Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— И увести Куару домой?
— Не знаю. Я не могу не замечать, что ему удалось разговорить ее. И не похоже, что он нравится ей. Она не сказала о нем ни одного хорошего слова.
— Тогда зачем она пошла в его дом?
— Может быть, сказать ему какую-нибудь грубость. Согласись, это лучше, чем когда она все время молчит.
— Иногда кажется, что Сатана делает добрые дела, но это только прикрытие, а потом…
— Ким, не читай мне лекций о демонологии. Проводи меня к дому Глашатая, и я сама с ним разберусь.
Они шли по тропинке вдоль излучины реки. У водяных змей наступил период линьки, и земля под ногами была
Похоже, что Ким думал о том же.
— Мама, давай когда-нибудь посадим около дома речную траву?
— Это первое, что пробовали сделать твои дедушка и бабушка много лет назад. Но они не могли понять, как сделать это. Трава опыляется, но не дает семян. А когда они пересаживали ее, она жила какое-то время, а потом умирала и на следующий год уже не росла. Наверное, она должна жить рядом с водой.
Ким поморщился и зашагал быстрее, слегка разозленный. Новинья вздохнула: Ким, казалось, всегда принимал близко к сердцу, что Вселенная не всегда была устроена так, как ему хотелось бы.
Вскоре они подошли к дому Глашатая. На площади, конечно же, играли дети и им пришлось говорить громко, чтобы слышать друг друга.
— Это здесь, — сказал Ким. — Я считаю, что ты должна увести отсюда Ольгадо и Куару.
— Спасибо, что привел меня, — сказала она.
— Я не шучу. Это настоящее столкновение между добром и злом.
— Как и все остальное, — сказала Новинья. — Самое трудное понять, что есть что. Нет-нет, Ким, я знаю, что ты мог бы подробно рассказать мне, но…
— Не надо говорить со мной снисходительно, мама.
— Но Ким, это кажется естественным, если учесть, как снисходительно ты разговариваешь со мной.
На его лице застыла маска гнева.
Она протянула руку и прикоснулась к нему робко, мягко; его плечо напряглось под ее рукой, как будто это был ядовитый паук.
— Ким, — сказала она, — даже не пробуй учить меня, что такое добро и зло. Я была там, а ты не видел ничего, кроме карты.
Он сбросил ее руку и ушел. «Боже, я просто мечтаю о тех днях, когда мы неделями не разговаривали».
Она громко хлопнула в ладоши. В следующий момент дверь открылась, и появилась Куара.
— Oi, Maezinha, — сказала она, — tambem veio jogar? (Ты тоже пришла поиграть?)
Ольгадо и Глашатай играли за компьютером в звездные войны. Голографическое поле на машине Глашатая было больше и четче, чем на большинстве других, и оба одновременно управляли эскадрильями по десятку с лишним кораблей в каждой. Это было очень сложно, и оба не подняли головы, даже не поздоровались с ней.
— Ольгадо сказал, чтобы я помолчала, а то он вырвет мне язык, сделает бутерброд и заставит съесть, — заявила Куара. — Так что тебе лучше подождать, пока игра не закончится.
— Садитесь, пожалуйста, — тихо сказал Глашатай.
— Вам
конец, Глашатай, — провозгласил Ольгадо.Больше половины кораблей флотилии Глашатая исчезли в облаках взрывов. Новинья присела на стул.
Куара уселась на полу возле нее.
— Я слышала, как ты и Ким разговаривали там, на улице, — сказала она. — Вы так громко кричали, что мы слышали все.
Новинья почувствовала, что краснеет. Она почувствовала раздражение оттого, что Глашатай слышал, как она ссорилась со своим сыном. Его это не касалось. Все в жизни ее семьи его не касалось. К тому же ей совсем не понравилось то, что он играл в военную игру. Это было старомодно. В космосе не было никаких битв уже сотни лет, если не считать мелких стычек с контрабандистами. Милагре был таким тихим местом, что самым опасным оружием в деревне был электрический кнут шерифа. Ольгадо не увидит ни одной битвы в своей жизни, и тем не менее он сидит и играет в войну. Может быть, это врожденное желание самцов — разнести противников на мелкие кусочки или размазать их по земле. А может быть, его тянет к насилию в играх потому, что насмотрелся на него дома. «Тогда это моя ошибка, опять моя ошибка».
И вдруг Ольгадо вскрикнул, глядя, как его флотилия исчезает среди взрывов:
— Я не ожидал! Я не могу поверить, что вы это сделали! Я совсем не ожидал!
— Незачем кричать, — сказал Глашатай. — Посмотри в записи, как это у меня получилось, и, может быть, в следующий раз ты сможешь отразить такой удар.
— Я думал, что Глашатаи вроде священников. Где вы так хорошо изучили тактику?
Глашатай посмотрел со смыслом на Новинью и ответил:
— Иногда это почти как в бою — просто уговорить людей сказать тебе правду.
Ольгадо откинулся спиной к стене. С закрытыми глазами он мысленно прокручивал закончившийся бой.
— Вы копались в моих файлах, — сказала Новинья. — И не очень тонко. Или, может быть, это и называется «тактикой» у Глашатаев Мертвых?
— Ведь вы пришли сюда, не так ли? — Глашатай улыбнулся.
— Что вам нужно было в моих записях?
— Я прибыл сюда, чтобы Говорить о смерти Пипо.
— Я его не убивала. Не лезьте в мои записи.
— Вы вызвали меня сюда.
— Я уже передумала. Мне очень жаль. И все равно, это не дает вам права…
Его голос вдруг стал мягче. Он присел перед ней на корточки, чтобы она могла расслышать его.
— Пипо узнал от вас что-то, и за это свинки его убили. Поэтому вы засекретили свои файлы, чтобы никто не мог прочитать их. Вы даже отказались выйти замуж за Либо, чтобы он не смог увидеть то, что видел Пипо. Вы испортили жизнь себе и всем, кого любили, чтобы Либо, а теперь Миро не узнали этот смертельный секрет.
Новинья почувствовала озноб, ее руки и ноги начали дрожать. Он пробыл здесь всего три дня и уже знал больше, чем все остальные (кроме Либо) предполагали.
— Послушайте меня, дона Иванова. Это не сработало. Либо все равно умер, не правда ли? Вы сохранили секрет, неважно какой, но не спасли его жизнь. Это не поможет и Миро. Невежество и обман не могут спасти никого. Только знание.
— Никогда, — прошептала она.
— Я могу понять, почему вы сохранили это в тайне от Либо и Миро, но почему я? Ведь я для вас никто, так что изменится, если я узнаю этот секрет и он меня убьет?
— Неважно, умрете вы или нет, — сказала Новинья, — но этих файлов вы не получите.