Игра с нулевой суммой

– Жрать хочется, – признался Алёха. – Хорошо бы перед всем этим пожрать.

– Могу червей наловить, – на полном серьёзе предложила сорока. – Или жуков. На большее не рассчитывай…

Обижаться было бессмысленно. Птица хотела как лучше, ей все разносолы – вон, летай да лови. Алёха ещё раз оценил ситуацию: еды нет, денег нет, ножа нет, вообще ничего нет. Перспектива – закачаешься.

Сорока чем-то шуршала в кустах, Лух и Карух вдали хохотали, потом донёсся голос то ли Беньки, то ли Орнели, но вроде бы все было спокойно. Сорока снова свалила поближе к месту событий, Алёха, сглотнув слюну, через какое-то время тоже стал потихоньку подкрадываться.

Темнело. Не сказать, чтобы сильно, но уже обозначился вечер, стало холодно – на голодный желудок неудивительно. Алёха старался идти как можно тише, но скоро понял, что можно не опасаться: братья веселились от души – похоже, рассказывали какие-то байки, и даже Бенька, кажется, смеялся. Орнели то ли не развязали, то ли она решила молчать, во всяком случае, её голос Алёха не слышал. Сначала Алёха зашел неудачно – прямо к лошадям: вот мерин, жрёт, как всегда, вот конь Орнели, два каких-то здоровых кабана, в смысле коня, наверное, Луха и Каруха, и жеребёнок. Тоже краденый, к гадалке не ходи.

К большому Алёхиному облегчению, сёдла на лошадях были, а сами они стояли себе, кемарили, неподалёку торчала кривая кибитка – два колеса, покосившаяся крыша: четыре палки и тент. Лух и Карух сидели возле костра, напротив них – Бенька. Алёхе в этой позиции видно не было ни черта, и пришлось поползать в поисках места получше.

Бенька связан – но только ноги, руки свободны, чего-то ест, улыбается даже. Непохоже, чтобы он был напуган или ему угрожали. Орнели же – Алёха сначала её не заметил – насупилась и старательно отворачивалась от костра. За девчонку её точно принять теперь не могли, значит, просто выпендривалась. Связана она или нет, Алёха не понял, но решил, что если оставили связанным Беньку, то ей точно не сделали исключения.

Но хорошо было одно: даже если Лух и Карух кинутся удирать, всех лошадей они забрать не смогут. Только своих. И кибитку, конечно, они не возьмут.

Лух встал. Алёха от страха чуть не хлопнулся в обморок, но оказалось, что Лух направился совершенно в другую сторону. Потом, спустя минут пятнадцать, туда же сходил и Карух, а затем они указали пленникам на кибитку и стали укладываться спать.

«Рано, – подумал Алёха, – но им, наверное, ещё до рассвета встать надо». А на лес только-только начинала набегать ночная тьма. И изображать упыря тоже было пока рановато, и где там эта сорока? Предупредила она Беньку или ещё нет?

Алёха старательно прикидывал, как он будет гонять разбойников. Выскочить можно прямо отсюда… Эх, скверно, Лух, кажется, собрался дежурить. Ну да, а то вдруг пленники убегут. Праслики эти, опять же. Но если он будет сидеть на месте, то может и задремать, у него ведь ни книги, ни смартфона. ни планшета нет. Беньку и Орнели отволокли в кибитку, и на Алёхино счастье Карух улёгся рядом на какую-то дерюгу. И как ему не холодно вообще?

Лух – маг. Алёха внимательно за ним наблюдал – опасался, что тот поставит какие-нибудь защитные поля, но, очевидно, дары Орнели и вправду были особенными. Так что Лух просто уселся и принялся жрать, пользуясь тем, что прочие нахлебники рассредоточились. От запаха еды Алёха сглотнул, затем стиснул зубы и озверел. Нет, справедливости ему не видать. Даже, быть может, за подвиг. И сороки нигде не было видно, так что вообще непонятно было, когда и что начинать.

Наконец стемнело совсем. Алёха начал уже бояться, что первым уснёт не Лух, а он сам, и сидеть неподвижно в кустах было невероятно холодно. Небо затянуло, облака – или даже скорее тучи – нависли так низко, что запахло скорым дождём, а Лух всё торчал у костра и сороки всё не было.

Вообще-то он тоже хорош: мог бы и расспросить, как это – никак не выглядят. Это значит, что их не видно? Или как? Или что? И как тогда объяснить, что это вот упыри, а не крестьянин какой заблудился?

Сорока уселась ему на плечо так бесшумно, что Алёха чуть не заорал. Захлопнул рот и попытался не двигаться.

– Тише ты, служе. Бенарда я предупредил, а вот девка – та в тряпки зарылась.

Алёхе показалось, что сорока молчит. То есть не раскрывает клюв, но при этом он её отлично слышит. Это что, он уже и мысли может читать?

– Не комментируй, скорбный, – тут же отозвалась сорока. – Вот так и слушай, на ус наматывай и молчи. Упырь, он волной приходит.

«Как?» – завопил про себя совершенно сбитый с толку Алёха.

– Волной, – терпеливо повторила сорока. Да, все сразу понятно стало. – Приходит невидимой волной, хватает за горло. Понял?

«Угу. За горло я кого-нибудь ухвачу, пусть это будет последнее, что я сделаю в жизни, – съязвил про себя Алёха. – Есть одна маленькая проблема».

– Какая? – и сорока зачем-то клюнула его в ухо.

«Я не невидимый».

– Кра-а… а дар тебе на что?

Алёха задумался. Ну, он может развязывать верёвки. Может, Алоху это ни разу в жизни не пригодилось, а вот его очень удачно спасло. Но душить на расстоянии?

«Я тебе что, Дарт Вейдер?»

– Это кто? – заинтересованно спросила сорока. – Тоже колдун? Почему не знаю? Давно его на костёр отправили? Впрочем, покой костям его. Ты, главное, действуй. Дар – это дело такое, дар работу любит.

Ну да, Орнели говорила ему то же самое. Только вот Алёхе ещё никогда в жизни не приходилось даже курам шеи сворачивать.

– И выбрось эту мысль из головы, – посоветовала сорока, поймав задумчивый Алёхин взгляд. – Смотри, мужик уже спать улёгся. До дождя ты должен успеть, в дождь ни один упырь из норы не выйдет. Вперёд.

Ну, можно сказать, что Алёха приготовился атаковать. Он встал – нет, у него точно нет ни одной целой кости, – кое-как размял руки. Присмотрелся к Луху – тот спокойно дрых, подложив руку под голову. Постарался силой мысли слегка его придушить.

Лух как лежал, так и остался, и никакой реакции в ответ на все усилия Алёхи не выказал. Алёха попробовал ещё раз.

– Ты что делаешь? – удивлённо спросила сорока.

«Душу его, что же ещё, – огрызнулся Алёха. – Как сказала, так и делаю!»

– Неправильно душишь.

«Ну извини, практики не было...»

– Ты к горлу волну поднеси. Надави. Вот так. Ещё. Сильнее. Вот молодец.

Алёха захлопал глазами. Что-то, кажется, у него получилось: Лух приподнял голову, ощупал шею. Потом подумал, сел, посмотрел на небо.

– Ещё раз давай.

Не то чтобы Алёха что-то давал. И сам не понял, как у него выходит. Лух вскочил, замахал руками, заорал во всю глотку, тут же вскочил и Карух.

– Упырь! Упырь! Беги, брат! Беги!

Карух тоже зачем-то ловил воздух руками, но с места не двигался. Алёхе на голову упала капля дождя.

– Давай, давай, – подгоняла сорока. – Давай, не теряй времени, не теряй.

Алёха ещё раз прошёлся «волной» по Луху. Что это было, что за волна, как он это делал – он сам не знал. Только Лух заорал, кинулся к лошадям, забыл даже про Каруха. Тот немного опомнился, когда уже Лух пытался усесться верхом, и с перепугу ему не слишком-то удавалось.