Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Этот барьер — единственное, что отделяет нас от свинок, — задумчиво произнес Эндер.
— Он генерирует электрическое поле, возбуждающее болевые ощущения в нервных окончаниях при соприкосновении, — сказала Джейн. — При прикосновении к нему все твое тело скручивает — такое ощущение, что тебе отпиливают пальцы напильником.
— Прелестное ощущение. Мы что, находимся в концентрационном лагере? Или в зоопарке?
— Это зависит от того, с какой стороны ты смотришь на это, — ответила Джейн. — То, что находится с человеческой стороны ограды, связано со всей остальной Вселенной, а сторона свинок замыкается на свою собственную планету.
— Разница в том, что они не знают, чего лишаются.
— Я
За оградой был склон холма, ближе к вершине которого начинался густой лес.
— Ксенологи никогда не заходили далеко в земли свинок. Группа свинок, с которыми они общаются, находится на расстоянии не более километра в глубь леса. Свинки живут в бревенчатой хижине, все мужчины вместе. Мы не знаем, есть ли здесь какие-нибудь другие их поселения, однако, основываясь на сообщениях спутников, можно утверждать, что в каждом таком лесу находится такое количество свинок, которое может обеспечить свое пропитание за счет охоты и собирательства.
— Разве они охотятся?
— В основном они занимаются собирательством.
— Где умерли Пипо и Либо?
Джейн высветила участок на травянистом склоне холма недалеко от леса. Рядом с этим местом росло большое дерево, а поодаль — еще два небольших деревца.
— А эти деревья? — сказал Эндер. — Я не помню, чтобы я видел их на голограммах, которые просматривал на Тронхейме.
— Это было двадцать два года назад. Самое большое из них свинки посадили в останки мятежника по имени Рутер, которого казнили до убийства Пипо. Два других отмечают места более поздних казней.
— Хотел бы я знать, почему они сажают деревья в останки свинок и не сажают — в людей.
— Деревья священны, — ответила Джейн. — Пипо писал, что многие из деревьев в лесу имеют имена. Либо предположил, что они могут быть названы в честь умерших.
— А люди просто-напросто не вписываются в религию поклонения деревьям. Что ж, вполне вероятно. За исключением того, что, как я думаю, эти ритуалы и мифы возникли не на пустом месте. Обычно они вытекают из чего-то, тесно связанного с выживанием общества.
— Эндрю Виггин — антрополог?
— Чтобы понять человечество, нужно изучать человека.
— Тогда иди и изучай людей, Эндер. Например, семью Новиньи. Между прочим, компьютеру запрещено отвечать на твои запросы об адресах жителей города.
Эндер осклабился.
— Итак, Боскинья вовсе не такая дружелюбная, какой кажется.
— Если ты будешь расспрашивать людей, то они узнают, куда ты идешь. Если они не захотят, чтобы ты пошел туда, тогда никто не будет знать ответа.
— Ты ведь можешь обойти их запрет, не так ли?
— Я уже сделала это.
Огонек помигивал около линии ограды, за холмом, на котором стояла обсерватория. Это был самый изолированный уголок в Милагре. В прямой видимости от ограды было построено всего несколько домов. Эндер подумал: «По какой причине Новинья выбрала такое место — желание быть поближе к ограде или подальше от соседей? А может быть, так захотел Маркао».
Ближайшим районом был Вила Атрас, далее вниз по реке простирался район под названием Ас Фабрикас. Как следовало из названия, он состоял главным образом из небольших фабрик, на которых производили изделия из металлов и пластмасс, а также пищевые продукты и волокна, потребляемые Милагре. Маленькая, компактная, обеспечивающая себя экономика. И Новинья предпочла жить за этим районом, не на виду, незаметно. Эндер был уверен, что именно Новинья выбрала это место. Разве не было это стилем ее жизни? Новинья никогда не принадлежала Милагре. И неслучайно, что все три вызова Глашатая
были посланы ею и ее детьми. Сам факт вызова Глашатая был вызывающим, он означал то, что, по их мнению, они не принадлежали к числу благочестивых католиков Лузитании.— Все же, — сказал Эндер, — мне придется попросить кого-нибудь проводить меня туда. Мне надо сразу дать им понять, что они не смогут скрыть от меня никакую информацию.
Карта исчезла, и над терминалом появилось лицо Джейн. Она не позаботилась привести свои размеры к нормальным, так что ее лицо было в несколько раз больше, чем обычное человеческое лицо. Она выглядела довольно импозантно. Изображение было сделано очень точно — видны были даже поры кожи.
— На самом деле, Эндрю, это от меня они не смогут ничего скрыть.
Эндер вздохнул.
— У тебя все права на это, Джейн.
— Я знаю. — Она подмигнула. — Но ты не знаешь.
— Ты хочешь сказать, что не доверяешь мне?
— Ты слишком бесстрастен и справедлив. Но я достаточно человечна, чтобы хотеть предпочтительного отношения, Эндрю.
— Ты хотя бы пообещаешь мне одну вещь?
— Все, что угодно, мой корпускулярный друг.
— Когда ты решишь что-нибудь скрыть от меня, обещай мне, по крайней мере, сказать об этом.
— Становится слишком сложно для старушки Джейн. — Она была карикатурным изображением чрезмерно феминизированной женщины.
— Для тебя нет сложностей, Джейн.
— Итак, ты пошел разбираться с семьей Рибейра, у тебя есть какое-нибудь задание для меня?
— Да. Найди, по каким позициям семья Рибейра существенно отличается от всех остальных жителей Лузитании. И любые случаи разногласий между ними и властями.
— Ты приказываешь — я повинуюсь. — Она начала исчезать обратно в бутылку.
— Ты привела меня сюда, Джейн. Почему хочешь вывести меня из равновесия?
— Я не хочу и не хотела этого.
— У меня в этом городе мало друзей.
— Ты можешь доверить мне свою жизнь.
— Я беспокоюсь не о своей жизни.
Площадь была полна детей, играющих в футбол. Многие жонглировали мячом, показывая, как долго они могут удерживать мяч в воздухе только ногами и головой. Однако между двумя из них проходила ожесточенная дуэль. Мальчик изо всей силы пинал мячом в девочку, стоящую не дальше трех метров от него. Она должна была стоять неподвижно, невзирая на боль от удара. Затем била она. Маленькая девочка подавала им мяч, бегая за ним, когда тот отскакивал от жертвы.
Эндер попытался расспросить нескольких мальчиков о том, как добраться до дома, где живет семья Рибейра. Они в ответ неизменно пожимали плечами; когда он стал настаивать, они стали понемногу разбегаться, и вскоре почти все дети покинули площадь. Эндеру стало интересно, что же мог епископ рассказать им такого про Глашатаев?
Дуэль между тем продолжалась с прежним рвением. И теперь, когда площадь была не так заполнена, Эндер заметил еще одного участника, мальчика лет двенадцати. Сзади он выглядел вполне обычно, но когда Эндер направился к центру площади, он заметил что-то необычное в его глазах. Через некоторое время он понял, что именно. У мальчика были искусственные глаза. Они были блестящими и отсвечивали металлом, но Эндер знал принцип их работы. Видел, собственно, только один глаз, но он воспринимал информацию с четырех сканеров, разделяя затем ее для отправки в мозг бинокулярного образа. В другом глазу был источник питания, ячейка компьютерного контроля и внешний интерфейс. При желании можно было записать короткие видеосцены в ограниченную память размером, вероятно, менее триллиона бит. Дуэлянты использовали его в качестве судьи; при возникновении спорных моментов он мог замедленно воспроизвести эту сцену и рассказать им, что случилось.