Игра на двоих
Шрифт:
— Китнисс! — зову стреляющую без разбора девушку. — Китнисс, это не они! Это сойки!
Та на секунду опускает лук.
— Но ведь птицы только повторяют, — растерянно произносит она. — Они должны были где-то услышать эти звуки.
— Послушай! — не сдержавшись, хватаю ее за плечи. — У капитолийцев полно всевозможных изобретений, они могли записать их голоса во время интервью и сделать с ними все, что угодно.
Вижу, что она не верит мне и использую последний — хоть и самый жестокий — аргумент.
— Китнисс, Примроуз мертва! Ее нет, она не способна говорить и тем более кричать! После Игр тело Прим
— Нет, — качает головой девушка. — Ты не права. Ее не хоронили.
— Что?
Китнисс опускается на колени и опирается ладонями о землю. Слезы оставляют на побледневшем лице влажные дорожки.
— Тела не было. Я вернулась в Двенадцатый и сразу пошла на кладбище. Не нашла могилу и спросила у матери. Та ответила, что никакого деревянного ящика не было.
— Почему ты мне не сказала?
— Не хотела давать себе надежду, — обреченно шепчет Эвердин. — Боялась подумать, что это что-то значит.
Несколько минут я судорожно собираю разбегающиеся в разные стороны мысли, но не могу найти ответа. В этом и правда нет смысла. Прим жива? Зачем Крейну или самому Сноу спасать ее? В тот момент старшая сестра еще не стала Сойкой-Пересмешницей и не представляла собой опасности. Но то, что ее тело не вернули семье, на самом деле что-то значит. Не знаю, что сказать, поэтому молча протягиваю руку, помогая союзнице подняться на ноги.
Мы еще не сделали и шага обратно на пляж, а нам навстречу уже спешат остальные трибуты. Пит бросается к Китнисс, Хеймитч — ко мне.
— Ты что творишь?
Сделав над собой некоторое усилие — в голове до сих пор скулит волчонок, — ухмыляюсь в ответ.
— Ну, надо же было проследить, чтобы Эвердин не наделала глупостей.
Финник прижимает к себе перепуганную Энни. Джоанна, не сдержавшись, кричит что-то оскорбительное в адрес Капитолия и лично Сноу. Впервые Китнисс смотрит на нее без неприязни, словно другими глазами.
— И ты туда же? — спрашивает Пит.
— Мне можно, — кривляется Мейсон, делая вид, что гордится своим превосходством над нами.
Надолго ее не хватает. Она переводит взгляд с Пита и Китнисс на Финника и Энни, пропускает Бити и Рубаку и останавливается на мне и Хеймитче. Уголки губ ползут вниз, и ее улыбка превращается из сладкой в горькую.
— Мне можно, — повторяет она, — ведь я не такая, как вы. У меня больше нет любимых.
Я ловлю взгляд девушки. Мертвый, как и ее родные. Хочешь, я расскажу тебе, как иногда жалею о том, что у меня они есть?
Солнце клонится к горизонту. Все в сборе. У нас остается всего несколько часов. Хеймитч дает знак Бити и тот просит нас собраться вокруг него.
— У меня есть план.
Дерево — провод — вода. Просто и сложно одновременно. «На все готов, лишь бы поквитаться с профи!», — это рычит отдохнувший Рубака. Джоанна и Финник переглядываются, будто мысленно советуются. Энни рассеянно кивает, хоть и понимает происходящее еще меньше, чем растерявшиеся Китнисс и Пит. Головы трибутов Двенадцатого заняты совсем другим — что будет, если план сработает и все профи погибнут? Они все еще думают, что каждый сражается за победу. Собственную победу.
Бити предлагает заранее сходить к Дереву молний и все, от нечего делать, соглашаются. Надо как-то убить оставшееся время и уже на месте еще
раз обсудить план, над которым мы столько работали. Вернувшись, охотимся и готовим ужин: соленая рыба, моллюски, устрицы, крабы. Горсть поджаренных орешков. Фрукты. Ловко орудуя ножами, Пит и Хеймитч разламывают раковины на две половинки и протягивают нам угощение, добытое Финником со дна озера. Странно, но есть не хочется. Остальные с удовольствием заглатывают склизкое мясо, политое лимонным соком. Понимая, что силы мне еще пригодятся, заставляю себя съесть пару кусочков рыбы и, попросив у Китнисс выводную трубку, иду к ближайшему дереву за водой. Внезапно на меня накатывает усталость. Непонятно, отчего, ведь даже тренировки, что устраивал нам Пит, были гораздо более изнурительными, чем сегодняшний день на Арене. Опустившись на колени, упираюсь лбом в широкий ствол и прикрываю глаза. Высокая трава и кусты скрывают меня не только от любопытных зрителей, но и от компании союзников. Слышу шорох, поднимаю голову. Хеймитч.— Ты в порядке? Почему не ешь? — ментор садится рядом и трогает меня за плечо. Не может позволить себе большего, пока вокруг камеры.
— Все нормально. Не хочется.
Стоит подумать о еде, и желудок совершает сальто, а к горлу подступает тошнота.
— Иди к остальным. Заканчивайте ужинать, и давайте немного отдохнем. Все равно у нас еще есть пара часов на сон.
— Так и сделаем, — он соглашается, но не уходит.
Наблюдает, как я срываю лист и набираю воды. Отчего-то под его пристальным взглядом у меня начинают дрожать руки.
— Эрика?
Утолив жажду, отбрасываю влажный лист и поворачиваюсь к напарнику.
— Ты зря так волнуешься. Все пройдет как надо, как мы и планировали.
— Я не сомневаюсь.
— Неправда, — Хеймитч улыбается уголками губ, но из его взгляда не уходит тень тревоги.
Вздохнув, отвожу взгляд и, осторожно подбирая слова, прошу мужчину:
— Пообещай мне кое-что.
— Все, что угодно.
Губы трогает грустная улыбка. Нет, Хейм. Ты мог бы сказать так, если бы это «все» зависело только от тебя, как раньше. Но сейчас все по-другому. Бити, Джоанна, Финник, Плутарх, Лео, Сноу. Сегодня слишком многое зависит от других.
Краем глаза замечаю, что Китнисс и Пит уходят к берегу и, присев у самой воды, шепчутся о чем-то своем вдали ото всех, не боясь камер и прослушки, и решаюсь озвучить свою просьбу. Порывисто обнимаю ментора за плечи, стараясь, чтобы объятие выглядело невинно-дружеским, и быстро, глотая окончания слов, произношу:
— Пообещай, что мы оба переживем сегодняшнюю ночь.
— Обещаю, — мгновенно, не задумываясь отвечает Хеймитч.
Отстраняюсь, но ментор прижимает меня к себе чуть сильнее. Слушая его шепот, я молюсь лишь о том, чтобы зрители, а вместе с ними и Президент, подумали, будто мы договариваемся, как незаметно уйти и оставить союзников самостоятельно разбираться с профи.
— Послушай, я тут подумал… Я не хочу больше ждать. Когда начнется и закончится война, когда враги истекут кровью, когда не станет Сноу, когда мы будем свободны. Не знаю, что будет дальше. Не могу знать, Эрика. Я сделаю все, что ты скажешь, дам любое обещание. Только с одним условием. Выполни его сразу, как только мы выберемся отсюда.
— Ты же сам сказал: не знаю, что будет дальше.
— Потому и прошу, — настойчиво повторяет Хеймитч, — что бы ни случилось и где бы мы ни оказались.