Игра на выживание
Шрифт:
– Не исключено, - продолжал развивать Саусас свою мысль, - переписывая адрес к себе в блокнот, - что Инфанте уже шантажирует кого-то этим самым кашне. За месяц упорных поисков он вполне мог найти его владельца, и не исключено, что это может оказаться кто-то, кого нет в наших списках.
– Но ведь он только вчера украл записную книжку Рамона, - напомнил Теодор.
– Так что, возможно, он все ещё занят поисками тех, кого можно распросить про кашне.
Саусас начал собирать фотографии.
– Сеньор капитан, я хотел бы поговорить с этим Инфанте сразу же, как вы только его задержите, - сказал Рамон.
– Это возможно?
– Мне
– Что ж, мне пора.
Теодор спросил у детектива, нельзя ли ему оставить у себя фотографию Инфанте, и Саусас великодушно презентовал ему снимок, попутно заметив, что у него самого скоро будет ещё несколько сот таких снимков.
– Благодарю вас, Иносенса, - сказал Саусас, когда она подошла к нему, неся в руках его плащ.
– А где вы планируете быть завтра, сеньор капитан?
– поинтересовался Теодор.
Саусас ответил, что будет целый день в городе, и пообещал немедленно поставить его в известность, если что-нибудь прояснится.
– Звоните в любое время, - добавил Рамон.
– Я хочу встретиться с этим Инфанте сразу же, как только вы его найдете.
– Непременно, дон Рамон, - заверил его Саусас.
Затем Теодор проводил его до ворот, и хотя говорили они лишь о том, как хорошо на улице, какой это чудный, тихий вечер, Теодор чувствовал, что Саусас, как и он сам, тоже пребывал в приподнятом настроении.
– Ну что, Рамон, будем ложиться спать?
– спросил Теодор, вернувшись в гостиную.
Рамон взглянул на него, отрываясь от фотографии, оставленной Саусасом, и небрежно бросил её на диван.
– Нет, Тео, мне что-то захотелось пойти немного прогуляться.
– Ты надолго? Уже одиннадцать.
– Нет, Тео, я скоро вернусь, - сказал Рамон и попытался изобразить на своем лице подобие улыбки.
– Нет, плаща мне не надо.
– Он открыл дверь и вышел на улицу.
Иносенса задержалась в гостиной, где Теодор в то время пил кофе.
– Сеньор, можно вам задать вопрос... это насчет сеньора Рамона... Вы же сами сказали, чтобы я не говорила с ним о сеньорите Лелии, - почтительно проговорила она.
Теодор вздохнул.
– Он все ещё не хочет верить в то, что в её смерти виновен не он, а кто-то другой, Иносенса. Но я не сомневаюсь, что он изменится. И уже очень скоро. Как только мы найдем того парня с кашне.
– Да-да, кашне, - радостно заулыбалась Иносенса.
– А также того, кому оно принадлежит, - добавил он, чувствуя, как его душу захлестывает отчаяние. И с чего это он решил, что кашне было найдено именно на месте преступления? А что если в том бумажном конверте не было ничего, кроме порнографических открыток? И вообще, возможно, этот парень никогда не переступал порога квартиры Лелии! Теодор отправился наверх с твердым намерением взяться за работу над обложкой для "Правдивой лжи". Он собирался дождаться возвращения Рамона, как бы поздно тот ни пришел, потому что не был уверен в том, что Рамон захватил с собой ключи от входной двери.
Поработав у себя в студии чуть меньше часа, Теодор решил принять ванну, а потом снова продолжить работу уже переодевшись в халат. Он принялся выкладывать из карманов каостюма разные полезные мелочи, когда на глаза ему попалась его записная книжка. Раскрыв её на нужной странице, он подошел к телефону.
Эдуардо Паррал жил в пансионе. Трубку сняла горничная, и ему пришлось долго ждать, пока она ходила смотреть, дома ли он. В конце
концов в трубке раздался звонкий голос молодого мужчины:– Я слушаю.
– Алло, Эдуардо. Говорит Теодоро Шибельхут. Как поживаешь?
Эдуардо, похоже, обрадовался его звонку, спросил, как у него дела и не слышно ли новостей, имея в виду, разумеется, новости о ходе расследования.
– Ну, вообще-то, кое-что есть. Правда, пока ещё не понятно, удастся ли использовать ту информацию. В общем, я позвонил тебе в столь поздний час, чтобы предупредить, что следователь, капитан Саусас, возможно, завтра навестит тебя и задаст несколько вопросов. Эдуардо, надеюсь, это не доставит тебе больших неудобств.
– Ну о чем речь, дон Теодоро, вовсе нет!
– дружеским тоном сказал Эдуардо.
– Правда, завтра во второй половине дня меня не будет дома, но зато все утро я буду у себя.
– Хорошо. Думаю, будет лучше, если капитан Саусас сам расскажет тебе о цели своего визита.
– Да, конечно, - вежливо согласился Эдуардо.
Теодор в силой сжал телефонную трубку.
– Послушай, Эдуардо, а ты в последнее время ничего странного не замечал? Ну, там, необычные телефонные звонки или ещё что-нибудь в этом роде...
– Не-ет.
– Он тихонько рассмеялся.
– Если, конечно, не принимать во внимание сегодняшний день. Мне позвонил какой-то полоумный и поинтересовался, не терял ли я кашне. И так настойчиво спрашивал, я бы даже сказал, угрожающе. Своего имени он не назва. Но посоветовал мне хорошенько подумать, потому что это мой последний шанс. Самый-самый последний!
– Он снова рассмеялся.
– И в котором часу это было?
– упавшим голосом спросил Теодор.
– Примерно часа два назад. В девятом часу, как раз во время ужина.
– А ты не помнишь, звонок был, случайно, не междугородний?
– Не-а. Звонили откуда-то из города. А что?
– Да нет, ничего...
– Теодор вытер ладонью лоб, на котором выступила испарина.
– Капитан тебе сам все завтра расскажет. Я же больше ничего тебе сказать не могу.
– Послушай, так что все-таки просиходит? А?
Теодор замялся.
– А он что, предложил тебе купить кашне?
– Не-а. Просто спросил, не терял ли я его. Похоже, сам он в этом положительно не сомневался. Но я точно так же был уверен, что все мои три кашне лежат в ящике комода и пребывают там в целости и сохранности. В чем я позднее и убедился.
– Хорошо. Очень хорошо, - проговорил Теодор, испытывая огромное облегчение.
– Все, Эдуардо, больше ничего сказать не могу. Позвони мне завтра, после того, как переговоришь с капитаном. Если, конечно, будет желание.
– Ладно, Тео. Ну а как работа? Ты сейчас над чем-нибудь работаешь?
– Да... есть тут кое-что. А ты?
– Да. Портреты, как обычно. А с июня займусь пейзажами.
Эдуардо был юношей серьезным, и даже можно сказать, педантичным. Если он брался писать портреты, то занимался ими в течение целого года. А после года пейзажей, возможно, наступит пора и года натюрмортов. Лелия иногда подшучивала над ним за подобный консерватизм, однако, она также уважала его талант. Положив трубку, Теодор снова взялся за работу, уходя в неё с головой, так что все посторонние мысли для него просто перестали существовать, а из-под его пера выходила зарисовка цинничного типа с сигаретой в зубах, являющегося главным отрицательным персонажем книги и по совместительству воплощавшим реальность, фатализм и пессимизм.