Игра на двоих
Шрифт:
— Добро пожаловать! — Койн по очереди оглядывает всю компанию и кивает так приветливо, как только может себе позволить.
Ее взгляд останавливается на мне: в нем даже проскальзывает что-то вроде интереса. Я небрежно откидываю с лица волосы и не таясь смотрю ей в почти бесцветные глаза. Неприятное ощущение, будто окунулась в холодный водоем. Где-то я уже видела этот светло-серый цвет грязного подтаявшего снега.
Президент показывает нам искусно замаскированный вход. Один за другим мы пролезаем в узкое отверстие и оказываемся в темном коридоре. Единственный лучик света — тот, что проникает с улицы. Койн ведет нас дальше, к лифту. В темноте она ориентируется лучше всех нас вместе взятых: то ли глаза уже привыкли
С согласия Койн Плутарх отправляет одного из сопровождающих нас слуг обратно в планолет, чтобы перенести всех раненых в больничный отсек. Президент велит помощнику показать им дорогу в больницу. Мы тем временем спускаемся на лифте на нижние уровни. На стене крошечной кабины горит тусклая лампочка. Теперь мои уставшие глаза хоть что-то видят, а я чувствую себя в относительной безопасности. Ради интереса считаю этажи, но очень скоро сбиваюсь: мы проезжаем то ли двадцатый, то ли тридцатый и движемся еще дальше, еще ниже. Койн замечает мое удивление и поясняет, что строительство подземного города началось задолго до Темных Времен. Тогда он, конечно, выглядел по-другому, гораздо проще, но люди не предъявляли особых претензий, было бы где спастись от Капитолия и, в дальнейшем, мирно жить.
Мы приходим в Штаб — несколько просторных помещений, объединенных короткими коридорами. Разговор длится долго, и я за это время успеваю узнать немало нового для себя. Внимательно слушаю Плутарха и Койн, подбираю обрывки брошенных ими фраз и собираю из них сложную в своей причудливости мозаику. Например, что Дистрикт-13 и правда производил ядерное оружие, а графит был всего лишь прикрытием. Или что Капитолий заключил с Тринадцатым соглашение, когда тот заявил о своих намерениях выйти из-под его контроля. Жители больше не подчиняются общепринятым правилам и не поднимают войну (исход которой, кстати, был вовсе не так однозначен, как можно подумать), а взамен Дистрикт не только перестает существовать для Панема, но и навсегда исчезает с лица Земли. Или что Тринадцатый только сделал вид, что принял правила игры, а сам, по прошествии нескольких лет, развернул кампанию по подготовке к новой войне, которая затронет уже все Дистрикты. Или что Плутарх Хевенсби родом отсюда, из этих мрачных подземелий. Тринадцатый готовил его к роли двойного агента и, когда пришло время, отправил в Капитолий, прощупывать почву для восстания и набирать сообщников. Мужчина был одним из многих, кому предстояло организовать подпольные организации и перетянуть на свою сторону как можно больше полезных людей. Выходит, по меньшей мере половина из того, что он говорил мне о своих непростых отношениях с Альмой Койн, было ложью.
— Вы же понимаете, мисс Роу, — поясняет мужчина, — я не мог поступить иначе.
Понимаю. А что мне остается? Иногда, чтобы перехитрить врага, нужно обмануть не только его, но и друга.
— Ваши шпионы были и в остальных Дистриктах?
— В некоторых, на всякий случай, — неохотно признается Койн. — Сейчас я думаю что этот риск не оправдал себя. После событий последних двух лет местные жители подняли бунт и без наших подсказок.
— В Двенадцатом тоже было создано тайное общество бунтарей? — отчего-то мне не хочется думать, что Хеймитч был его частью.
Отчего-то мне хочется думать, что он и правда организовал восстание ради меня. Ну, или хотя бы что эта мысль пришла ему в голову после нашей встречи, именно в тот момент, когда слова «прекрасный новый мир» уже витали в воздухе, но никто не отваживался первым произнести их вслух.
— Нет, — качает головой Президент. — Может, для вас мои слова прозвучат оскорблением, но… По правде сказать, мы никогда не рассматривали ваш Дистрикт как возможного союзника. Скорее, как жертву, — пленника, заложника, называйте как хотите, — которую придется спасать из лап Сноу. Здоровых и сильных людей у вас и так немного, но и они слишком запуганы, чтобы
присоединиться к повстанческому движению. Они бы только мешали. Сеяли бы сомнения в рядах бойцов, подрывали бы авторитет лидеров. Шли бы позади, задерживая нас, а вместе с нами и наступление светлого будущего.В кабинете повисает неловкое молчание. Наверное, Койн ждет, что я выйду из себя. Что её слова вызовут во мне негодование, злость, гнев, ярость, бешенство. Что я закричу, едва подавляя желание вцепиться ей в глотку. За своих людей и свой дом. Что скажу хоть что-нибудь в их защиту. Не дождется. Тишину прерывает мой снисходительный смех.
— Госпожа Президент, вы никого не оскорбили, вы лишь констатировали факт. Жители Двенадцатого действительно чересчур пугливы. Страх действует на них сильнее любой надежды. И у вас не получилось бы запугать их лучше, чем это сделал Кориолан Сноу. В Дистрикте-12 есть только три человека, которые действительно готовы к восстанию, несмотря ни на что — ни на опыт прошлых поколений, ни на возможное несуществование будущих.
— И кто же это?
— Один из них захвачен в плен Президентом. Хотелось бы верить, что он переживет пытки и, впоследствии, выберется из подземелий Капитолия. Второй охраняет Двенадцатый, чтобы в случае нападения суметь вывести из-под удара столько людей, сколько получится, и переправить их в Дистрикт-13.
— А третий?
Улыбка на моем лице становится все шире. Может, я не права, говоря подобное Альме Койн, но меня уже не остановить. Слова сами собой слетают с приоткрытых губ.
— Третий стоит перед вами и расписывается в беспомощности и абсолютной никчемности своих соотечественников. А еще — в своей силе и готовности служить делу революции наравне с вами.
— Назовите имена этих людей.
— Хеймитч Эбернети, Гейл Хоторн и Генриетта Роу.
— Вы забыли Китнисс Эвердин и Пита Мелларка, — протягивает женщина. Она и Плутарх не сводят с меня тяжелых взглядов.
Мне становится неуютно, но я заставляю себя забыть обо всем и собраться с силами. Меня явно испытывают, и я пройду это испытание с честью.
— Не забыла. Они — не повстанцы, а всего лишь их орудия. Китнисс — движущая сила революции, Пит — то условие, при котором, я могу вам это гарантировать, она станет Сойкой-Пересмешницей. Они — наши пешки, так же, как мы когда-то были пешками Сноу.
— Я смотрю, бывшая пешка метит в ферзи, — усмешка на тонких губах Койн придает мне уверенности, и я ухмыляюсь в ответ:
— У нее на то свои причины. Они ведь есть у каждого, кто решает стать частью восстания. У вас, например, — более глобальные, у меня — личные. Но весят они одинаково много. Достаточно для каждой из нас, чтобы рискнуть всем ради победы в этой Игре.
— Тебе известны мои мотивы, девочка?
— Нет. И я вряд ли когда-нибудь спрошу вас о них, ведь это не так уж важно. Если ради них вы готовы подтолкнуть мирных жителей к краю пропасти под названием «гражданская война» и перевернуть весь существующий, когда-то незыблемый, порядок с ног на голову, значит, они действительно того стоят. Как и то, чем руководствуюсь я.
— И ты готова отказаться от всего? От своего народа? От своей Родины?
— Мне все равно с ними не по пути. Я иду своей дорогой и сама выбираю место назначения. Мой путь вот-вот пересечется с вашим. Когда мы встретимся, разве будет иметь значение то, что за плечами у меня и у вас?
— Чего же ты хочешь?
— Немногого. Сохранить жизнь своим родным. Спасти Хеймитча. Убить Сноу.
— Что-нибудь еще?
— Да… Еще одно. Жить.
— Ты думаешь, это немного?
— По сравнению с тем, что хотели бы на моем месте другие, более честолюбивые и амбициозные, например, мировое господство, это сущие мелочи.
В блекло-серых глазах Койн мелькает тревога, а уголки губ чуть подрагивают. Но совсем не для того, чтобы сложиться в улыбку. Словно маска на ее лице треснула, и сквозь равнодушно-мертвую серость одна за одной проступают краски жизни. Лишь много месяцев спустя мне удастся сорвать маску и заглянуть внутрь, в самую глубь темной души этой женщины, и я узнаю, что значили для нее мои ничего не значащие слова.