Игра Канарейки

Атаман посмотрел на Эльзу так, что Канарейку аж кольнула ревность.

– Откуда ты это знаешь?

– Мальцак только из Новиграда приехал, рассказал…

– Хорошо, – почти улыбнулся Ольгерд. – Информация – самое верное оружие.

Потом повернулся к эльфке и сказал:

– Значит, на рассвете едем в контору выяснять, что за билеты.

– Едем?.. – переспросила Канарейка. – Ты что это, атаман, со мной поедешь?

– Вот даже не знаю, что лучше –одну её пущать, или с этим приблудой… – протянул Биттрегельд.

Элихаль качнул головой, улыбнулся:

– Думаю, господин фон Эверек – достойный воин.

– Ну если так говорит его Его Ввеличество Эмгыр вар Эмрейс… – иронично протянул ведьмак.

Элихаль заулыбался во все ровные эльфские зубы, поднял чарку с пивом над столом. К нему тут же поднялись ещё четыре.

– Белое Пламя, Плящущее на Курганах Врагов! – начал эльф сначала один, на середине фразы к нему присоединились Канарейка и Биттергельд. Гном в конце даже добавил художественное «блядь». Все дружно выпили.

Геральт улыбался, скорее от спокойствия и уже выпитой второй или третьей по счёту чарки пива. Атаман тоже старался выглядеть под стать торжествующей компании, пил и улыбался, но каменное сердце пульсировало в груди, дробя внутренности.

Комментарий к XXXVII. Чёрные

Отчего-то я решила, что Элихаль, переодетый в Эмгыра – шикарная шутка.

В тексте обнаружены неопознанные квадратики. Я вроде почистила, но если что осталось - тыкните в ПБ, пожастик.

========== XXXVIII. Блатхе ==========

Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру на долю хорошую

и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем и ночью, в болезни

и здоровье, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить вечно, пока

смерть не разлучит нас.

Старинная венчальная формула

Бессильная тупая ярость клокотала внутри Канарейки. Откуда её вдруг взялось так много и разом, определить она не могла. Чтобы как-то остудить голову, эльфка опустилась под воду полностью. Уже остывшая вода плеснула через край. Выходить из маленькой каморки за комнатой атамана, в которую перетащили бадью, не хотелось.

Уже было за полночь.

Биттергельда и Элихаля хорошенько накормили и напоили, а затем в сопровождении разогретых доброй порцией водки четверых «кабанов» отправили обратно в Новиград. У этих двоих всё-таки есть работа, а она, как говорится, не ждёт.

На прощание Элихаль сунул в руки Канарейке пару баночек гламарии, загадочно подмигнул и запрыгнул на лошадь.

Канарейка вылезла из воды, замоталась в простыню. Даже в тусклом свете лампадки было видно, что шрамов за последний месяц у неё заметно прибавилось. Эльфка надела рубаху, стала по привычке глухо застёгивать пуговицы на вороте.

На мгновение она замерла.

Печати, оставленной Гюнтером О’Димом, не было. Даже следа на светлой тонкой коже ключицы не осталось.

Атаман в первый раз просил что-то у Эльзы. Не приказывал - именно просил.

Они находились в комнате Ольгерда. Он сам стоял у окна, положив руку на эфес своей карабелы.

Ольгерд фон Эверек считал, что выбрал правильно. Но его выбор оставался предложением – Эльза имела полное право от него отказаться.

Сама женщина сидела на длинной лавке, пытаясь совладать со своими мыслями и придумать, куда деть руки.

– Я думала, тебе нет до нас дела, – наконец сказала Эльза, чуть не сбившись на «вы».

Атаман повернулся к окну, будто не хотел видеть собеседницу. Это было бы самым грубым проявлением неуважения, если бы дворянская кровь фон Эверека ещё хоть что-то значила и они находились не в разграбленном имении, хозяин которого уже несколько месяцев лежал в земле. Но находились они именно в нём, и атаман повернулся к «кабанихе» спиной – в вольной реданской компании это означало безоговорочное доверие.

Вот только Ольгерд фон Эверек был бессмертен, и Эльза знала это. И доверие это было дешёвкой.

– Именно поэтому я и прошу об этом именно тебя.

Эльза понимала, что Ольгерд фон Эверек не станет выкладывать ей все карты, что не скажет настоящую причину. Её это жутко раздражало.

– Атаман, почему ты не попросишь Птаху?

Вопрос был опасный и наглый, Эльза почти пожалела, что задала его.

У Ольгерда был ответ. Но сообщать его «кабанихе» он не собирался.

– Потому что это – моё решение.

Дверь каморки скрипнула, в комнату вошла Канарейка с полотенцем на шее и мокрыми волосами, но уже наведённым эльфским макияжем. Она показалась Эльзе какой-то необычно привлекательной. Раньше «кабаниха» не замечала такого за убийцей.

Эльзе нравилась эльфка, и ей было даже немного её жаль. Знала бы она, сколько девиц ярче и красивее неё было у атамана «кабанов». А Канарейка, хоть и задержалась возле фон Эверека дольше их всех, но всё ходила вокруг да около, строила из себя независимую и сильную. Эльза, хоть и сама была такая же, прекрасно знала, что мужичьё любит глупых и слабых баб, которые не бросаются на меч.

– Ольгерд, печать исчезла, – серьёзно сказала Канарейка, оттягивая ворот рубашки.

Атаман повернулся к ней лицом, протянул с ухмылкой:

– Ну не прямо же сейчас, милая.

Эльфка зло сверкнула серыми глазами и только теперь заметила Эльзу.

– Не буду мешать. – Канарейка направилась к двери, но, когда она схватилась за ручку, атаман вдруг сказал громко и строго:

– Стой.

Звучало почти как приказ.

Канарейка, вскинув брови, повернулась к нему.

– Что у тебя на лице? – спросил Ольгерд, смотря куда-то в пол, а не на эльфку. И снова отвернулся к окну.

Эльза почувствовала себя свидетелем того, чего видеть не стоило.

Канарейка расплылась в самодовольной кошачьей улыбке.

– Ничего.

– Атаман, я пойду… – неуверенно протянула Эльза.

– Иди, – Ольгерд шумно выдохнул. – У тебя есть время до моего возвращения.

Эльза встала и, стараясь не смотреть ни на эльфку, ни на атамана, быстро вышла из комнаты.

– Смой это, – снова почти приказал Ольгерд.

– Не-а, – протянула Канарейка, подошла ближе к атаману, дотронулась до его плеча.