Игра Стражей
Шрифт:
Память. Синдзи.
Склоненные знамена. Торжественная музыка. И слова...
– Майору авиации Шепетову Николаю Ивановичу, за проявленные мужество и героизм, присвоено звание Героя Российской империи. Посмертно. Его имя навечно будет занесено в списки части.
– Старший лейтенант... награждается орденом Славы первой степени. Посмертно.
– Старший лейтенант... Посмертно.
...
Список имен все продолжается и продолжается. Руки сжимаются в кулаки. Больно.
– Синдзи-кун,
– Мисато обратила внимание на то, в каком состоянии я нахожусь.
– Это я предложил... И они - погибли.
– Синдзи-кун, ты все сделал правильно. После обследования Рамиила мы пересчитали наш вариант - там не было и тени шанса.
– Вот это-то и плохо.
– Я тебя не понимаю.
– Если бы это...
– киваю в сторону оратора, продолжающего перечислять незнакомых мне людей - было результатом ошибки, можно было бы утешать себя. Говорить, что "в следующий раз обязательно учтешь неучтенное, поправишь неправильное, и все останутся живы". Но ведь нет. Ведь все правильно... А значит, в следующий раз я опять предложу план, который, в лучшем случае, приведет к победе... Чтоб ее...
– Такова война. Мы размениваем победу на свои жизни.
– Я понимаю это... Но не могу принять. Не могу!
Мисато обнимает меня и прижимает к себе. Ее живое тепло начинает растапливать горький лед, сковавший мою душу... но награждение все длится и длится...
Токио-3. Квартира Мисато. Айда.
– Госпожа Кацураги...
– Просто Мисато!
– Мисато-сан, расскажите нам что-нибудь...
– Хорошо... Вот помню, как-то на тренировке Синдзи-кун ошибся с переключателями, и вместо мишеней чуть не перепахал наш бункер. Очередь легла недолетом буквально метров на 20. Хорошо еще, что он палил болванками. Будь у него заряжены фугасы - мало могло и не показаться, даже в бункере.
– Круто. А еще?
– Вот, например...
Мисато травила байки где-то полчаса, но при этом, как ни весело она смеялась, ее взгляд периодически перемещался на две застывшие фигуры. Их состояние явно вызывало у нее беспокойство. Синдзи сидел в классической позе для медитации. Понятно было, что Рей подошла несколько позднее, опустилась рядом с ним на колени и накрыла его ладони своими. И так они и сидели, совершенно не реагируя ни на что окружающее, хотя Мисато старалась подобрать истории так, чтобы они задевали самолюбие Синдзи, или прохаживалась по его отношениям с Рей. Но, похоже, Синдзи ее просто не слышал.
– Ну все. Придется прибегнуть к радикальным мерам. Синдзи-кун, очнись! С Рей-тян - беда!
Я не успел заметить движения, но нас в тот же миг вмяло в стены. Столик, с которого мы ели - разлетелся мелкой щепой, а то, что на нем стояло - оказалось рядом с нами на стенах. Синдзи висел в центре комнаты. В его левой руке крутился кинжал с черным лезвием, временами превращающийся в размытый круг, а на правой руке появились когти, вроде тех, которые рисуют в комиксах про Росомаху. За спиной Синдзи хлопали призрачно-огненные крылья. Наверное, именно их удар впечатал нас в стены. Синдзи повернулся к нам, и я содрогнулся: в его глазах совершенно не было разума. Так могла бы смотреть боеголовка ракеты. Потом я обратил внимание на совершенно невероятный момент: в глазах Синдзи не было видно белка. Они были совершено черными, как иногда рисуют в комиксах. Глаза, крылья, когти... Да что происходит, в конце концов?
– Мисато-сан, что с Аянами? Почему Вы сказали, что она в беде?
– С ней
то же, что и с тобой: сидит, не двигается, ни на что не реагирует.Синдзи оглядел комнату, скользнув по нам с Тодзи взглядом, как будто по участку стены. Потом он заметил Аянами, и белки его глаз, только что проявившиеся, снова исчезли под напором тьмы.
– Мисато-сан! Спасибо что разбудили. Я иду искать Аянами. Когда вернемся - тут должны быть горячий чай и много фруктов. Феа, за мной!
– Под конец этого шедевра риторики Синдзи стал таким же призрачным, как и его крылья, а с руки Аянами сорвался браслет-дракончик.
– Подожди! Какие нужны фрукты?
– Любые!
– голос донесся как будто издалека, и Синдзи исчез вместе с дракончиком, сидящим у него на плече.
– Ну вот... И что теперь делать?
– Мисато-сан... А может так и сделать, как он сказал: Вы заваривайте чай, а мы с Тодзи-куном сбегаем за фруктами?
– Лучше наоборот: я никогда не умела готовить, а уж "любые" фрукты как-нибудь куплю. Так что, ребята, приготовьте чай и без меня никуда не уходите.
– Она выскочила за дверь, и мы с Тодзи остались в разгромленной комнате с остающейся без сознания Аянами.
Дороги Отчаяния. Синдзи.
Озадачив всех, чтобы их внимание не мешало мне, я открыл Дверь и шагнул на Дороги Отчаяния. Рей! Я... виноват перед тобой. Я захлебнулся в собственной боли и не подумал, что рядом та, кому может быть еще хуже. Я допустил, чтобы тебя занесло сюда... Впрочем... не время расслабляться. Губы сами шепчут заклятья Поиска и Дороги, и я точно знаю, что каждый шаг, каждая пройденная развилка приближает меня к тому состоянию, где заплутала душа Рей.
Тени сгущались. Из серебристо-серых они становились фиолетовыми. Изредка стали проявляться багровые всполохи. Радовало то, что ни единого листика, ни одной веточки не появилось на мрачных скалах, сжимавших дорогу. Это означало, что уничтоженный лес не восстанет из праха.
Феа у меня на плече обеспокоено зашевелился.
– Я помню. И верю тебе. Но могу я просто порадоваться хорошо сделанной работе?
Феа успокоено обмяк, прикоснувшись к моей щеке своей чешуйчатой головой, и его раздвоенный язык прошелся по моему лицу. Кажется, он все больше и больше становится личностью.
Внезапно я услышал слова, которые сразу разогнали колесо саа до бешеных оборотов
– Ничья душа, да? Хорошо. Из тебя получится отличный артефакт. Что бы я делал без этих придурков, которые теряются на Дороге Отчаяния? Хозяин был бы очень недоволен. Очень.
Ярость снова подхватила и понесла меня на своих крыльях. Руки сами сплясали сложный танец невозможных для человеческой анатомии жестов, а с губ срывались слова, не предназначенные для человеческого горла. Силы, объявленные запретными еще во времена Власти, свивались передо мной в заклятье, именуемое Сеть Душелова, или Ловушка Тысячи голосов.
– Оставь ее!
– С чего бы это?
– В руке у старика, закутанного в черную хламиду, сиял яркий кристалл. Тварь! Он прикоснулся... Слова больше были не нужны. Сеть хлестнула по врагу. Его защита, напоенная болью и смертью многих людей, попыталась остановить смертельный полет тоненьких шелковых нитей, но была разрезана на мелкие куски, которые постепенно истаяли, впитавшись в обсидиан дороги. Раздался жуткий крик, полный боли и неверия, и среди горстки пепла осталась стоять статуэтка, изображающая старика с посохом в руке. А бесценная драгоценность души Рей оказалась в моих руках.