Игра с тенью
Шрифт:
Третье. Все это можно было бы стерпеть, если бы он обращался со мной как с художником, занятым общим с ним делом; но он обычно вел себя как раздражительный хозяин со своевольным бездельником-слугой. Однажды в ноябре, вскоре после того, как я послал мистеру Тернеру оттиск пластины, над которой работал много часов и которой по праву, думается мне, гордился, я вошел в гостиную и увидел, что моя жена (которая тогда была беременна нашим первым ребенком) плачет. Я спросил, в чем дело, и она показала мне письмо, только что доставленное от мистера Тернера, где он сухо благодарил меня и говорил (я до сих пор помню его слова, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет), что «он заметил, что я применил акватинту на море, а он о такой роскоши не просил; и что
Моя жена сказала, что больше она такого не вынесет, и умоляла меня пойти прямо сейчас повидать его и попробовать договориться; боясь за ее здоровье и здоровье ребенка (которого мы и вправду потеряли меньше чем через месяц), я сделал так, как она просила. И тут мы подходим к сути моей истории.
Мистер Тернер жил тогда на Харли-стрит, и я застал его дома; но когда я попытался объяснить ему свои трудности и сказал, что, по моему мнению, мне причитается десять гиней за гравюру вместо восьми ввиду всей лишней работы, которую он заставил меня делать, он побагровел, вспыхнул от гнева и словно лишился дара речи, так что только задрожал, заскрежетал зубами и захлопнул дверь у меня перед носом.
Как вы можете себе представить, я был слишком взволнован, чтобы сразу идти домой к жене, так что отправился вместо этого в паб в конце улицы и выпил немного, чтобы успокоиться. Но это мне не помогло, а только еще больше расстроило и добавило дерзости, так что я решил вернуться в дом мистера Тернера и еще раз высказать ему свои требования — и если потребуется, ответить на его гнев своим собственным.
Теперь сложно сказать, хватило бы у меня мужества выполнить этот план или нет. Когда я подошел к его двери — признаюсь, ноги мои двигались все тяжелее с каждым шагом, — она внезапно открылась, и вышел сам мистер Тернер в цилиндре и пальто. Он оглянулся украдкой, будто проверял, не подглядывает ли кто за ним. Я был от него всего в пятидесяти ярдах, и он наверняка бы меня узнал; но уже темнело, начинал сгущаться туман, и я догадался быстро повернуться к другой двери и оттуда наблюдать за ним, оставаясь незамеченным.
Мистер Тернер оглянулся еще два-три раза, а потом быстро зашагал по улице. Почти не колеблясь, я двинулся за ним. Я помню, что даже в тот момент был озадачен своим поступком и оправдывал его тем, что может представиться какая-нибудь возможность снова поговорить с ним, и ему будет сложнее от меня сбежать. Теперь я понимаю, что то был самообман молодости, и на самом деле я надеялся узнать что-нибудь, что даст мне власть над ним и тем поможет преодолеть неравенство между нами, которое я ощущал с такой горечью.
Не оглядываясь, мистер Тернер свернул на восток на Веймут-стрит и, перейдя Портленд-роуд, резко завернул на Карбертон-стрит, а потом снова на Нортон-стрит. Тут он меня застал врасплох: примерно на половине пути он внезапно остановился перед каким-то домом и снова подозрительно огляделся. Я избежал разоблачения только потому, что быстро пригнулся за телегой пивовара и перешел на другую сторону улицы; оттуда я увидел, как он входит внутрь и передняя дверь закрывается за ним. Прежде всего я подумал, что это дом дурной репутации, потому что иначе зачем ему скрывать свой визит сюда? Но свет горел только в нижних окнах, и я не видел, чтобы кто-то еще входил туда или выходил, а сам мистер Тернер вышел через пару минут — слишком быстро, решил я, для такого дела. Он, похоже, все еще боялся быть раскрытым, потому что постарался сделаться неузнаваемым, надев вместо пальто тяжелый плащ и прикрыв лицо шарфом; перед тем, как ступить на мостовую, он снова украдкой оглянулся.
Он не вернулся на Харли-стрит, а повернул снова на Карбертон-стрит и двинулся дальше к востоку все тем же быстрым неровным шагом. Боясь, что он снова застанет меня врасплох, я решил следовать на большем расстоянии, чтобы быстро спрятаться, если он неожиданно остановится; но я не учел тумана, а он с наступлением ночи стал таким густым, что на Фицрой-сквер я совсем его
потерял. Я побежал вдогонку и примерно через полминуты увидел впереди на Графтон-стрит смутную фигуру. Но она казалась слишком высокой для мистера Тернера, так что я решил (или, скорее, угадал), что он свернул на Верхнюю Джон-стрит, так что и я пошел туда. Мне повезло, и я оказался прав: через пятьдесят шагов (я еще бежал, тяжело дыша от ядовитого холодного воздуха) я внезапно наткнулся на него.До конца жизни не забуду, как он стоял там, окруженный туманом, перед потрепанным домишкой, на котором был нарисован номер 46 (я до сих пор вижу эти цифры: четверка кривовата, а шестерка раздулась и исказилась, будто ее пожирала плесень). Рука его уже была на дверной ручке, но даже сейчас он колебался, смотрел через плечо, чтоб удостовериться, что никто его не видел, и его маленькие птичьи глазки, пожелтевшие от серной дымки, горели самым злым огнем, какой я видел в жизни. На мгновение я подумал, что он узнал меня, потому что при моем появлении он вздрогнул, как напуганное животное; но я немедленно отвел взгляд и поспешил дальше, и, когда я оглянулся, он уже входил в дом.
На другой стороне улицы был небольшой паб, из которого дом 46 был прекрасно виден, так что я нашел себе место у огня и устроился ждать. Прошел час, другой, а мистер Тернер все не появлялся, и никого больше не было видно. Наконец я решил, что больше не могу ждать, пора идти домой к жене, и сказал хозяину, что, кажется, заметил, как мой друг заходит в дом напротив. Как можно более непринужденным тоном я спросил его, не знает ли он, кто там живет. Не в силах посмотреть мне в глаза, хозяин покраснел (поскольку явно решил, что мой «друг» — это мистер Тернер) и, опустив глаза на кружку, которую вытирал, пробормотал: «Там живет молодая вдова, сэр, миссис Денби ее зовут. Говорят, ее содержит один художник, который обращается с ней, вы уж простите, как со шлюхой — и неласково к тому же, судя по слухам».
Это все, что я знаю точно, и я не стану лгать Вам или притворяться, что понимаю больше, чем на самом деле. Однако я слышал от других, что позже склонность мистера Тернера к таинственности и нечестности стала еще сильнее, и он начал обманывать даже самых близких друзей, живя втайне от них под чужим именем в бедном домике в Челси. Прошу Вас, не позволяйте, чтобы некоторые особы помешали Вам выполнить Ваш долг и не позволили открыть, что именно скрывало столь необычайное поведение.
С моей стороны я лишь хочу сказать, что Дж. М. У. Тернер был самым скупым и злобным человеком, какого я только встречал. Он мне до сих пор снится, и я просыпаюсь, благодаря Бога за то, что Тернер больше ничем не может повредить мне или моей семье.
Искренне Ваш
Джон Фэррант
XXI
Дорогая мисс Халкомб!
Я с удовольствием приму у себя Вас и Вашего брата в любое утро, которое Вам будет удобно. Однако должна предупредить на случай, если Вы, как большинство посетителей, считаете, что это большая вилла, которая может занять Вас на день: Сэндикомб-Лодж — это маленький дом, и для осмотра его Вам хватит получаса.
Однако я верю (впрочем, Вы можете считать, что я пристрастна), что он стоит путешествия; это очаровательный курьез, и он является интересным проявлением творческой мысли Тернера и его необычного образа жизни.
Искренне Ваша
Мэри Энн Флетчер
XXII