Игра в «Потрошителя»

Такое блюдо не значилось в меню, его предлагали только избранным клиентам, посвященным в тайну, и тот факт, что Брунсвик оказался одним из них, свидетельствовал о его упорстве: этот человек за очень короткий срок добился того, что его приняли в Норт-Бич по-свойски. У других на это уходили десятилетия. Время от времени хозяин кафе «Россини» ходил на охоту в окрестности Монтеррея и возвращался с тушей кабана, которую, страшное дело, самолично разделывал на кухне и готовил среди прочих деликатесов лучшие сосиски в истории человечества, основной ингредиент пресловутого чингиале. С месяц тому назад Индиана опрометчиво приняла приглашение Брунсвика поужинать вместе и провела два часа, длившиеся целую вечность, борясь со сном, пока он читал ей лекцию о геологических формациях и о разломе Сан-Андреас. Этот опыт ей не хотелось повторять.

— Нет, Гэри, спасибо. Я проведу выходные с семьей, нам есть что отметить. Аманду приняли в Массачусетский технологический институт с половинной стипендией.

— У тебя, похоже, гениальная дочь.

— Да, но ты выиграл у нее партию в шахматы, — любезно улыбнулась Аманда.

— Все остальные выиграла она.

— Как! Ты снова встречался с ней? — встревожилась Индиана.

— Мы играли по Интернету, несколько раз. Аманда научит меня игре в го, это сложнее шахмат. Го — китайская игра, ей больше тысячи лет…

— Я знаю, Гэри, что такое го, — перебила Индиана, не скрывая раздражения: в самом деле, не человек, а какая-то напасть.

— Ты, кажется, рассердилась — почему, что стряслось?

— Я не допускаю, Гэри, чтобы моя дочь общалась с пациентами. И прошу тебя, пожалуйста, больше не вступай с ней в контакт.

— Но почему? Я не извращенец!

— Я ничего такого не думала, Гэри. — Индиана попятилась, удивленная, что этот забитый тип способен повысить на нее голос.

— Понимаю: ты, как мать, должна защищать свое дитя, но меня не нужно бояться.

— Разумеется, но все же…

— Я не могу прервать общение с Амандой, ничего ей не объяснив, — перебил ее Брунсвик. — По меньшей мере я должен с ней поговорить. Более того: если позволишь, мне бы хотелось оказать ей знак внимания. Ведь ты говорила как-то, что девочка хочет котенка?

— Ты очень любезен, Гэри, но у Аманды уже есть кошечка, ее зовут Спаси-Тунца. Котенка нам подарила одна моя подруга, Кэрол Андеруотер, — наверное, ты ее видел здесь.

— Значит, я придумаю для Аманды какой-нибудь другой подарок.

— Нет, Гэри, ни в коем случае. Мы ограничим наше общение стенами этого кабинета. Не обижайся, ничего личного.

— Нет, Индиана, — личного очень много. Неужели ты не догадываешься о моих чувствах? — выпалил Брунсвик, весь зардевшись, с отчаянным выражением лица.

— Но ведь мы едва знаем друг друга, Гэри!

— Если ты хочешь больше узнать обо мне, Индиана, спрашивай, я — открытая книга. Холост, детей нет, собран, трудолюбив, добрый гражданин, порядочный человек. Было бы преждевременно посвящать тебя в мое финансовое положение, но скажу наперед: оно очень хорошее. Во время кризиса многие потеряли все, что имели, но я остался на плаву и даже обогатился, поскольку хорошо знаю фондовый рынок. Уже много лет я делаю вклады и…

— Это совершенно меня не касается, Гэри.

— Прошу тебя, Индиана: подумай над тем, что я сказал; если нужно ждать — я подожду, сколько захочешь.

— Лучше тебе отступиться. А также лучше поискать другую целительницу: я не смогу больше тебя обслуживать не только из-за нашего последнего разговора, но и потому, что мое лечение принесло тебе мало пользы.

— Не поступай так со мной, Индиана! Только ты можешь вылечить меня, благодаря тебе я чувствую себя гораздо лучше. Я больше не обеспокою тебя признаниями, обещаю.

Он был, казалось, в таком отчаянии, что ей не хватило твердости настаивать на своем решении; воспользовавшись ее колебаниями, Брунсвик распрощался до следующего вторника как ни в чем не бывало и поспешно удалился.

Индиана заперла дверь на ключ, чувствуя, что ее провели как последнюю дурочку. Чтобы утишить гнев, она ополоснула лицо и руки, с тоской припоминая джакузи в отеле «Фэрмонт». Ах, душистая вода, большие хлопчатобумажные полотенца, холодное вино, изысканная еда, умелые ласки, любовь Алана Келлера, его чувственность и чувство юмора! Однажды, посмотрев по телевизору «Клеопатру» — три часа в обществе упадочных египтян с подведенными глазами и брутальных крепконогих римлян, — Индиана заявила, что в фильме ей больше всего понравилась ванна из молока. Алан Келлер вскочил с кровати, оделся, вышел, ни слова не говоря, а через полчаса, когда она уже засыпала, вернулся с тремя пакетами молока в порошке и развел его в горячей воде джакузи, чтобы Индиана отмокала там, как голливудская фараонша. Вспомнив это, она рассмеялась и спросила себя с болью в груди, как жить без человека, доставлявшего ей столько радости, и сможет ли она полюбить Райана Миллера так, как любила Алана.

К бывшему солдату она испытывала столь сильное физическое влечение, что сравнить его можно было лишь с той страстью, которая в средней школе толкнула ее в объятия Боба Мартина. Это была горячка, постоянный жар. Индиана спрашивала себя, как могла она не замечать этого властного желания или противиться ему, ведь наверняка оно давно уже исподволь зрело, и единственным ответом было то, что любовь к Алану Келлеру значила для нее больше. Она знала свой темперамент, знала, что не может любить всерьез одного, а с другим просто так ложиться в постель, но, побыв с Райаном в маленькой гостинице, сотрясаемой порывами бури, она лучше понимала людей, предающихся безумию страсти.

С тех пор, уже почти две недели, она проводила с Райаном каждую ночь, кроме субботы и воскресенья, когда встречалась с Амандой. А сейчас, в этот самый момент, еще не обслужив последнего пациента, она представляла себе, дрожа от нетерпения, как обнимет его, войдя в лофт, где Аттила, смирившись, уже не выражал воем своего неудовольствия. С теплым чувством припоминала спартанскую простоту комнаты, грубые полотенца, холод, из-за которого приходилось заниматься любовью в свитере и шерстяных носках. Ей нравилось большое, мужественное тело Райана, сила, которая от него исходила, суровость героя-воина, которая в ее объятиях оборачивалась ранимостью. До какой-то степени ей нравилась и его мальчишеская поспешность, ведь Райан никогда не любил по-настоящему, никто не научил его, как доставить удовольствие женщине. Все изменится, когда пройдет первый любовный пыл и у них будет возможность познать друг друга не спеша, решила Индиана. То была приятная перспектива. Райан был удивительным человеком, гораздо более мягким и сентиментальным, чем можно было вообразить, но им не хватало общей истории, всякая связь требует истории, но у них еще будет время лучше узнать друг друга и забыть об Алане.

Индиана прибралась в массажном кабинете, вынесла использованные простыню и полотенца и приготовилась к последнему на неделе сеансу: песику, ее любимому пациенту, такому ласковому, цвета карамели, старенькому, хромающему, который принимал лечение с явной благодарностью. Поскольку оставалось несколько минут, она заглянула в карточку Брунсвика, в которой, к сожалению, не был указан час рождения, без чего не составить точного гороскопа, и набрала номер Селесты Роко, чтобы спросить у нее имя тибетца, который чистит карму.

Суббота, 18 февраля

Педро Аларкон и Райан Миллер, но пятам за которым следовал Аттила, позвонили в дверь Индианы ровно в половине девятого в субботу; сразу за ними пришли Матеуш Перейра, Юмико Сато и ее подруга жизни Нана Сасаки. Индиана созвала их по просьбе Дэнни Д’Анджело и теперь явилась перед ними в строгом черном шелковом платье и в туфлях на высоком каблуке: то и другое ей подарил Алан Келлер во времена, когда пытался превратить ее в великосветскую даму; мужчины, увидев Индиану в таком наряде, встретили ее восхищенным свистом. Никогда еще она не представала перед ними такой элегантной, она вообще не любила черного цвета, считала, что он притягивает отрицательную энергию, и редко носила черное. Аттила с наслаждением принюхивался к аромату разных эссенций, которым пропиталась квартира. Пес ненавидел синтетические запахи, но перед естественными не мог устоять, поэтому и питал слабость к Индиане, которую выделял среди других человеческих существ. Миллер схватил Индиану и поцеловал ее в губы взасос, в то время как прочие гости делали вид, будто ничего не замечают. Потом хозяйка открыла бутылку «Праймуса», красного вина, изысканной смеси карменера и каберне, тоже подаренную Келлером, — не могла же она позволить себе купить бутылку вина, которая стоила больше, чем ее зимнее пальто, — а Миллеру налила его любимой газировки. Раньше «морской котик» считал себя знатоком вин, а когда бросил пить, превратился в тонкого ценителя кока-колы, предпочитая маленькие бутылочки — банки ни в коем случае — мексиканского производства, потому что в них больше сахара, и пил ее безо льда.