Игра на чужом поле

— Вы хорошо говорите по-русски! — решил я польстить журналистке. — И, очевидно, читать тоже умеете.

Девушка чуть вскинула подбородок, явно довольная комплиментом.

— Отвечу так… проблема допинга не в государственном строе, а в человеческой природе. Одни хотят прославиться, другие — разбогатеть, а кто-то просто мечтает привлечь внимание красивых девушек, — я скользнул откровенным взглядом по фигуре журналистки, благо Марта осталась в машине, чтобы сделать несколько звонков, и не могла этого видеть.

— Если у спортсмена нет совести, его ничто не остановит. Ему надо — он сделает! У нас в СССР с воспитанием людей всё же построже, на западе моральных запретов меньше. Но в целом это общая проблема для спорта.

— Одания, мы пришли немного не за этим, — сказал на немецком пухляш, и я сразу прибавил ему плюс пять к своему отношению, ведь тот выяснил, готовясь к встрече, что я немного шпрехаю, и знает про что сейчас его коллега тараторит на великом и могучем.

— Проблема важная, и Одания переживает о будущем спорта, — заступился я за девушку, видя, как она смутилась от вмешательства пухляша. — Тем более в будущем эта проблема будет только усугубляться. Нужно волевое политическое решение ведущих спортивных держав мира, нацеленное на выработку общих правил!

Далее я, успевший подготовиться к этой теме заранее, залился соловьём. Я вдохновенно вещал о том, какие препараты и процедуры считаются допингом, какие хитрые методы маскируют его применение. Плавно перешёл к необходимости взаимного признания результатов допинг-контроля, а потом — к международным стандартам борьбы с этой заразой.

— На конференции министров спорта, которая прошла в прошлом году в Москве под эгидой ЮНЕСКО, была принята рекомендация… кажется, под номером пять, — с умным видом продолжил я. — Там обсуждали ограничение доступности допинга, организацию сертифицированных лабораторий. Всё это — шаги к честному спорту!

Офигевшие от такого детального знания темы журналисты, да и оба чиновника федерации бокса, раскрыли рты.

— Ну, совсем отказывать в применения препаратов будет негуманно. А если человек болеет, скажем, — удачно подставился под заготовленный ответ толстячок.

— Если болеешь — лечись. Или выступай на Паралимпийских играх! — отрезал я, подмечая, как пухляш слегка смутился от моей резкости. — Нельзя, чтобы приём лекарств давал преимущество больному перед здоровыми.

— Но ведь есть же препараты, которые не улучшают форму, а просто поддерживают, — не унимался чиновник, оправляя свой тесноватый пиджак.

— Поддерживают? — я выдержал театральную паузу. — Знаете, здесь очень тонкая грань. Спорт должен быть честным, и если ты победил благодаря таблетке, а не своим усилиям… разве это победа?

Сказанное заставило задуматься не только пухляша. Журналисты тут же заскрипели ручками, записывая мои слова, а рыжеволосая журналистка, которой я уже мысленно дал прозвище «Мукла», даже одобрительно кивнула.

— А так бывает разве? — спросила она, пододвигая диктофон ко мне ближе, так что тот оказался почти под моим носом.

— Да легко, — пожал я плечами, решив, что раз уж начал, то надо продолжать. — Например, препараты против астмы на основе сальбутамола. Разрешите их либо всем, либо запретите для всех.

— Сальбутамол? — нахмурился лысый представитель федерации, который до этого молчал, но теперь проявил живой интерес. — Это же не допинг. А что, есть какие-то положительные эффекты от его приёма?

Штыба! Ипана мать! Вот зачем ты вообще затронул эту тему? Может, тут ещё и не слышали про «спортивную астму», а ты, как дурак, подталкиваешь их мысли в эту сторону! — замер в неожиданной мысли я.

Хотя… первые астматики-спортсмены всё равно скоро появятся. И, как я знал, именно в Норвегии. К началу девяностых почти 70% медалей у норвежцев окажутся в руках «астматиков».

От неудобного вопроса о моей удивительной осведомлённости меня спасла… кто бы вы думали? Конечно, Марта. Она влетела в зал с довольным видом, а следом, словно тень, за ней следовала грозная мамаша моего недавнего соперника. Николай, не теряя времени, тут же переместился за мою спину, но, к нашему удивлению, тётка выглядела не столь свирепо, как в прошлый раз — уже не драконица и даже не мать дракона. Её лицо выражало одновременно покаяние и недовольство. Похоже, пока я тут отбивался от назойливого внимания журналистов, Марта успела окоротить дамочку. Тем более норвежский боксёр Петр Хансен вошёл вслед за маман и вид у него был вполне цветущий.

Но если идти по порядку, наша встреча, начавшаяся с моих неожиданных инициатив, плавно перешла в то русло, что изначально и планировалось. Отметили мою роль в популяризации бокса в Норвегии, наметили совместные проекты по расширению сотрудничества между советской и норвежской сторонами, и, конечно, с благодарностью приняли помощь издательства «Советский спорт» и… госпожи Линды Хансен.

Да, эта самая Линда, которая, несмотря на своё мягкозвучное имя (что, кстати, переводится как «кроткая»), оказалась владелицей крупного предприятия «Фоллум». Это предприятие производит… бумагу. Причём немало — у мадам в собственности три завода, а сейчас она как раз ведёт слияние с другим крупным игроком на рынке, компанией «Норске Скок». По словам Марты, после завершения сделки они станут монополистами в целлюлозно-бумажной промышленности Норвегии. Тут уж сам бог велел делиться! Корпорация «любезно согласилась» выделять ежегодно по сто тысяч крон на поддержку клубов, которые будут носить моё имя.

— Пригрозила скандалом и дедушкой. Но, думаю, если бы не увечье, нанесённое твоему другу, удвоить финансовые вложения не удалось бы, — поделилась секретом переговоров титулованная шантажистка.

В конце встречи пришлось раздать уйму автографов и сфотографироваться со всеми, кто там был: с Линдой и её сыном, с членами норвежской федерации бокса, с журналистами, а заодно и с кронпринцессой — третьей по счёту в списке наследников престола. Марта при общей съёмке ловко заняла стратегическое место — ровно между мной и той самой губастой красоткой. Видимо, чтобы та, как говорится, губу на меня не раскатывала!

Исполнив долг перед Родиной, я переключился на личные дела — отправился на встречу с Мирославом в ресторан.

А парень заметно повзрослел и окреп, причём не только физически, но и внутренне. Уверенный взгляд, дорогая одежда, стильный портфель, который, вполне возможно, был из крокодиловой кожи. В ожидании нас с Мартой он устроился за столиком у окна и с видом эдакого важного господина неспешно потягивал белое вино. Похоже, халявные деньги пошли ему впрок!

— Толя, ну наконец-то! Моё почтение, госпожа Марта-Луиза, — обрадовался нам немецкий датчанин. — Я уже вас заждался! Готов переписать акции! Честно говоря, рад от них избавиться.

Акции у него в портфеле, что ли? Думал, они теперь как-то… ну хоть в электронном виде хранятся. Ну, не в портфеле же!

— Я так понял, там примерно на двадцать две-двадцать три тысячи долларов акций? То есть ты купил тысяч двести? — уточнил я, стараясь показать, что держу всё под контролем.

Ну а что? А то выгляжу как полный лох в глазах Марты — отдал ценности неизвестно кому и даже не интересуюсь, что с ними дальше. А так хотя бы посчитал правильно.

— Нет, там больше. Двести пятьдесят тысяч разделить на семь с половиной — это тридцать три тысячи долларов. На них я купил триста тысяч акций. По одиннадцать центов за штуку, — улыбнулся Мирослав.