Игра Джералда

Но все равно, разве это не здорово: просто встать на ноги – просто встать и больше ничего?! Даже выразить невозможно, как это здорово!

– Нет, – прохрипела Джесси. – Сейчас не время об этом думать.

Крепко прижав искромсанное запястье к левой груди, чтобы хотя бы слегка остановить кровь, она развернулась впол-оборота и прижалась к стене ягодицами. Теперь Джесси стояла с левой стороны кровати в позе солдата, расслабившегося по команде «вольно». Она сделала глубокий вдох, заставляя себя оторвать правую руку от груди. Ждать больше нельзя. Пора делать дело.

Рука поднялась медленно и неохотно, как рука старенькой заводной игрушки, за которой никто не следит. Изрезанная ладонь легла на полочку в изголовье кровати. Безымянный палец и мизинец по-прежнему не слушались, но Джесси удалось ухватиться за полочку большим, указательным и средним пальцами и сбросить ее с креплений. Полка упала на постель, на которой столько часов пролежала Джесси и на которой еще оставались отпечатки ее тела – вмятины в розовом стеганом матрасе, пропитанные потом, а сверху и кровью. Вид этих вмятин вызывал в Джесси злость, страх и слабость. Ей было противно на них смотреть. Ее это бесило.

Джесси перевела взгляд на свою дрожащую правую руку. Потом поднесла ее ко рту и попыталась вытащить зубами осколок стекла, застрявший под ногтем большого пальца. Стекло вроде бы поддалось, но потом прошло между зубами и вонзилось глубоко в десну. Больно особенно не было – просто быстрый и резкий укол. Кровь потекла на язык, сладковато-соленая и густая, как вишневый сироп от кашля, которым Джесси поили в детстве, когда она болела. Джесси даже не обратила внимания на эту новую ранку – за последние несколько минут она и не такое пережила. Она только крепче стиснула зубы, вытащила осколок из пальца и выплюнула его на кровать вместе с теплой алой кровью, переполнившей рот.

– Ладно, – пробормотала она и принялась протискиваться между стеной и спинкой кровати.

Кровать отодвинулась от стены на удивление легко – гораздо легче, чем смела надеяться Джесси. Впрочем, она никогда и не сомневалась, что кровать можно сдвинуть, если найти подходящую точку опоры. И она нашла эту точку опоры и принялась толкать ненавистную кровать по вощеному полу. Поначалу кровать постоянно сдвигалась вправо, потому что Джесси могла толкать только с левого края, но Джесси быстро под это подстроилась, и дело пошло быстрее. Если удача приходит, – размышляла она, – то приходит во всем, Джесс. Да, ты порезала себе десну, но зато не наступила босой ногой на осколки стекла. Так что давай, дорогая, толкай кровать и продолжай считать свои…

Нога наткнулась на что-то мягкое. Джесси опустила глаза и увидела, что это было пухлое плечо Джералда. Кровь из ее изрезанной правой руки капала ему на лицо и на грудь. Одна капля упала прямо на остекленевший открытый глаз. Джесси смотрела на мужа и не чувствовала ничего: ни жалости, ни ненависти, ни любви. Сейчас она чувствовала только ужас и отвращение к себе за то, что все чувства, которыми она жила столько лет – так называемые чувства культурных людей, что составляют костяк любой «мыльной оперы», телевизионного ток-шоу или радиопередачи, куда слушатели звонят и делятся своими проблемами, – оказались такими мелкими и ничтожными по сравнению со стремлением выжить любой ценой. Джесси не знала, как это бывает у других, но в ее случае инстинкт выживания сметал все на своем пути, как безжалостный скребок бульдозера. Хотя случай действительно был критический, и Джесси почему-то не сомневалась, что, окажись на ее месте, скажем, Арсенио или Опра, они бы действовали почти так же, как действовала она.

– Прочь с дороги, Джералд. – Джесси пнула его ногой (при этом она испытала ни с чем не сравнимое удовольствие, но постеснялась признаться в этом даже себе самой). Джералд, однако, даже не шелохнулся. Как будто химические процессы, происходившие при разложении его тела, намертво приклеили его к полу. Только мухи жужжащим облаком поднялись с его развороченного живота. Только мухи – и все.

– Ну и хрен с тобой, – заключила Джесси и снова толкнула кровать. Ей удалось переступить через Джералда правой ногой, но левой пришлось наступить прямо ему на живот, при этом у него в горле раздался долгий хрипящий свист и из открытого рта вырвались вонючие газы. Хорошо еще, что немного.

– Можешь не извиняться, Джералд, – пробормотала Джесси и направилась дальше, даже не оглянувшись на мужа. Она смотрела на туалетный столик, где лежали ключи.

Как только она отошла от Джералда, мухи сразу же опустились на прежнее место. У них тоже было совсем мало времени, а сделать еще предстояло так много.

Глава 32

Больше всего Джесси боялась, что кровать зацепится за дверь ванной или за угол, и ей придется оттаскивать ее назад и разворачивать, как это бывает, когда ты пытаешься втиснуть громадный автомобиль на узкое свободное место на стоянке. Но как выяснилось, траектория движения кровати, которая постоянно забирала чуть вправо, была почти что идеальной. Всего один раз Джесси пришлось чуть подправить направление и подтолкнуть свой край кровати немного вперед, чтобы правая сторона не уперлась в туалетный столик. И именно в этот момент – когда она толкала кровать, вцепившись в столбики обеими руками, низко наклонив голову и отклячив задницу, – она почувствовала первые признаки слабости и головокружения. Она навалилась всем телом на деревянное изголовье, в точности как пьянчужка, которая назюзюкалась так, что не может стоять на ногах. Голова не просто кружилась. В голове помутилось. Ощущение было такое, что она разом лишилась всего – и не только способности мыслить и силы воли, но и чувствительности тоже. На мгновение ей показалось, что время разорвалось и повернуло вспять, и она оказалась не здесь – тоже у воды, но не на Дак-Скоре и не на Кашвакамаке, а в каком-то совсем другом месте, и не на озере даже, а скорее на море. Там пахло не устрицами и медью, а морской солью. Опять был день солнечного затмения, но это единственное, что совпадало. Она спряталась в кустах ежевики, спасаясь от какого-то другого мужчины – от какого-то другого папы, который хотел сделать с ней кое-что посерьезнее, чем просто забрызгать ее трусы. И теперь он лежал на дне колодца.

Нахлынуло ощущение дежа-вю.

О Господи, что это? – подумала Джесси, но ответа не было. Только снова это загадочное видение, о котором она не вспоминала с тех пор, как в день затмения зашла к себе переодеться – к себе в комнату, перегороженную веревкой с рисунками: худощавая женщина в домашнем платье, темные волосы собраны на затылке в пучок… а рядом с ней, на земле, какая-то белая смятая ткань, вроде бы нижняя юбка.

Спокойно, – сказала себе Джесси, вцепившись в столбик кровати изрезанной правой рукой и уже из последних сил пытаясь устоять на ногах. – Держись, Джесси… держись. Просто не обращай внимания. Ни на женщину, ни на запахи, ни на темноту. Держись, и темнота пройдет.

Она удержалась, и темнота отступила. Первым поблекло видение с худенькой женщиной, стоявшей на коленях и глядящей в дыру в прогнивших трухлявых досках над старым колодцем, а потом постепенно рассеялась и темнота. Спальня вновь озарилась мягким приглушенным светом – таким светом, который и должен быть в пять часов вечера ясным осенним днем. В косых лучах света, что падали из окна с видом на озеро, плясали искрящиеся пылинки. Теперь Джесси снова их видела. Пылинки в лучах и тень своих ног на полу. Посередине тень от ног преломлялась, так что тень остального тела лежала уже на стене. Темнота отступила, оставив лишь звон в ушах. Джесси опустила глаза и увидела, что ноги у нее все в крови. Она шла по крови, она истекала кровью.

У тебя мало времени, Джесси.

Она это знала.

Она опять навалилась грудью на деревянное изголовье. На этот раз сдвинуть кровать с места оказалось труднее, но Джесси все-таки справилась с этой задачей и две минуты спустя встала перед туалетным столиком, на который так долго, так вожделенно и так безнадежно смотрела с другого конца комнаты. Едва заметная дрожь – сухое подобие улыбки – тронула уголки ее губ. Я похожа на человека, который всю жизнь мечтал повидать черные пески Коны и не поверил своим глазам, когда все-таки их увидел, – подумалось ей. – Это похоже на сон, на еще один сон, пусть даже очень живой и реальный – из тех снов, в которых ты чувствуешь, как у тебя чешется нос.

Нос у нее не чесался, но вот на туалетном столике лежал смятый галстук Джералда, и на нем был завязан узел. Такие детали вряд ли подметишь даже в самом что ни на есть реалистичном сне. А рядом с галстуком лежало два одинаковых маленьких круглых ключика. Ключи от наручников.

Джесси поднесла правую руку к лицу и критически осмотрела изрезанную кисть. Мизинец и безымянный палец по-прежнему не двигались и ничего не чувствовали. На миг Джесси задумалась, насколько серьезно она повредила себе нервные окончания, но тут же отбросила эту мысль. С этой проблемой она разберется потом – как и с другими проблемами, которые отложила «на потом» на время поездки с мужем к озеру, – а сейчас повреждение нервов на правой руке занимало ее не больше, чем стоимость фьючерсных сделок на рыбий жир в штате Омаха. Самое главное, что большой, указательный и средний пальцы все еще действовали. Они, правда, немного дрожали – словно от потрясения, что их давние соседи, мизинец и безымянный палец, так внезапно покинули их в самый ответственный момент, – но зато слушались.