояли на гребне замковой стены, словно на краю нового, еще неизведанного ими бытия, и грезили о жизни, в коей никто не сможет их разлучить.

Мечты их были по-детски бесхитростны и прекрасны. Они предвещали годы, проведенные вместе, радость рождения детей, томительное ожидание мужа из походов и отраду его возвращения домой. Еще в них присутствовали бревенчатый терем, хранящий в зной прохладу, а в стужу — тепло, цветущий сад за окнами…

…Влюбленные, мечтали обо всем, что способно было вобрать в себя короткое, но емкое слово «счастье». И словно боясь спугнуть их мечты, стих ветер, перестал сыпаться снег, а из-за облаков выглянуло не по-зимнему приветливое солнце, обещая раннюю весну.

_КОНЕЦ