Игра в послушание
Шрифт:
– Петя, извини нас, что мы тебя тогда оставили в музее, мы очень испугались. Теперь ты, наверное, к родителям вернёшься?
– Нет!
– Петя решительно подскочил на месте, - Как я могу вернуться в таком виде! Хотите, чтобы они ума лишились?
– А что же делать?
– Я ведь объяснял уже, мне нужно выиграть у этих... ну, вы знаете... у недостатков.
– А какой уже счёт?
– поинтересовался Славик.
– По трём.
– Ну, вообще-то обнадёживает. На прошлой неделе "Зенит" проигрывал у "Спартака" три ноль, всухую, а на последних десяти минутах...
– Какой "Зенит"!
–
– Я же вообще не знаю, во что они играют! Я для них просто... фишка!
Петя заплакал. Неожиданно ворох лоскутков, на котором он лежал, зашевелился и откуда-то из его недр выбрался, чихнул и отряхнулся маленький карточный джокер.
– Прошу прощения, - заявил он, - однако в данном случае я вынужден решительным образом вмешаться.
Джокер запрыгнул на край ларца и воскликнул с надрывом:
– И вы поверили гнусной клевете?! Поверили лживым искусственным слезам этого прожжённого лицемера?! Он, видите ли фишка, им видите ли играют злые дяди и тети! А задумывались ли вы над тем, милостивые государи, кому приходится лить настоящие, горькие слёзы, глядя на эту, с позволения сказать, игру?..
Опустив голову, шут порывисто разрыдался.
– А знаете ли вы...
Шут вскинул голову в порыве благородного негодования.
– Что он сам! сам! добровольно! вызвался участвовать в этом, я бы сказал, социально-психологическом эксперименте! И вы не смеете!
Шут замахал длинным пальцем перед петиным носом.
– Вы не смеете делать сцены из-за каких-нибудь трёх-четырёх туров, оставшихся до конца игры! Вы не посмеете сорвать игру на самом интересном!.. То есть, не игру, я хотел сказать, а это... социально-психологическое исследование, эксперимент. Так что подотрите немедленно ваши слёзы, - джокер протянул Пете огромный белый платок в горох, но так и не дал, а сам громко высморкался в него и упрятал в манжет, - и следите за моим движением.
Взмахнув рукой, он выбросил вверх платок, и тот развернулся над столом парашютным куполом. На чистой белой ткани был изображен знак "Л3".
– Подсказочка, - пискнул джокер и пропал вместе с платком.
Диц попросил официанта принести ещё два сифона с крем-содой.
– Слушай, Огоньков, а на что это он сейчас намекнул?
– сказал Славик Подберёзкин.
– Не знаю.
– Может быть, третий кон?
– Нет, мы уже седьмой должны играть.
– Петя, а во что вы играете?
– бухнула Маринка.
Фриц Диц что-то сосредоточенно писал на салфетке по-немецки. Отложив, наконец, ручку, он обратился к Пете:
– Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, молодой человек.
Петя поднял голову.
– Итак, первое очко ты проиграл из-за того, что доверился колдунье.
– Да, только она оказалась ненастоящая.
– Это не важно. В следующем раунде ты пытался убить себя, подорвавшись на мине.
Петя молчал. Ему было стыдно и страшно.
– Третье очко они засчитали себе после того, как ты поселился в клетке с хомяком.
– А что я мог поделать, если меня заперли в этой комнате со всех сторон?
– Потом они пожалели, что потратили на такого лентяя кучу времени и вернули тебя к началу третьего тура. С этого времени ты, как бы это сказать, начал отыгрываться.
– Выходит так.
–
Помешал воришкам украсть алмаз.Петя кивнул.
– В деле о подглядывании присяжные тебя оправдали.
Петя кивнул.
– Потом, в чемоданчике, ты отказался от предложения карточного джокера и не променял благополучие родителей ради собственной выгоды.
– Было что-то такое.
– Таким образом, на данный момент сложился счёт три три. Думаю, скоро произойдёт событие, которое шут символизировал третьим номером. И теперь я уже понимаю, что это за номер.
– Ну и!..
– воскликнули разом все трое.
Немец щёлкнул пальцами и помотал головой:
– Если скажу, игра потеряет смысл и прекратится. Тогда мальчик останется маленьким навсегда.
– Тогда лучше не надо, - предупредил Петя.
– И всё-таки, герр Питер, не откажетесь ли вы переговорить со мною пару слов наедине?
Маринка Корзинкина и Славик Подберёзкин состроили физиономии и отошли в сторону.
Фриц Диц решил проверить истинность своей догадки, не сходя с места.
– Герр Питер, - начал он издалека, - вы знаете, что я отношусь к вам с симпатией, и только кратковременность нашего знакомства мешает мне прямо называть вас своим другом.
Петя недоверчиво прищурился:
– А мучить в концлагере и убивать тоже как друга будете?
– О, как это примитивно! Вы насмотрелись и наслушались пропаганды. Подискутируем на эту тему в другое время, если желаете. Сейчас о другом. Поскольку ваше местонахождение перестало быть секретом, пообещайте, что сохраните в тайне всё то, что вы видели и слышали там... Там, где мы были ещё вчера.
– Конечно, куда мне теперь деваться, ведь вы меня там не выдали своим.
– Дело не в этом, я не говорю об услуге за услугу, я только пытаюсь сохранить с вами добрые отношения.
Петя где-то читал, что даже в древности на период проведения Олимпийских игр прекращались войны.
– Хорошо, хорошо, я обещаю. До конца соревнований никому не скажу. А после будет видно.
– Простого обещания мало. Дело слишком серьёзное. Поклянитесь.
– Хорошо, хорошо, клянусь, - отмахнулся Петя.
– Нет, не так, это не клятва. Ведь вы христианин? Перекреститесь как положено и поклянитесь именем своего Господа Бога.
Петя поднял руку, чтобы перекреститься и даже открыл рот, чтобы сказать всё как положено, но тотчас опомнился. Такую клятву обратно уже не загонишь, и если какая-то досадная ерунда заставит его проговориться... Нет уж, лучше такими словами не бросаться.
– Знаете, - сказал Петя, - я так клясться не буду. От себя лично - это пожалуйста. А Господу Богу, надо полагать, и без меня других дел хватает.
Фриц Диц улыбнулся.
– Хорошо, я верю, - сказал он, - И знаешь, у меня сейчас есть такое ощущение, что своё четвёртое очко ты уже имеешь.
Не успел Фриц договорить, как всё вокруг заволокло розовым дымом...
9
Затянувшийся стоп-кадр.
Маркиза де Помпадур в ярости.
Седьмая сцена отснята, все свободны
Не успел Диц договорить, как всё заволокло розовым дымом, а когда дым рассеялся, оказалось, что посетители ресторана и официанты сидят и лежат как придется, словно сраженные газовой атакой.