Играя в жизни
Шрифт:
Также я не подошла на роль лазутчика, это те, кто шныряет по чужим Кланам, Клубу и еще хрен знает где, они тоже добытчики, но их жертва не звери и птицы, а информация. Также я не пришлась по вкусу главному повару, из парикмахерской меня практически прогнали тряпкой, увидев, как неумело я держу ножницы. В дом ребенка, он же школа, в котором всего восемнадцать детей и трое воспитателей, меня тоже не приняли радушно, сказали, что чересчур угрюмое лицо, которое детям, оказавшимся на Ристалище, показывать не желательно, им, видите ли, нужны положительные эмоции.
Да что вспоминать? Меня погнали отовсюду, кроме старого мужчины по имени Сортон. Практически слепой, без трех пальцев на
Прачечная, одно из самых вонючих мест в Клане. Сюда приносят всю грязную одежду, начиная от обоссаных и не только пеленок, до кровавого тряпья из медицинского здания. Туда, кстати, я даже не пошла, хотя теперь у меня есть опыт спасения человеческой жизни. Да я излечила Шелби, имея всего лишь пару рукавов. Но все же я не стала спекулировать этим достижением и пожалела бедолаг, которые могли бы попасть ко мне, как к медику или хотя бы как к медсестре. Пусть живут.
В первый же день на новой работе я постирала кофту Шелби, но так и не решилась унести ее. С одной стороны я словно украла вещь, а с другой, он не говорил о возврате ни единого слова. Он вообще мало говорил. После того, как Шелби привез нас с Шанти и отдал на попечение Барбары, я его больше не видела, но слышала о его персоне достаточно часто. И каждый раз я вся превращалась в слух и внимала сплетням. Почему-то мне было интересно, где он и что делает.
Отстирав последнюю партию на сегодня, я развесила вещи и отправилась в душ. Чтобы смыть с себя тонну пота, мне дается всего три минуты, а потом прохладная вода перестает течь, до следующего дня. Шанти, которая работает хрен знает где, говорит, что мне еще повезло, ей не каждый день удается насладиться чистотой своего тела.
Есть в прачечной и своя прелесть – я тут одна. Нет людей с навязчивыми разговорами и вопросами из разряда: "Как ты попала на Ристалище?", "Кого убила, чтобы получить метки?", "А как жилось на Синте?", "А почему сектор так называется?". На работе у меня есть время для мыслей и покоя. Мне нравится одиночество. Порой оно уродливо, как побитая дворовая собака, но чаще прекрасно, как только распустившийся бутон нежного цветка.
Быстро умывшись, отправилась в раздевалку и натянула на себя второй комплект одежды. Тонкие брюки, которые раньше скорее всего выглядели классно, объемную футболку, она явно принадлежала мужчине, который курил. Два обуглившихся идеально ровных круга говорят об этом громче слов.
Завязываю еще мокрые волосы в высокий хвост и ухожу из прачечной, закрыв вход на ключ. Сортон отдал мне его практически сразу же и появлялся в прачечной после этого всего три раза.
Я вернулась домой уже с закатом солнца. Меня до сих пор страшит лунная часть суток, крики и рыки за пределами Клана слышны каждую ночь. Местные говорят, что кочевники шныряют в лесах не только ночью, но и днем. Просто в светлое время суток их зрение более слабое, и есть вариант обойти их стороной, не погибнув и даже не пострадав при этом. Они даже рассказывали, как выглядят кочевники, но у всех была своя правда и общей картины я не смогла составить.
Казарма на двадцать человек встретила меня гулом голосов и смеха. В царстве Барбары живут только женщины, Шанти тоже осталась здесь, хотя ей предложили другое место. Мы по-прежнему стараемся держаться друг друга, жизнь в Фениксе оказалась бурной и непредсказуемой. Когда мы рядом, становится немного легче.
Шанти очень быстро нашла общий язык со всеми, кто только посмотрел в ее сторону. Оказалось, она бывает достаточно милой, если пожелает
этого. Она даже снизошла до того, чтобы признать мою правоту в случае нашего с ней билета. А я признаю то, что не являюсь изгоем в нашей общине на двадцать женщин только благодаря моей союзнице. Если бы не Шанти, я бы не стала запоминать имена своих соседок, а сейчас с улыбкой, хоть и натянутой, машу им рукой, они отвечают тем же.Сегодня я пришла позже обычного, по идее у меня еще остается время пошататься по периметру, посмотреть на людей и их быт в самом ужасном месте на земле. И тут Шанти тоже оказалась права, есть места получше Синта. По крайней мере Феникс выглядит благополучней. Тут нет развешанных на виселицах бедолаг, нет синтетика, который убивает огромную часть населения Синта. Детей тут меньше, всего восемнадцать человек, но они никогда не беспризорничают. Днем они на обучении, а вечером могут играть в специально отведенном для этого месте. И они всегда под контролем. Сегодня мне не удастся прошвырнуться из-за простыней из медицинского блока. Знали бы вы, как тяжело отстирать кровь. Но я позабыла даже об этом, когда посмотрела на свое перевернутое спальное место.
У моей кровати стоит та, чье имя я точно запомнила сразу же. Барбара снова чем-то недовольна, она смотрит на меня тяжелым взглядом.
– Где ты была? – спросила она, не церемонясь и не тратя время на приветствие. В ее стиле.
Не знаю, чем именно, но Барбаре ни я, ни Шанти не пришлись по вкусу. Она то и дело ищет косяки в наших действиях и обязательно о них сообщает. Во всеуслышание.
Смотрю на свою кровать и внутри поднимается волна гнева. Какого хрена эта сука шарилась в моих вещах? Здравый смысл вступает в диалог со злостью достаточно вовремя и напоминает, что здесь нет ничего моего. Эта кровать, постельное и крыша над головой, все это находится под властью сучьей Барбары.
– В прачечной, – спокойно ответила я и прошла мимо Барбары.
Усталая сажусь на кровать, смотрю на свои вздувшие в волдыри руки. И это только три недели. Жесть. Что будет с моими конечностями через месяц, два, год? Кожа точно слезет, и буду я стирать костями.
– Это что такое? – спросила Барбара и бросила мне в лицо ту самую пресловутую кофту, которую я так и не вернула Шелби.
Я одарила Барбару тяжелым взглядом, она только выше задрала брови и с вызовом подняла подбородок.
– Верхняя часть гардероба… – начала я.
–… Ты мне не юли. Почему не вернула? – спросила меня Барбара и наклонилась, чтобы снова забрать вещь. – Ты видишь этот знак?
Я прекрасно знала, на что она показывала. Вышивка ЧШ.
– Эта вещь тебе не принадлежит, а я воров у себя под крышей не потерплю!
Серьезно? На Ристалище есть похуже воров. Да тут все преступники, в том числе и я. Вот черт! Я ведь действительно вор несмотря на то, что на руке у меня красная метка. У Барбары чуйка, ей бы сторожевой собакой работать.
Все присутствующие перевели на нас взгляды, а я готова была провалиться сквозь кровать. За что меня только не обвиняли в последнее время и ничего из этого я не делала. Начиная с убийства Элвиса и заканчивая воровством кофты.
– Я ее не крала, – как можно спокойнее произнесла я.
Кофта снова прилетела мне в лицо и упала на колени. Вот сука! Знали бы вы, как она меня бесит, но мне приходится мириться с ее закидонами, иначе мне придется жить на улице. В один из приходов Сортона, я спрашивала у него, можно ли мне ночевать в подсобке, в которой стоит кресло, он ответил категорическим отказом. Сказал, что сам иногда ночует там, когда пилежка жены становится невыносимой. А мне от пилежки Барбары бежать некуда. Спать с Сортоном на одном кресте я тоже не собираюсь.