Игра Джералда

– Риджвик с виду такой смешной и неуклюжий, – сказал мне Брендон. – Но он очень умный и знает, когда нанести решающий удар. Даже в самый «горячий» момент он всегда держит в голове, что впереди еще суд и надо все провернуть так, чтобы преступник потом не отвертелся. Он учился у Алана Пенгборна – парня, который работал шерифом до него, – а это значит, что он учился у самого лучшего из шерифов.

Минут через десять после того, как фургончик въехал в кладбищенские ворота, Риджвик с Лепонтом последовали за ним, тоже выключив фары. Они ехали по следам фургончика, пока не поняли, куда именно он направляется – к городскому склепу, вырубленному в холме. Они оба считали, что это Рудольф, но никто не сказал этого вслух. Лепонт потом говорил, что они боялись сглазить.

Риджвик велел напарнику остановить машину с другой стороны холма. Сказал, что надо дать парню возможность надыбать веревку, на которой его и повесят. Как потом выяснилось в ходе судебного разбирательства, Рудольф надыбал себе веревку длиной до луны. Когда Риджвик с Лепонтом наконец вошли в склеп с пистолетами наголо и с зажженными фонариками, они застали Раймона Эндрю Жобера наполовину залезшим в открытый гроб. В одной руке он держал топор, в другой – свой член, который, по словам Лепонта, был уже в полной боевой готовности.

Я так думаю, Жобер до смерти напугал их обоих, когда они осветили его фонариками. И это неудивительно. Представляю себе, каково это было… да и кому, как не мне, это знать… Встретить такое вот «чудо», на кладбище, в два часа ночи… Помимо всего прочего, Жобер был болен акромегалией, прогрессирующим ростом рук, ног и лица. Такое бывает при гиперфункции гипофиза. Вот почему у него лоб нависал над глазами, а губы выпирали вперед. И еще у него были ненормально длинные руки – ладони свисали почти до колен.

Год назад в Кастл-Роке был сильный пожар – почти весь центр сгорел, и городская тюрьма в том числе, – поэтому особо опасных преступников отвозили в Чемберлен или Норвей, но ни шерифу Риджвику, ни его помощнику Лепонту не хотелось тащиться по заваленным снегом дорогам в три часа ночи, и Жобера отвезли в подновленный ангар, в котором тогда временно размещался полицейский участок.

– Они утверждали, что было поздно и дороги были заснежены, так что ехать было опасно, – сказал мне Брендон, – но мне кажется, что дело было в другом. Мне кажется, что шериф Риджвик не хотел отдавать эту сволочь в другие руки, пока сам не приложит его пару раз мордой об стол. Но с Жобером не было никаких проблем – он спокойно сидел себе на заднем сиденье, бодрый, как птенчик, и вид у него был такой, как будто он только что вылез из телевизора, из какой-нибудь серии «Баек из склепа» [36] , и – оба, Риджвик и Лепонт, клянутся, что это правда – он еще напевал «Счастливы вместе».

36

Сериал короткометражных «ужастиков».

Риджвик передал по рации, чтобы их встретили. Он убедился, что Жобер надежно заперт, а помощники, которые остаются его сторожить, вооружены револьверами и обеспечены свежим кофе. Потом они с Лепонтом вернулись на кладбище за фургоном Жобера. Риджвик надел перчатки, постелил на сиденье зеленый полиэтиленовый пакет, которые используются в полиции для того, чтобы переносить тела, и отогнал фургончик в город. Несмотря на мороз, он ехал с открытыми окнами и потом еще долго плевался, что в машине воняло, как в мясной лавке, где холодильники не работают уже неделю.

Первый раз Риджвик заглянул в кузов фургончика, когда загнал машину в освещенный гараж. Там обнаружились несколько сгнивших конечностей, плетеная корзинка – поменьше той, которую видела я, – и набор инструментов, достойных профессионального взломщика. Когда Риджвик открыл корзинку, он увидел там шесть отрезанных пенисов, нанизанных на веревку. Он сказал, что сразу понял, что это такое: ожерелье. Потом Жобер признался, что часто его надевал, когда отправлялся на свои вылазки на кладбища, и утверждал, что если бы надел его и в тот раз, в свою последнюю «экспедицию», то его ни за что бы не поймали. «Это мой талисман», – сказал он. И если учесть, что его не могли поймать целых семь лет, то, наверное, так оно и было. А ты как думаешь, Рут?

Но хуже всего был сандвич, найденный на пассажирском сиденье. Два ломтика белого хлеба, а между ними – человеческий язык. Политый сладкой горчицей… ну знаешь, которую любят детишки.

– Риджвику удалось выскочить из машины раньше, чем его стошнило, – сказал Брендон. – И слава Богу… а то, если бы он заблевал все вещественное доказательство, полиция штата сожрала бы его живьем. Но, с другой стороны, если бы его не стошнило, я бы первым выступил за то, чтобы его сняли с работы по причинам психопатологического характера.

Рано утром Жобера отвезли в чемберленскую тюрьму. Когда Риджвик, сидевший на переднем сиденье, обернувшись назад, начал в очередной раз зачитывать Жоберу его права (уже, наверное, по третьему разу – Риджвик был человеком методичным донельзя), Жобер прервал его и пробурчал, что он «сделал что-то плохое папочке-мамочке, и ему очень жаль». К тому времени они уже установили – по документам, найденным в бумажнике Жобера, – что он живет в Моттоне, маленьком заштатном городишке неподалеку от Чемберлена, на другом берегу реки, и как только Жобера благополучно препроводили в камеру, Риджвик передал офицерам полиции Чемберлена и Моттона все, что успел рассказать Жобер.

По дороге обратно в Кастл-Рок Лепонт спросил у Риджвика, как он думает, что найдут полицейские в доме Жобера.

– Не знаю, – ответил Риджвик. – Но лучше им прихватить с собой противогазы.

Описания того, что нашли в доме Жобера, равно как и выводы, сделанные полицией на основании этих находок, появились в газетах уже на следующей день. Разумеется, пресса раздула из этого невесть что, но уже вечером в первый день пребывания Жобера в чемберленской тюрьме полиция штата и управление главного прокурора располагали достаточным количеством материалов, чтобы составить вполне объективное представление о том, что творилось в доме на Кингстон-роуд. Мужчина и женщина, которых Жобер называл «папочкой-мамочкой» – на самом деле, это была его приемная мать и ее гражданский муж, – были мертвы. Как и следовало ожидать. Они были мертвы уже несколько месяцев, хотя Жобер продолжал говорить обо всем этом так, словно «что-то плохое» случилось несколько дней, если вообще не часов назад. Он снял скальпы с обоих и съел большую часть «папочки».

По всему дому были разбросаны части человеческих тел: одни давно разложились и кишели червями, несмотря на мороз, другие были аккуратно завернуты, и было понятно, что их хотят сохранить на подольше. В основном это были мужские члены. На полке у лестницы в подвал стояло около пятидесяти стеклянных банок с заспиртованными глазами, губами, пальцами рук и ног и мужскими яичками. Жобер, стало быть, занимался еще и домашним консервированием. Дом был просто набит – в буквальном смысле набит — всяким добром, украденным в основном из летних лагерей и дачных коттеджей. Жобер называл их «мои вещи». В основном это были всякие электрические приборы, инструменты, садовый инвентарь и целая куча женского нижнего белья. Судя по всему, он любил надевать его сам.

Полиция все еще пытается рассортировать части тел: добытые Жобером в его «кладбищенских вылазках» и добытые другими путями. Они считают, что за последние пять лет он убил человек десять – пятнадцать – всех автостопщиков, которые имели несчастье подсесть к нему в фургончик. Брендон говорит, что убитых скорее всего было больше, но следствие идет очень медленно. От самого Жобера толку мало, и не потому, что он не хочет говорить, а потому, что говорит слишком много. По словам Брендона, Жобер уже признался в трехсот убийствах, в том числе и в убийстве Джорджа Буша. Он утверждает, что Буш – это на самом деле Дана Карви, парень, который играет набожную даму в «В субботу вечером».