Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Поговори со мной на португальском! — прохрипел Листоед. Листоеду всегда казалось очень забавным, что Миро и другие ксенологи разговаривают попеременно на двух языках, несмотря на то, что у свинок было отмечено существование по крайней мере четырех различных языков, все использовались в одном и том же племени.
Если он хочет слышать на португальском, то он это получит.
— Vai comer folhas. (Иди ешь листья.)
Листоед был, казалось, озадачен.
— Почему это умно?
— Почему тебя так зовут. Come-folhas.
Листоед вынул из ноздри большое насекомое и отбросил его в сторону.
— Не груби, — сказал он. И пошел прочь.
Миро смотрел, как он удалялся. С Листоедом всегда было трудно. Миро предпочитал компанию свинки по имени Хьюмэн. Хотя Хьюмэн был сообразительнее и Миро приходилось более тщательно контролировать себя в разговоре с ним, он, по
Когда свинка пропала из виду, Миро возвратился обратно в город. Кто-то шел вниз по дороге вдоль холма, по направлению к его дому. Шедший впереди был очень высок — нет, это был Ольгадо с Куарой на плечах. Куара была слишком большой для этого. Миро переживал за нее. Она, казалось, до сих пор не отошла от шока, вызванного смертью отца. Миро почувствовал секундную горечь. Подумать только, он и Эла ожидали, что смерть отца решит все проблемы.
Затем он встал и попытался получше разглядеть человека, шедшего за Ольгадо и Куарой. Он раньше не видел его. Глашатай. Уже! Он находился в городе вряд ли больше часа и уже шел к ним домой. «Замечательно, не хватало только, чтобы мать узнала, что я — один из тех, кто пригласил Глашатая. Почему-то я думал, что Глашатай Мертвых осмотрителен и не пойдет прямо домой к тому, кто его вызвал. Какой дурак. Достаточно плохо уже и то, что он приехал намного раньше, чем я ожидал. Ким непременно донесет об этом епископу, даже если никто другой этого не сделает. Теперь мне придется иметь дело с матерью и, вероятно, со всем городом».
Глава 7. В ДОМЕ РИБЕЙРА
Миро, в этот раз тебе следовало быть там, потому что, хотя я и лучше тебя запоминаю разговоры, все же я не поняла, что это значит. Помнишь новую свинку, ее зовут Хьюмэн, — мне кажется, я видела, как ты разговаривал с ним около минуты, прежде чем убежал, чтобы заниматься «сомнительной деятельностью». Мандачува рассказал мне, что они назвали его Хьюмэном, потому что он был очень смышленым, как, например, ребенок. Ладно, очень лестно, что слова «смышленый» и «человек» в их понимании тесно связаны, или же, возможно, обидно, что они полагают, что польстят нам этим, однако не это важно.
Тогда Мандачува сказал, что он мог уже говорить, когда начал передвигаться без посторонней помощи. И он показал рукой на уровне десяти сантиметров от земли. Мне показалось, что он имел в виду рост Хьюмэна в то время, когда он научился ходить и говорить. Десять сантиметров! Но, возможно, я совсем неправа. Тебе надо было быть там и видеть все это самому.
Если я права и Мандачува имел в виду именно это, тогда мы впервые имеем пищу для размышлений о том, что касается детства свинок. Если они действительно начинают ходить, будучи десяти сантиметров ростом — и, более того, разговаривать — значит период беременности у них гораздо меньший, чем у людей, а период развития — гораздо более длительный.
А затем началось нечто совершенно бредовое, даже по твоим меркам. Он склонился ко мне и сказал мне таинственно, кто был отцом Хьюмэна: «Твой дед Пипо знал отца Хьюмэна. Его дерево стоит возле ваших ворот».
Не шутит ли он? Рутер умер двадцать четыре года назад, разве не так? Ладно, может быть, это просто религиозный обряд, что-то вроде выбора дерева-отца и тому подобное. Но раз Мандачува сказал это под таким секретом, то я все же думаю, что в этом есть доля правды. Возможно ли, что беременность у них длится двадцать четыре года? Или, может, требуются десятилетия для того, чтобы десятисантиметровый заморыш вырос в превосходного индивида, которого мы сейчас и видим. Или, что тоже возможно, сперма Рутера была законсервирована.
Однако эти сведения сами по себе значительны. Впервые один из лично знакомых нам свинок назван отцом. И именно Рутер, тот самый, кого они убили. Другими словами, наименее уважаемая личность — казненный преступник — был назван отцом! Это значит, что группа общающихся с нами мужчин-свинок вовсе не отверженные холостяки, несмотря на то, что некоторые из них настолько стары, что знали еще Пипо. Они — потенциальные отцы.
Более того, если Хьюмэн обладает такими высокими умственными способностями, то почему же тогда его выпихнули в эту группу жалких холостяков? Я думаю, что мы какое-то время ошибались. Это не есть низшая группа холостяков, это — группа подростков, имеющая высокий социальный статус, и некоторые ее представители обещают вырасти в действительно значительных личностей.
Так что, когда ты сказал, что тебе меня жалко, потому что ты идешь заниматься «сомнительной деятельностью», а мне придется остаться дома и составлять
официальные отписки, чтобы передать по ансиблу, ты говорил неправду! (Если я буду спать, когда ты придешь — разбуди и поцелуй меня, хорошо? Сегодня я заслужила это.)На Лузитании не было строительной промышленности. Когда люди вступали в брак, их друзья и родственники строили им дом. Дом семьи Рибейра отражал историю развития семьи. Передняя, наиболее старая, часть дома была сделана из пластмассовых блоков, вмонтированных в бетонный фундамент. По мере роста семьи пристраивались новые комнаты, каждая из которых примыкала к построенным ранее, так что в результате у подножия холма выстроилось пять одноэтажных построек. Позднейшие крытые черепицей кирпичные пристройки были сделаны добротно, однако безо всякой претензии на эстетически законченный вид. Семья построила только самое необходимое и не более того.
Это не было вызвано нищетой, Эндер знал — в этом обществе с полностью контролируемой экономикой не было нищеты. Отсутствие украшений и вообще какой-либо индивидуальности выказывали пренебрежение семьи к своему дому, а для Эндера — еще и к самим себе. Было видно, что Ольгадо и Куара не почувствовали той расслабленности, какая бывает обычно у людей, приходящих домой. Напротив, они стали более настороженными, менее оживленными; похоже было на то, что в доме есть какой-то скрытый источник тяготения, заставляющий их чувствовать все большую тяжесть по мере приближения к нему.
Ольгадо и Куара сразу вошли в дом. Эндер ждал у двери, пока кто-нибудь не пригласит его войти. Ольгадо оставил дверь приоткрытой, однако сам вошел, не сказав ему ни слова. Со своего места Эндер мог видеть Куару, которая сидела в передней на кровати, прислонившись к голой стене. На стенах вообще ничего не было. Они сверкали белизной. Лицо Куары отражало пустоту окружающих стен. Несмотря на то, что взгляд ее был устремлен на Эндера, она, казалось, не замечала его; она не делала ничего такого, что можно было истолковать как приглашение войти.
В доме была какая-то болезнь. Эндер старался понять, что было в характере Новиньи такого, чего он не заметил раньше, доведшего ее до такого состояния. Неужели смерть Пипо, случившаяся так давно, настолько опустошила ее душу?
— Твоя мама дома? — спросил Эндер.
Куара ничего не ответила.
— О, — заметил он. — Извини. Я думал, что ты маленькая девочка, но теперь вижу, что ты статуя.
Она не отреагировала на его слова. Довольно с него пытаться вывести ее из угрюмого молчания.
Раздались быстрые шаги по бетонному полу. В комнату вбежал маленький мальчик, он остановился посреди нее, крутнулся к двери и очутился лицом к Эндеру. Он был младше Куары меньше чем на год — примерно шести-семи лет. Его лицо выказывало, в отличие от Куары, недюжинную смышленость и необузданные желания.
— Твоя мама дома? — спросил Эндер.
Мальчик наклонился и осторожно закатал штанину. К его ноге клейкой лентой был прикреплен длинный кухонный нож. Он медленно размотал ленту. Затем он взял нож обеими руками, нацелился на Эндера и побежал. Эндер заметил, что нож был нацелен прямо ему в пах. Мальчик не скрывал своего отношения к незнакомцам.
В следующее мгновение Эндер поймал мальчика, а нож отлетел в потолок. Мальчик брыкался и кричал. Эндеру пришлось держать его обеими руками; наконец мальчик затих, потому что Эндер крепко держал его перед собой за руки и за ноги, словно ягненка, которого собираются клеймить.
Эндер пристально посмотрел на Куару.
— Если ты сейчас же не позовешь старшего в этом доме, я заберу этого зверя домой и съем его на ужин.
Куара подумала секунду, встала и выбежала из комнаты.
В комнату вошла устало выглядящая девушка с взлохмаченными волосами и сонными глазами. Вдруг она словно проснулась.
— Вы — Глашатай Мертвых!
— Sou, — ответил Эндер. (Да.)
— Nao aqui, — сказала она. — Простите, вы знаете португальский? Хотя, конечно, вы только что ответили мне, но… пожалуйста, не здесь, не сейчас. Уходите.
— Отлично, — сказал Эндер. — Что мне унести — мальчика или нож?
Он показал глазами на потолок; она посмотрела туда же.
— О нет, простите, мы весь день вчера искали его, мы знали, что он у Грего, но не знали, где.
— Он был привязан к ноге.
— Вчера там его не было. Мы всегда проверяем. Пожалуйста, отпустите его.