Игра на двоих

Джейк моментально обращается в слух, Эффи одобрительно кивает, Эбернети откидывается на стул и и задумчиво произносит:

— Хочешь узнать, что делать, значит? Что ж, первый и последний совет: смирись с неизбежностью своей скорейшей смерти и знай, что я ничем не могу тебе помочь. Вот и все. Очень просто, не правда ли?

И начинает громко смеяться. Затем выходит из-за стола, прихватывает с барной стойки графин с вином и идет к двери.

Кажется, теперь я понимаю, почему даже сильные и выносливые трибуты нашего Дистрикта никогда не возвращались. Еще бы, с таким-то напутствием! Меня охватывает гнев. Плохо понимая, что делаю, будучи практически в отчаянии, беру со стола нож и со всей силы бросаю его в деревянную панель на двери. Нож пролетает в паре миллиметров от лица Хеймитча и наполовину входит в дерево. Судя по расширившимся глазам ментора и осколкам графина на полу, впечатление я произвела. Но мне этого мало. Вскочив со стула и подлетев к мужчине, я прижимаю его к стене — откуда только силы взялись — и кричу:

— Тебе смешно, да? Интересно, что бы ты сделал со своим ментором, посмей он разговаривать с тобой так, как ты с нами?! К твоему сведению, мы еще живы и хотим оставаться в таком состоянии как можно дольше! Напиться ты успеешь и после нашей смерти, а сейчас постарайся отвлечься от своего непростого прошлого и сосредоточиться на настоящем!

С минуту Хеймитч пристально смотрит мне в глаза. Я уже решаю отступить подальше, чтобы при необходимости можно было увернуться от удара, но тут на его лице появляется улыбка, а взгляд с каждой секундой превращается из равнодушного в заинтересованный.

— А ты, похоже, и правда хочешь выжить! Умница, детка. На этот раз с трибутом — по крайней мере, с одним — мне повезло. Ну, а ты что скажешь, Райт?

— Справлюсь и без твоей помощи! От тебя все равно не будет никакой пользы, — плюется ядом Джейк. Видимо, вчерашний урок не пошел ему на пользу. Но ментор, как ни странно, не сердится.

— Смотри, парень, не пожалей потом, — усмехается Хеймитч. И снова поворачивается ко мне. — Ну-ка, покажи еще раз, как ты владеешь ножом!

Я не заставляю просить дважды. Выбираю нож, беру его за лезвие, резким движением запускаю, не заботясь о цели. Попадаю в настенные часы, точно в центр. Циферблат раскалывается на две одинаковые части, с грохотом падает на пол и разбивается на множество осколков. Нож остается в стене. Неплохо.

На пару секунд Хеймитч замирает; похоже, мне удалось удивить его во второй раз. Но вскоре вновь обретает дар речи.

— Отлично, с этим вполне можно работать! Ты меткий стрелок, детка. Становись вот здесь! — командует ментор.

Кажется, я слышу в его голосе азарт. Послушно встаю в центре комнаты, а ментор ходит вокруг меня кругами, осматривает со всех сторон, пробует мускулы, периодически просит то повернуться, то поднять руки, то еще раз метнуть нож. Вскоре вся противоположная стена утыкана ножами. Эффи в ярости: «Это же красное дерево!». Джейк демонстративно отворачивается. Зато Эбернети доволен.В конце он долго и пристально рассматривает мое лицо и просит распустить волосы. Увидев результат, удовлетворенно кивает:

— Шансы есть, причем неплохие. Надо будет как можно скорее поговорить со стилистом: у меня возникла одна идея, в каком свете представить тебя публике.

И у меня появляется надежда. Слабая и смутная, но даже такая, она куда лучше страха.

Вдруг раздается шум — опрокинув стул, Джейк бросается к окну. Я понимаю, что наша персональная Игра началась. Мы прибываем в Капитолий. Перед тем, как сойти с поезда, я спешу к себе в купе, чтобы переодеться. Надеваю все то же черное платье, прячу в карман зажигалку, подаренную отцом, и иду к выходу. Поезд встречает толпа из простых жителей и репортеров — и тем, и другим не терпится познакомиться с трибутами. Пока нас ведут по платформе, Джейк приветственно машет рукой, разве что не посылая воздушные поцелуи; я же делаю вид, что мне нет дела ни до кого из присутствующих. Замечаю одобрительный кивок ментора и придаю лицу еще более отстраненное выражение.

Вскоре мы попадаем в Центр Преображения и нас передают в руки команды подготовки. Перед уходом Хеймитч приказным тоном советует во всем их слушаться и обещает обсудить со стилистом свою идею. Следующие несколько часов превращаются в сплошную пытку: меня ни на секунду не оставляют в покое, одна процедура сменяет другую. Мало того, приходится выслушивать их замечания как обо мне, так и о Дистрикте. «Ты еще слишком чистая для Шлака!» — это самое безобидное, что я слышу.

— Ну, спасибо!

Отвечаю со всей присущей мне язвительностью, но они принимают мои слова за искреннюю благодарность. Видимо, здесь даже с иронией не знакомы.

Под конец чувствую себя так, будто от прежней меня осталась половина — помощники стилиста сняли пару слоев кожи, ощипали, избавив от лишней растительности на теле и лице, и чуть было не принялись за волосы, но согласия на это я так и не дала. Хеймитч и так должен похвалить меня за то, что я ни разу не огрызнулась. Надев тонкую накидку, осторожно соскальзываю со стола и позволяю им полюбоваться результатами своего труда, после чего они выпархивают из комнаты и отправляются на поиски Цинны, моего стилиста. Я примерно представляю, как выглядят местные знатоки и законодатели моды, учитывая степень раскрашенности обычных жителей, поэтому заранее чувствую отвращение и неприязнь. Их помощники хоть не особо умны, но стараются мне помочь, а сами они наверняка заботятся только об очередных «шедеврах», которые станут последним писком извращенной капитолийской моды на ближайший год.

Дверь приоткрывается, и в комнату проскальзывает молодой человек с настолько ординарной внешностью, что я теряюсь. В отличие от остальных стилистов, единственное, что отличает его от мужчин и парней моего Дистрикта — темно-зеленые тени, идеально подходящие к шоколадному цвету глаз, которые, кстати, и так очень выразительны. Во всем остальном он так не похож даже на собственных помощников, что я начинаю сомневаться, правда ли это Цинна — тот, кому предстоит преобразить меня окончательно. Короткие каштановые волосы, зеленая шелковая рубашка, черные брюки — просто, но со вкусом, это могу признать даже я. Одно его слово, и всем моим сомнениям приходит конец.

— Здравствуй, Генриетта. Меня зовут Цинна, я твой стилист, — в отличие от тонких и пронзительных голосков его помощников, его голос не вызывает у меня раздражения. Держится просто, разговаривает тоже. Но расслабляться рано.

— Привет, — с опаской отвечаю я.

— О, ты точь-в-точь такая, какой тебя описал твой ментор! Да, у нас с ним состоялась весьма занятная беседа, — кивает он, поймав мой вопросительный взгляд. — Если ты не против, сначала я хотел бы посмотреть на тебя и задать пару вопросов.

— Накидку не сниму, даже не предлагай, — сразу предупредила я.

Цинна добродушно смеется.

— Это не обязательно, мне достаточно того, что я вижу.

Он ходит вокруг меня кругами, периодически делая пометки в блокноте. Не притрагивается, понимая, что я не терплю прикосновений — именно поэтому работа его помощников была для меня сущей пыткой, боль вытерпеть несложно. Лишь в конце, когда переходит к волосам, спрашивает:

— Могу я попробовать сделать кое-что с твоей прической?

— Да, только не меняй длину.

— Не буду. Тебе не повезло, сейчас в Капитолии мода на короткие волосы, поэтому мои помощники хотели сделать тебе стрижку. Молодец, что не разрешила — длинные волосы подходят тебе куда больше. Да и работать с ними легче. А какую прическу ты обычно делаешь?

— Два высоких хвоста. Не мешают и смотрятся неплохо.

— Да, я видел церемонию Жатвы. Тебе и правда очень идет. Во что одеваешься?

— У нас выбор небогатый. Как правило, штаны и рубашка, платье по праздникам.