Игра с тенью

— И он уже тогда много путешествовал, — продолжила она.

— Где путешествовал?

— О, я не знаю. Не на континенте, конечно, — мы еще воевали. По Англии и Уэльсу, где были живописные виды озер и гор, или разрушенных аббатств, или старых замков. — Она рассмеялась. — По местам, где можно вообразить себе скелет в разрушающейся башне или деву, запертую в темнице под черными водами замкового рва. Такие темы были тогда очень популярны. Заказов хватало.

— Тогда почему ваш отец считал, что Тернер нуждается в друзьях? — спросил Уолтер. — Если он уже достиг такого успеха?

Вместо того чтобы сразу ответить, она вдруг начала доставать из корзины тарелки и стаканы, будто только что вспомнила, что они там и требовали ее немедленного внимания. Потом она пробормотала:

— Кажется, у него были проблемы в семье, — и не успел Уолтер ответить, как она протянула ему винную бутылку и штопор и сказала: — Ну же, мистер Хартрайт, не стоит заставлять вашу сестру голодать! Не будете ли любезны открыть это?

— Конечно, — ответил Уолтер.

Если она надеялась отвлечь его этим, то ее план потерпел неудачу: взявшись за дело, Уолтер продолжил:

— Какие же проблемы?

Она нарезала хлеб и, казалось, была полностью поглощена своим занятием — случайный наблюдатель решил бы, что она не слышала вопрос. Но все-таки она была плохой актрисой, не могла сдержать невольных судорожных движений горла и не облизывать губы.

— Вы, наверное, хотите сказать, что у него были проблемы с родителями? — Уолтер продолжал мягко настаивать. Не получив ответа, он продолжил: — Уверен, вы понимаете, миссис Беннетт, как трудно найти кого-либо, кто может достоверно рассказать о его ранних годах. Так что все, что вы можете мне сказать…

— На самом деле я очень мало знаю, — сказала она, краснея и опуская глаза. — Но… по рассказам, у его матери был неукротимый характер.

Взгляд Уолтера внезапно затуманился и устремился вдаль.

— Как ураган, — пробормотал он.

— Простите? — переспросила миссис Беннетт. Я достаточно хорошо знала Уолтера и поняла, что ее слова напомнили ему о чем-то, что он слышал или думал раньше. Но миссис Беннетт явно не разобрала, шутит он или нет, и слегка улыбнулась.

— Как ураган, — повторил он громче и улыбнулся ей в ответ.

Она кивнула (хотя, думаю, все еще была озадачена, потому что выражение ее лица колебалось между серьезным и шутливым) и сказала:

— Насколько мне известно, она очень осложнила жизнь ему и его отцу и умерла безумной.

— Правда? — спросил Уолтер. — То есть в сумасшедшем доме?

— Да. — Голос ее был едва слышен. — Кажется, в Вифлеемском госпитале. Хотя я… я не уверена. — Она мгновение колебалась, а когда продолжила, тон у нее был торопливый и задыхающийся, и она словно оправдывалась. — Он никогда со мной об этом не говорил. Мы все знали, что он доверялся моему отцу, но тема была слишком запретная, чтобы ее обсуждать вслух. — Она сжала руки, будто не в силах передать свои мысли. — Понимаете, мисс Халкомб, мистер Хартрайт, он был скорее членом нашей семьи, чем другом. А ни одна семья не может существовать, если ее члены не уважают секреты и уязвимые места друг друга.

Уолтер внимательно поглядел на нее, потом кивнул и отложил карандаш и записную книжку.

— Может, я разолью вино? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — благодарно отозвалась миссис Беннетт.

Я заметила, что при упоминании слова «вино» ее муж приготовил руку и терпеливо держал ее так, пока Уолтер не предупредил его, постучав по запястью, после чего он крепко сжал в пальцах поднесенный бокал. Но пить он не стал, пока не налили всем, и миссис Беннетт не воскликнула:

— Нужно сделать так, как мы всегда делали. Все поднимите стаканы! Будем здоровы!

Если послушать, как достопочтенный епископ Такой-то и министр Ее Величества Сякой-то говорят нам, что невинность нужно защищать любой ценой, то можно прийти к выводу, что ни одна другая добродетель не вызывала большего восхищения публики. Но разве можно представить себе светского человека или модную даму, или даже разносчика или служанку, которые спокойно соглашаются с тем, что они невинны, и благодарят того, кто их так назвал? Нет, невинность — это не просто отсутствие вины; это, если говорить честно, незрелость, глупость и незнание (о ужас!) того, как мир устроен на самом деле. Но сидя в лодке с бокалом шерри в руке и видя непритворную радость, охватившую миссис Беннетт от того, как солнце играло на темной поверхности воды и как прохладный воздух ласкал ее щеки; видя, как она наслаждается обществом живых друзей и памятью о мертвых, я не могла не подумать, что это мы глупы, поскольку в бездумном желании казаться практичными и разумными мы приняли силу за слабость, а слабость — за силу. Перед нами была пожилая женщина, которая познала свою долю трагедий и неудач, отпущенных всем нам, но каким-то чудесным образом беды не ожесточили ее и — какие бы следы они ни оставили на ее внешности — не испортили девичьей красоты ее души. Она до сих пор (это звучало в эмоциональности ее удивительно молодого голоса) радовалась тому, что жила, любила и была любима, наслаждалась красотой Божьих даров — и она была более сильной и восприимчивой к жизни, чем любой светский циник, который думает, что он познал всю пустоту жизни, и теперь хочет лишь тратить эту жизнь как можно приятнее для себя, прежде чем она закончится.

— Будем здоровы! — воскликнули мы шумно и открыто, как дети, не обращая внимания на вопросительные взгляды капитана и помощника с проходящего мимо буксира.

— А теперь, мисс Халкомб, — сказала миссис Беннетт, взяв тарелку и доставая из корзинки ножи и вилки, — позвольте мне положить вам чего-нибудь. Как насчет мяса и салата?

— Спасибо.

Я почти забыла цель нашей поездки и была бы вполне счастлива, если бы весь день ее никто не поминал, но Уолтера сбить было не так легко. Он шел к этой цели с упорством, которое до сих пор меня удивляло, хотя я уже видела, как настойчиво он бился за счастье и честь Лоры. Поставив бокал и снова потянувшись за записной книжкой, он спросил:

— Так он часто у вас бывал?

— Кто, Тернер? — воскликнула миссис Беннетт. — О да, постоянно. Когда я оглядываюсь на прошлое, все мои ранние воспоминания связаны с ним. Знаете, мистер Хартрайт, трудно представить себе более веселого человека, чем он.

Еда была снова забыта, а миссис Беннетт удобно устроилась на своем месте. Видно было, что именно об этом Тернере она любила говорить — не о сыне безумной матери, но о веселом товарище по играм.

— Он вечно играл с нами, детьми, — продолжила она. — Делал для нас домики из деревянных кирпичей, а мы потом разваливали их. Или позволял нам закручивать и раскручивать галстук вокруг его шеи, будто он был майским деревом. [6]

6

Майское дерево (англ. maypole) — украшенный цветами столб, вокруг которого танцуют 1 мая в Англии. — Примеч. перев.

Уолтер рассмеялся:

— А потом вы поддерживали знакомство?

— Разумеется. На протяжении нескольких лет мы виделись даже чаще, чем раньше, потому что он построил для себя с отцом домик в Туикенхэме — не помню, когда точно, наверное, году в тринадцатом или четырнадцатом. Там теперь живет мисс Флетчер. Тогда мы стали вроде соседей, встречались либо у нас, либо у него и устраивали пикники на реке. — Она инстинктивно протянула руку к мужу и улыбнулась ему, хотя он не мог видеть, как она склонила голову и глаза ее засветились нежностью воспоминаний. — Чарльз там был, и его брат Том, который стал хирургом, и я, и мои сестры, и наш отец, и певица мисс Фелпс, и Бен Фишер, который уехал в Индию, и Сэм Фишер, который пошел в армию, и мистер Максвелл…

— Хм-м, — громко сказал ее муж, и мы все вздрогнули, потому что (за исключением того момента, когда он поднял руку за бокалом) он был бесстрастен, как статуя, и это был почти первый изданный им звук.

— Мой муж не одобрял мистера Максвелла, — сказала миссис Беннетт с веселым смешком, в котором тем не менее чувствовались грусть и сожаление.

— А почему… — начала я, но она заставила меня замолчать, кивнув в сторону мистера Беннетта, словно бы говоря: «Подождите, и он сам вам расскажет».