Игра по-крупному

Фирсов отворачивался и незаметно морщился как от зубной боли. Армейские истории друга раздражали его.

Иногда, чаще всего в постели, на него накатывало томление, и он думал об Ирине. Ворочался, вставал, подходил к окну, закуривал. И мысль о том, что совсем недавно в этой комнате, на этом самом диване Ирина была с другим, еще больше распаляла его желание. Он воображал себе, как тот, который вышел поутру из дверей, лежит с Ириной, сбросив на пол одеяло, -- от наваждения начинало звенеть в ушах -- он видел даже раскинутые ноги Ирины с крашенными перламутровым лаком ногтями. И Игорь почему-то ощущал себя сразу в двух лицах: он был и похитителем супружеской верности, и ревнующим мужем.

Зажигал свет, открывал форточку, глубоко дышал сырым осенним воздухом. Легчало немного...

Пару раз он сходил на рыбный холодильник и один раз -- на мясной. Компания была та же: Алик, Валик и прочие лики -- хмельные, веселые, разговорчивые. На рыбном разгружали два вагона с бочковой селедкой и один вагон с осетрами сухой морозки -- в больших холщовых мешках, откуда-то из-под Астрахани. Осетры были не в жилу -- целого через проходную не пронесешь, а половину взять нечем -- твердые как железо. Мужики матерились, рвали мешки и строгали ножами лысые спинки осетров. Настрогали на всех литровую банку, посолили, перемешали, полили уксусом, дали чуть оттаять и съели в раздевалке под звяканье вагонных буферов и гудки маневрового тепловозика. Потом доели тресковый суп, оставшийся от вечерней смены, и легли на ватниках спать -- под утро обещали поставить вагон с консервами, говорили, чуть ли не икра, но не поставили. А может, начальство забоялось доверять деликатес халтурщикам, оставило до утра -- кадровым. Да и хрен с ней, с икрой, -- тоннаж не большой, а возни много: кладовщики каждую коробку вскрывают и пересчитывают банки. На вагоне пересчитают, когда на поддон грузишь, и в камере холодильной пересчитают, когда кара привезет, -- одна морока.

На мясной Игорь попал хорошо -- два рефрижератора с говяжьими тушами. Витька, друг старинный, взял Игоря в бригаду без разговоров -- знал его работу. И острейший крюк из нержавейки с пробковой ручкой выдал -- из личных запасов. "Что-то тебя, Игорек, давно не видно?
– - подмигнул.
– - Иль разбогател?.." А бомжей, что в подвалах холодильника безвылазно живут и от грузчиков кормятся -- сверток за рубль через забор перебросить, за водкой сбегать, мясо в бачке на плитке отварить, там услужить, здесь поднести, -- погнал с эстакады лихим посвистом.

– - В шхеры, мужики! Без вас обойдемся!
– - властно повел рукой.
– - Если кого у вагона увижу, применю щёкинский метод.
– - Витька выразительно приложил кулак к скуле.
– - Нужны будете -- разбудим...

Витька -- халтурщик старый, и с начальством у него контакт тесный -- наряды в его бригаде всегда денежные: "Не за мясо работаем, а за капусту".

Оба рефа раскидали к пяти утра, еще и не рассветало. Витька пошел с бумагами в конторку на второй этаж и вернулся с двумя клетками яичного боя. "Подкрепляйтесь.
– - Он вынул из кармана кулек с солью и первым колупнул скорлупку.
– - По двадцатничку, я думаю, выйдет".

Игорь вернул Витьке крюк и переписал номера вагонов. Деньги платили два раза в неделю, но если часто ходить и не писать номера вагонов и дату, бухгалтерия облапошит быстро. Попервости у Игоря такое бывало.

Ирина позвонила в середине октября, поздно вечером, Фирсов отпаривал брюки.

Она говорила взволнованно и чуть печально.

– - Игорек, милый, прости, если можешь... Я так перед тобой виновата. Сама не понимаю, как это получилось. Но я не могу без этого, не могу. Мы с тобой взрослые люди, что было, то было, но я... Ты мне дорог, тебе надо жениться, и я не хочу, чтобы с другой женой у тебя получилось то же самое. Прости, что я об этом говорю, но ты же... неумека... Ты, как молодой жеребец, думал только о себе. Я была для тебя просто подстилкой. Конечно, я виновата, что не научила тебя ничему, не подсказала... Я боялась задеть свое самолюбие, показаться развратной, что ли... Ведь этому надо учиться, милый, учиться. В этом нет ничего зазорного...

Игорь опустился на сундук возле телефона.

– - Ну а что же ты раньше-то...
– - не сразу ответил он.
– - Могла бы научить...

Ирина помолчала.

– - А ты хочешь научиться?..
– - спросила тихо.

От Ирининых слов ему стало жарко. Он хотел ответить как-нибудь дерзко, вроде того, что спасибо, дорогая, наставницы у него уже есть, поздно, дорогая, но сказал:

– - Хочу!

– - Тогда записывай адрес.

– - Ты что, живешь не дома?
– - высохшим ртом спросил он.

– - Я тебе потом объясню...
– - Она назвала свои координаты.
– - Приедешь?

– --- Да.

– - Только не думай ничего... это не для того, чтобы вернуть тебя... Просто...
– - Ирина выдохнула.
– - Ну приезжай...

Игорь сел в такси, притормозившее перед светофором у площади Льва Толстого, и с колотящимся сердцем поехал на Гражданку.

Позднее, вспоминая ту ночь, Игорь приходил к выводу, что в постигшей его семейной драме есть и его доля вины; причем изрядная. И испытывал к Ирине даже чувство некоторой благодарности, замешанное, правда, на досаде: "Почему же не раньше-то?.." Снобистски гнушаясь засмотренных до дыр порнографических журналов и фотографических пособий с комментариями на иностранных языках, которые ходили в институте по рукам, а тем паче -- разговоров в мужских компаниях на сексуальные темы, он наивно полагал, что в природе, как и в высокочастотном штепсельном разъеме, существуют два парных предмета -- "папа" и "мама", и чем плотнее и крепче они соединяются. тем устойчивее, так сказать, связь. Все остальные премудрости не имеют значения. "Тебе хорошо?" Кивок. Значит, все в порядке.

Ирина, с еще мокрыми после душа кончиками волос, постояла и, криво улыбнувшись, распустила кушак на халате. Потянулась к выключателю. И прежде чем на них рухнула темнота, Игорь успел схватить взглядом незагорелую полоску кожи на бедре, под отъехавшей полой халата -- другую Ирина еще придерживала рукой. "Ну иди сюда, не думай ни о чем, -- торопливо зашептала она, отступая к расстеленной тахте.
– - Представь, что мы просто любовники, которые недавно познакомились. Просто любовники. Все будет хорошо..." Она стала расстегивать на нем рубашку, и Фирсов ощутил легкий запах вина. С шорохом упала на пол одежда, приятно запахло кремом, и Фирсов не сразу понял, зачем здесь крем, и что ему требуется сделать.

Квартира, в которой Ирина давала начальные уроки любви своему бывшему супругу, принадлежала тому самому, в темно-синем костюме и с зонтиком в руках, командированному нынче на симпозиум в Среднюю Азию, и в коротких перерывах между сладкими стонами, поражавших Игоря своей точнейшей совместностью, он мстительно думал, что теперь они квиты, более того -- явись сейчас ученый муж домой, он, Игорь, не стал бы ретироваться и прыгать через ступеньки, а повел бы себя как человек, вернувший себе то, что принадлежит ему по праву. Возможно, он увел бы Ирину с собой, -- да, скорее всего, увел бы, простив ей измену, потому что теперь с ним была другая Ирина, неизвестная и обольстительная в своей ничего не стыдящейся страсти. И он чувствовал себя с ней другим -- он мог дарить ей наслаждение, от которого она задыхалась и кусала ему губы. Ах, если бы все это раньше...

Утром они пили на кухне кофе и Ирина смотрела на него восторженно и чуть грустно.

– - Ты чего?
– - устало улыбнулся Игорь.

– - Ничего... Просто я рада за тебя. И за твою будущую жену -- ей будет хорошо с тобой.

– - А-а, -- сказал Игорь, -- понятно...

– - Ничего тебе, дурачку, не понятно. Я сделала из тебя мужчину и горжусь этим.

– - Я тоже рад, -- сказал Игорь.
– - За тебя и твоего нынешнего мужа.

– - Он мне не муж.

– - Но спите-то вы вместе.

– - Я и с тобой сплю, -- Ирина подняла на него глаза и посмотрела испытующе.
– - И дальше хочу спать...

Игорь отвел глаза и потянулся за сигаретами.

– - А я думал, учеба кончилась...

– - Нет, миленький, она только началась...
– - Ирина подошла к нему и обвила рукой его шею, ожидая, когда он повернется к ней. Фирсов отложил незакуренную сигарету и посадил Ирину на колено. Она закрыла глаза и прижалась припухшими губами к его щеке.
– - Я. Буду. Твоей. Любовницей, -- пробубнила она.
– - Хочешь?..

– - У меня есть жена, -- сообщил ей на ухо Игорь.
– - И штамп в паспорте.