Игра в ящик

– Для себя и для мамы, – сказала она, совсем не так, как говорят маленьким неразумным детям, а как взрослым, серьезным товарищам, потому что мама действительно сильно устала от покупки билетов, сливочного торта и сладкого вина и никого не хотела сегодня воспитывать. А Щуку и Хеку, конечно, ужасно понравилось, что с ними так по-взрослому разговаривают, как с пионерами, и главное – вместо слов требуют сделать простое, нужное дело, поэтому они оба сразу со всех ног бросились греть суп. Вскоре все они вместе поужинали, потом потушили свет и сразу уснули.

А про телеграмму мать ничего не знала, поэтому, конечно, никаких вопросов и не стала задавать. Укрыла мальчиков, а сама отвернулась к стенке.

Назавтра они уехали.

Московский поезд, на который мама достала билеты, был проходящим. А это значит, что он останавливался в Миляжково всего на три минуты. Паровоз, за которым бежали вагоны этого поезда, так грозно гудел, подкатывая к платформе, и так громко выпускал пар, что маленький Хек даже испугался, что он вообще проедет мимо. Но мы-то с вами знаем, если у человека, пусть даже и маленького, есть настоящий зеленый проездной документ, его никто никогда не оставит на платформе, тем более в ноябре. А у Щука и Хека такие проездные документы были, настоящие плацкарты, поэтому поезд остановился, открылась дверь вагона, и вышел проводник в фуражке, с двумя флажками в руке. Красным и желтым. Он проверил билеты, помог маме затащить в вагон чемоданы, и вскоре Щук и Хек уже без пальто и шапок сидели в купе и грызли яблоко.

Только, если честно, то грызли они его для вида, а на самом деле оба не отрываясь смотрели в окно. Ведь поезд направлялся в Москву, а значит, должен был обязательно проехать мимо завода сельскохозяйственной техники им. Подвойского. А про этот завод все знают, кроме, конечно, врагов советской власти, что никакой сельскохозяйственной техники он не делает, а делает на самом деле летающие лодки для нашей Красной армии. Щук и Хек никогда не видели настоящей летающей лодки, только картинку на спичечной этикетке, поэтому-то они так пристально глядели в окно и так долго прижимали к синему стеклу носы, что они у обоих чуть было к стеклу не примерзли. Только ничего они не увидели, даже часового с винтовкой и штыком. Лишь поле белое да трубы красные. Дым черный, а свет желтый. Ветер в проводах и стук колес. Такой вот урок преподала мальчишам советская власть на тему того, как надо хранить военную тайну. Очень наглядный, жаль только ни маленький синеглазый Хек, ни большой белобровый Щук его совсем не усвоили, и скоро, очень скоро мы это сами увидим, только помочь ребятишкам ничем не сможем.

Тем временем заводской забор закончился, разом оборвался, и за окном пошли танцевать избы да бараки. Избы, что были поближе, мелькали быстро, а бараки вдалеке проплывали важно и медленно, словно прижатые к земле снежными шапками, и спутанные морозными улицами, кривыми да горбатыми. Веселый был этот хоровод, только уж слишком часто танцоры останавливались и смотрели на красивый пассажирский поезд пустыми серыми глазами своих окон. И только однажды, возле маленького переезда у одного маленького домика открылась дверь. В огромных валенках, в одной рубашке выскочил на крыльцо мальчишка, сгреб снег с перил и кинул снежком прямо в поезд. Наверное, хотел, чтобы состав, паровоз и вагоны побыстрее освободили переезд и не мешали ему смотреть военные маневры на той стороне рельсовых путей, если они сейчас вдруг начнутся. Только маневры никак не начинались, и поезд больше стоял, чем ехал. Два часа давным давно пробежали, а вместо Казанского вокзала поезд доплелся только-только до платформы Авиамоторная и стоял возле нее уже так долго, что его самого, казалось, начало заносить снегом. Во всяком случае, ничего за окном не стало видно ни Щуку, ни Хеку, только луну, да и тут лишь восьмушку, не больше. И маячила она над головами ребятишек, страшная, как неостриженный ноготь, и тогда, чтобы нечаянно не заплакать, они попросили у мамы разрешения пойти погулять.

Мама посмотрела на их унылые лица и разрешила. Совсем ей не хотелось увидеть именно сейчас бестолковые ребячие слезы, потому, что самой маме именно сейчас, как раз наоборот, было очень хорошо и весело. Соседом Серегиных по купе оказался настоящий морской летчик из Владивостока. Он ехал в Москву по срочному вызову, и все карманы его шинели, френча, даже синих пилотских галифе были набиты самыми настоящими кедровыми орехами. Маме летчик объяснил, что в Москве он бывает редко, а друзей у него в городе под красными звездами очень много, и всем он бы хотел привезти из дальних краев гостинец, особенно, конечно, тем из своих боевых товарищей, у кого уже есть маленькие ребятишки, вроде Щука и Хека. Пусть эти мальчики и девочки попробуют удивительные, вкусные гостинцы и сразу же захотят побыстрее вырасти, чтобы стать пограничниками и служить Родине там, где эти орешки растут, на Дальнем Востоке. Может быть, даже в одном полку, или даже в одной эскадрилье с храбрым морским летчиком. Этот летчик и Щуку с Хеком предложил отведать экзотическое кушанье, только они так были расстроены долгой неподвижностью поезда и темнотой за его окнами, что отказались. А мама, наоборот, с радостью согласилась и очень смеялась, потому что совсем не могла орешки разгрызть, а военный летчик ее учил и все время приговаривал:

– Не так, не так, уважаемая гражданка, это же вам не семечки. Это благородный таежный продукт. Его не повдоль надо лузгать, а надкусывать, очень деликатно. Точно поперек пуза, как китайцы живого таракана.

И мама смеялась в ответ. Но не потому, конечно, что шутки красного командира ей казались такими веселыми, а просто потому, что поезд уже доехал до Авиамоторной, а значит, Казанский вокзал совсем, совсем уже рядом, а вместе с ним московская прописка и новая красивая жизнь.

Только вот маленьким Щуку и Хеку все не терпелось, и они решили сами, пока поезд стоит, немножко пройти вперед, чтобы первыми и, может быть, даже быстрее всех оказаться в Москве. Коридор вагона был длинный и узкий. Возле наружной стены его приделаны складные скамейки, которые сами с треском захлопывались, если с них слезаешь. Щук и Хек сначала посидели на одной, потом на другой, потом на третьей, и так они добрались почти до самого конца вагона. Но Москва все равно почему-то ближе не стала, и даже поезд, несмотря на этот салют из всех скамеек, настоящую пионерскую побудку, с места не сдвинулся и даже не загудел в ответ. И тогда Щук, который, во-первых, был ближе, чем Хек, к тамбуру, а во-вторых, старше, а значит никогда не хлюпал носом, аккуратно сморкался в платок, и потому мог улавливать все запахи на свете, придумал вот что.

– Знаешь, Хек, – сказал он, – вот мы сейчас приедем в Москву, поселимся в квартире с видом на Красную площадь, все танки и летающие лодки обязательно рассмотрим, когда будет парад, это да, но вот сможем ли мы там где-нибудь, в этой Москве, курнуть хоть изредка, неизвестно. Тем более что мама, наверное, на работу теперь ходить не станет, а будет сидеть дома и сечь за нами двадцать четыре часа в сутки, готовить в пограничники или космонавты.

– Верно, – согласился Хек, – даже варенье, наверное, пальцем из банки не потаскаешь. Сразу отправят в центрифугу.

– Соображаешь, – похвалил брата Щук. – А чем из тамбура тянет, наверное, все равно почувствовать не можешь.

– Нет, – сокрушенно покачал головой маленький, но честный Хек.

– Куревом, – быстро прошептал ему в самое ухо Щук, – А это значит, там можно найти пару-другую хороших бычков, сделать из них козью ножку и незаметно по разику дернуть.

– Здорово, – очень обрадовался Хек, который сам бы до такой простой штуки, конечно, никогда не додумался.

После этого мальчики тихонько слезли со скамеечек и вместе юркнули в тамбур. Там на полу в самом деле было полно свежих окурков. Щук подобрал два самых чистых и длинных, быстро сделал из папиросной бумаги, которую предусмотрительно взял с собой в дорогу на всякий пожарный случай, толстую, замечательного вида самокрутку и только собрался ее запалить, как случилось нечто страшное.

Дверь в соседний вагон неожиданно открылась, и из нее прямо в тамбур шагнул проводник, в фуражке и с двумя флажками, красным и желтым.

Тут вам надо узнать, что поезд не просто так опаздывал, и по часу стоял на каждом полустанке вовсе не из-за какой-то неразберихи на стрелках или даже халатности в управлении железной дорогой. Он вообще не один такой ждал посреди заснеженной дороги, много-много поездов от Москвы до самой Рязани стояли и задерживались, потому что из столицы нашей Родины с минуты на минуту должен был отправиться правительственный литерный поезд с особым заданием и пассажирами. Должен был этот поезд лететь по рельсам быстро и без остановок, и так это было важно и всем понятно, что другие поезда словно расступились, давая специальному поезду дорогу. А пока этот поезд особого назначения еще готовился в путь, разводил пары и заканчивал загружать свой секретный груз, проводники всех других стоящих вдоль его пути поездов ходили по вагонам и непрерывно проверяли все замки и запоры на дверях и на окнах, чтобы ничего не выпало ненароком и не помешало быстрому движению самого важного сейчас для страны литерного поезда. Вот и проводник четвертого вагона, закончив взаимопроверку в пятом, шел на свое рабочее место, как вдруг увидел в тамбуре Щука и Хека с толстой самодельной цигаркой и от возмущения весь побелел.

– Это что за безобразие? – не закричал он, а сказал очень тихим и страшным шепотом, от которого Щук и Хек затряслись, как листочки на деревьях осенью. Задрожали они, и коробок спичек, а вместе с ним и самокрутка выпали у мальчиков из рук на пол.

– Вы еще и мусорите, – совсем уже жутким, свистящим голосом прошипел тогда проводник. – Сейчас вы оба немедленно пойдете за мной в мое рабочее купе, и я там вам специальными щипцами сделаю на руках несмываемые метки о том, что вас нельзя принимать в пионеры.

– Нет, нет, только не это, миленький дяденька проводник, – захныкали хором Щук с Хеком, – пожалуйста, только не черные метки, пожалуйста, не надо. Мы же еще маленькие, мы обязательно отучимся курить, обещаем, сразу, как только приедем в Москву.

– А чем докажете, что отучитесь? – строго спросил проводник. – Можете, например, поклясться какой-нибудь самой страшной тайной?

Щук и Хек переглянулись. И так им было жутко, что они оба и разом решили во всем сознаться.

– Мы, дяденька проводник, вчера нечаянно телеграмму сожгли. – сказал большой Щук и захлюпал носом, совсем как маленький Хек.