Игра Канарейки

– Можешь представить, сколько лет я провёл вот так? Шатаясь от одной корчмы к другой, не имея ни цели, ни смысла, ни чувств? Грабил и убивал, золото тут же пропивал, а как оно кончалось, снова шёл грабить? Пожалуй, что этих лет хватило бы на три твоих жизни. Или на четыре. Я давно потерял счёт годам.

Атаман взглянул в сторону двери, а затем быстро перевёл взгляд на свои руки. Покрытые самыми жуткими, самыми старыми и самыми болезненными шрамами. Теми, которые он нанёс себе сам.

– Думаю, поживи ты так с моё, тоже бы устал, Бертольд.

У «кабана» сдавило дыхание. Не потому, что атамана вдруг пробило на такую странную пугающую откровенность, пусть это и было очень жутко, не потому, что то, что о нём судачили – мол, атаман у нас бессмертный и древний, как эльфские руины, оказалось правдой, а всего лишь от того, что Ольгерд фон Эверек знал, как его зовут.

– Я устал и больше на это не гожусь, Эльза. Считай, мы тут совершаем бескровную революцию. Не бойся, я сам приеду и скажу обо всём остальным. Мне только нужно знать, что ты точно согласна.

Ольгерд сделал паузу, достал трубку, положил её перед собой на стол.

– Это просьба, не приказ.

– Я не боюсь, атаман. И согласна. – Эльза прыснула. – Но называть тебя так не прекращу. Ты атаман, и у меня нет никаких сил звать тебя по имени.

Ольгерд взял трубку и тубус, встал из-за стола.

– Спасибо, – сказал он. И направился к двери. К Птахе.

Эльза откуда-то знала, что так и случится, так и будет. Что эта странная эльфка переворошит всё, а потом уведёт его с собой. Ведь это действительно к лучшему, правда?

– Атаман! – Эльза вскочила из-за стола. Ольгерд остановился возле двери, обернулся.

– Мы останемся в том доме. Осядем. Перестанем грабить, будем наёмниками. Не всем это понравится, кто-то будет против, но больше нас не будут называть разбойниками.

– Вы же всё-таки дворянские дети.

Ольгерд улыбался одним уголком рта, его зелёные глаза смотрели на новую атаманшу «кабанов» с уважением. Он выбрал правильно.

Канарейка стояла на улице под навесом и уже несколько минут бессмысленно смотрела на то, как ободранная рыжая кошка, устроившаяся на лавке, по очереди вылизывает весь свой многочисленный нелепый и ещё подслеповатый выводок.

Похоже, что корчма «Семь котов» больше не оправдывала своё название и котов на самом деле было значительно больше. Почему-то это показалось Канарейке смешным, и она нервно хихикнула. Только услышав собственный сдавленный смех, поняла, как она на самом деле нервничает.

Он вышел, встал рядом с ней, закурил. Несколько минут задумчиво пускал дым, а Канарейка усиленно принюхивалась. Она обожала его табак. И от этого становилось вдвойне страшно. Она уже давно не позволяла себе ни к кому так привязываться.

Ольгерд выдохнул густой сладковатый дым и сказал наконец:

– Я не хотел говорить в присутствии ребят.

– Есть, о чём? – мгновенно огрызнулась Канарейка.

– Есть.

Ольгерд протянул ей свою трубку, стал отворачивать крышку тубуса.

– Я подёргал кое-какие ниточки, нашёл достаточно историй, сказок, проклятий, легенд и свидетельств, чтобы сложить всё это и попробовать напасть на след О’Дима. На то, откуда и когда он пришёл.

Канарейка, хмурясь, седлала медленную затяжку. Ей уже не нравилось, что он задумал.

– Исчезнувший класс в Бан Арде, проклятый дом под Боклером, кровавая свадьба в деревушке под Цинтрой, пропавшее сотни лет назад святилище где-то здесь, прямо в Редании… – Ольгерд зашуршал бумагами, показывая, сколько всего узнал. Затем свернул их в рулон, вернул в тубус. Взгляд его был холоден. – Все эти истории упоминают о каком-то бродяге или торговце, которому кто-то отказал или загадал желание. Его след можно найти и отследить.

– Чтобы что? – Эльфка смотрела на него пристально, словно пытаясь найти следы безумия на его лице.

– Чтобы вернуть его туда, откуда он вылез. Навсегда.

Он не был безумен. Был упрям и категоричен, решительно настроен и не готов отступать. Был Ольгердом фон Эвереком.

– И как ты собираешься это сделать?

Канарейка ощетинилась, как дикое животное. Самоубийца. Идиот. Кретин. Вслух он этого не сказала. Только возразила спокойно:

– Ольгерд, мы только вылезли из этого дерьма, а ты опять норовишь залезть обратно. Не буди лихо, пока тихо.

– Да нихуя оно не тихо! – вдруг взорвался Ольгерд. Настоящий, живой, пылающий, взрывоопасный, как краснолюдский динамит. Канарейка уже будто бы и успела забыть, что у него больше не каменное сердце.

– Послушай меня, Карина, – выдохнул он, пытаясь вернуть себе самообладание. И продолжил голосом более громким, чем обычно, более резким, но по крайней мере более спокойным. – Мы сбежали от О’Дима один раз. Но неужели ты думаешь, что теперь, потратив на нас, на меня, столько сил, он просто отвяжется?! «Ладно, хорошо, вы победили меня, доброго пути, пойду, развлекусь в другом месте»?

– А, вот я не поняла, и именно поэтому ты теперь сам лезешь на рожон?!

– Ты знаешь, что он такое, не хуже меня. Так почему ты продолжаешь со мной спорить?!

Канарейка дёрнулась резко, замахнулась, чтобы ударить Ольгерда – по лицу, в живот, куда угодно, лишь бы вытрясти из него эту дурь. Он схватил её за руку, остановил, уставился прямо в глаза. Канарейка не стала отводить взгляда.

– Да потому что я боюсь за тебя. Почему ты до сих пор этого не понял?

Ольгерд обнял её. Она сопротивлялась пару секунд, но в конце концов бессильно уткнулась ему в плечо.

– Ты больше не бессмертный. А жизнь отнять слишком просто. Поверь, я знаю.

– Я не стеклянный.

– Нет, ты просто хочешь начать охоту на само Зло.

Ольгерд отстранился так, чтобы видеть её глаза.

– Что я должен сказать тебе, чтобы ты поехала со мной?

Канарейка засмеялась. От напряжения, усталости, идиотизма ситуации.

Конечно же, он не должен был сказать ничего. Она и так бы за ним поехала.

– Долго же ты меня «мариновал», Ольгерд.

Фон Эверек улыбнулся.

– Больше себя, чем тебя. Нужно было разобраться в кавардаке.