Игра на двоих
Шрифт:
— Вернулась? — спрашивает так недоверчиво, будто я — всего лишь видение и в любой момент могу исчезнуть
Мое тихое «да» тонет в его «не делай так больше».
— Больше не уйду.
В следующее мгновение пол уходит у меня из-под ног, и я обнаруживаю себя сидящей у Хеймитча на коленях. Судорожный вдох. Сдавленный крик. Он бросается на меня, словно изголодавшийся хищник на вожделенную добычу. Его губы скользят по щекам, скулам и шее, оставляя сухие, жгучие поцелуи, от которых кожа будто воспламеняется. Одна рука держит, чуть сдавливая, мои щиколотки, не давая сдвинуться ни на сантиметр, другая — гладит по спине, задирая и так короткую майку. Я обнимаю его за шею, зарываюсь пальцами в волосы, слегка оттягивая их, отчего Хейм, громко смеясь, запрокидывает голову назад, на самый край спинки кресла. Старая мебель покачивается и скрипит жалобно, чуть осуждающе. Я приподнимаюсь, перекидываю онемевшую
Руки мужчины задерживаются на моих бедрах. Чувствую его растущее нетерпение сквозь грубую ткань джинсов, и это на мгновение отрезвляет меня. Сердце бьется все быстрее, впрыскивая в кровь дозу адреналина, а в мозг — слепой страх перед неизвестностью. Мы никогда не говорили об этом — произойдет, когда мы оба поймем, что время пришло. Или когда один из нас перестанет себя контролировать и мы пойдем до конца, забыв, что все началось с невинного поцелуя. Или когда нам придется еще раз заглянуть в глаза Смерти. Нелепо, но я не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас происходит, лишь представляю что-то в общих чертах. В школе о таком не рассказывают — скорее, прочитают еще одну лекцию о способах переработки угля. С родителями тоже откровенничать не приходится — неудобно, возраст не тот, да и гнетущая атмосфера вечного страха и постоянные напоминания о приближающейся церемонии Жатвы несильно помогают.
Мама говорила что-то, когда увидела маленькое пятно крови на простыне — мне тогда только исполнилось тринадцать, —, но не о том, что мне сейчас нужно. Я не думала, что это коснется меня так скоро. А спросить так и не решилась: не хотела вызывать ненужные подозрения. Старшие подруги? Вы, наверное, забыли, что я говорила в самом начале, — я одиночка. Все, что делаю, происходит на уровне подсознания, инстинктов. До сегодняшнего дня этого хватало. Но сейчас я теряюсь.
Эбернети не готов дать мне и секунды на размышления. Он пьян, не до беспамятства, но так, чтобы позволить нам обоим зайти дальше, чем обычно и перейти последнюю границу. Стаскивает с меня майку, расстегивает ремень на джинсах. Я прижимаюсь к нему, уткнувшись носом в шею, и делаю глубокий вдох. И разум снова покидает меня, — не на минуту, как это случалось раньше, но на все то время, что мы вместе. В одном кресле, в одном доме, в одном городе, в одном мире. Пока наши объятия не разорвет шальная пуля, смазанная ядом стрела лука или начищенное лезвие ножа.
Если бы кто-то спросил, что именно произошло в тот момент, что такого особенного было в запахе обнимающего меня Хеймитча, не хватило бы слов, чтобы ответить. Амбре старого вина, аромат крепкого кофе и свежесть мятного геля для душа перемешались и слились в сладкое, горькое, терпкое, пряное единое целое. Уже знакомое и волнующе-новое одновременно. Родное, но чужое. Запах неба, утопающего в ослепительно-ярком рассвете, живительная прохлада воздуха после дождя, тепло, хранимое выжженной летним солнцем травой, мягкость волчьей шерсти, горечь дыма костра в сгущающихся сумерках, холодное дружелюбие осени. Мир кружится в безумном танце, сводя меня с ума и заставляя желать то, о чем я никогда не могла и помыслить.
Цепкие пальцы Хеймитча путаются в нижнем белье. Я не помогаю ему, думая, что мне, наверное, нравится, когда он делает все сам. Упираюсь рукой в его широкую, мощную грудь и веду ладонь вниз, пересчитывая пуговицы на рубашке. Добираюсь до последней, а затем снова иду вверх, теперь уже расстегивая одну за другой. Он не отрывается от моих губ. Руки не слушаются, то ли от волнения, то ли от предвкушения. Ментор наконец справляется с застежкой и теперь, чуть отстранившись, наблюдает за мной помутневшим взглядом, ожидая, когда я закончу и послушно вытяну руки, чтобы он мог стащить с меня ненужный клочок ткани. Мое терпение заканчивается на двух верхних, и я попросту разрываю шуршащую серую ткань. В ту же секунду ментор срывает с моих плеч тонкие бретельки, сминает черное кружево и отшвыривает его в сторону.
Механически поднимаю руки, чтобы прикрыть обнаженное тело, но Хеймитч хватает меня за запястья и прижимает их к подлокотникам кресла. Подчинившись, чуть выгибаюсь ему навстречу, опершись о его колени, и наблюдаю за ним.
Его ладони исследуют меня: каждый кусочек, каждую деталь, словно часть мозаики, которую ему только предстоит собрать. Ментору хочется всего и сразу, как можно скорее, но он не спешит. Пальцы перебегают с шеи на ключицы, от одной выступающей косточки к другой, скользят по плечам. Его грубая, шершавая кожа бережно царапает, а горящий взгляд нежно ранит. Пальцы осторожно касаются груди. Смелее, еще смелее. Играют, завлекают, соблазняют. Я не успеваю остановить мужчину, прежде чем он приблизится и, поддерживая меня сзади обеими руками, коснется затвердевшей плоти губами. Из груди вырывается хриплый вздох, а сердце бьется где-то в горле. Не сдержавшись, вцепляюсь Хеймитчу в волосы так, что он рычит от боли.Чуть подаюсь вперед и двигаю бедрами ему навстречу, срывая с его губ первый стон, который тут же заглушаю поцелуем. Ему нравится, и я продолжаю. Прижимаюсь, отстраняюсь, и так до бесконечности.
— Что же ты со мной делаешь?
— Все, что захочу.
— Не дразни меня.
Жаркий шепот обжигает кожу не хуже горячего поцелуя. Внезапно Хеймитч встает и мне приходится обвить его ногами, чтобы не упасть. Он на мгновение опускает меня на пол, но тут же подхватывает на руки, как маленького ребенка или беззащитную жертву. Закрываю глаза и опускаю голову ему на плечо. Пусть тоже делает со мной все, что захочет. Он бесконечно идет по коридору. Поднимается по лестнице, спотыкаясь в темноте о каждую ступеньку. Я прижимаюсь к его груди, боясь все той же неизвестности, но чувствуя себя под защитой.
Ментор приносит меня в спальню. Шторы задернуты, свет выключен. Комната скрыта во мраке, и мы вместе с ней. Я не вижу, но чувствую, как Хеймитч берет меня за руку и тянет за собой. Вдруг ощущаю его прерывистое дыхание на животе, а руки — на бедрах. Толкаю его в плечи и он покорно опускается на кровать. Ложусь рядом. Простыни приятно холодят кожу. Желание чего-то большего становится только сильнее. Мы не касаемся друг друга какую-то ничтожную долю секунды, а мне уже не хватает его. Руки живут своей жизнью: секунда, и они расстегивают молнию на его джинсах. Мужчина рывком стаскивает их и принимается за мои. Секунду спустя остатки одежды летят в темноту, а я уже под Хеймитчем. Его пальцы — там, где нельзя. Гладят, ласкают, сжимают. Прикусываю верхнюю губу так, что чувствую солоноватый привкус крови во рту.
— Хейм? Я … Я не знаю, что нужно делать.
— Все в порядке. Доверься мне.
И мне ничего не остается, кроме как послушаться его, а ему — снова стать моим наставником. Неловкость. Страх. Желание спрятаться. Хеймитч опускается на меня, сближая наши лица и переплетая пальцы. Я чувствую тяжесть тела мужчины, ощущаю под ладонью крепкие мускулы и моментально успокаиваюсь.
А в следующее мгновение ощущаю его в себе. Так странно. Не знать, где заканчиваюсь я, и начинается он. Я — Генриетта. Я — Хеймитч. Я — мы.
Низ живота пронзает электрический разряд боли. Я выгибаюсь, вцепившись пальцами в простыни. Хеймитч целует меня в плечо и шепчет что-то успокаивающее. Закрываю глаза и откидываюсь назад, ударившись о деревянное изголовье, но даже не заметив этого. Все, что меня волнует — чувствовать его внутри себя. Слышать его дыхание. Ощущать все более резкие и стремительные движения. Боль скоро проходит, не оставив даже воспоминания, а слезы в уголках глаз высыхают, не пролившись.
— Посмотри на меня, — в голосе мужчины — робкая просьба. Он чувствует себя незваным гостем, вторгшимся в дом, не дождавшись разрешения хозяина.
Он знает меня лучше и ближе, чем кто-либо другой. Видит мое тело, слышит мои стоны, чувствует меня изнутри и снаружи. И от этого мне немножко стыдно. Но я уже не могу остановиться. Прижаться теснее. Войти глубже. Ощутить больше. Нам не хватает. Нам всегда мало.
Мы не двигаемся с места — не катаемся по постели, не сминаем простыни, не отбрасываем в сторону тяжелое одеяло. Только все продолжаем сближаться. Хеймитч держит меня так крепко, что я слышу, как где-то внутри хрустит кость. По обеим сторонам кровати — пропасть, и мы вот-вот упадем. Он прикрывает меня собственным телом, я прячусь за ним, как за стеной, отделяющей меня от остального, внешнего мира. Целует, целует, целует. Покрывает торопливыми поцелуями все мое тело, с готовностью отзывающееся на каждую из его ласк. Он тяжело дышит. Мне не хватает воздуха. Прикусывает кожу, будто оставляет метки. Я царапаю ему спину так, что чувствую под пальцами выступившие капли крови. Я — его. Он — мой. Ментор просит меня смотреть на него, но сам закрывает глаза: тело больше не слушается его. Оно дергается, бьется в конвульсиях, его сводит судорогой. Я снова обвиваю его ногами и смыкаю кольцо рук вокруг его плеч. Будь со мной.