Игры Эн Ро Гримм

На языке был призрачный привкус крови.

Джек сорвался с места – и опрометью кинулся в арку.

…звуки и запахи стали острее; цвета померкли; земля мягко пружинила под ногами, откликаясь на каждый шаг.

Он бежал; и бежал.

И бежал.

…ароматы поздней осени дразнили и тревожили чуткий нос; обломанные стебли сухой травы кололи лапы; хвост немного заносило на поворотах, и он сейчас больше мешался, чем помогал.

Джек бежал, куда глаза глядят.

Джек был дома.

Глава 5. БЕЛАЯ КОЗОЧКА

В детстве мир видится огромным, неизведанным и загадочным. Деревья подметают небо, верхушки травы торчат вровень с плечами, глубина лужи сакральна, а ручей в овраге течёт из трансцендентного ниоткуда в непостижимое никуда. Под кроватью, в шкафу и в подполе обитают монстры, и они ужасны, однако смерти – настоящей – пока что нет.

Здесь, в зачарованных землях Эн Ро Гримм, Джек будто бы снова стал ребёнком.

Словно очумелый, он носился по лугам и лесам, взрывал лапами опавшую хвою и податливую сыроватую землю, вспугивал птичьи стаи, перескакивал через речушки, не замочив хвоста. Мир вокруг принимал его с радостью. Шиповник заботливо подбирал шипы, стоило задремать в благоуханных зарослях, где среди пожелтевшей уже листвы мелькали и яркие розовые цветы, и красные ягоды-фонарики; дождь утихал, если не выходило найти нору для ночлега. Джек много охотился, не брезгуя мышами, лягушками и жуками, но больше всего любил выслеживать быстрых, вертлявых кроликов – ох, какое удовольствие было разгадать все хитрости и трюки, нагнать добычу и вонзить зубы в горячую, сладкую плоть! Ловить рыбу ему нравилось тоже, особенно на мелководье, где течение было быстрым и река закипала белой пеной среди камней… Однажды в лунную ночь, стоя на большом плоском камне у берега, Джек, поддавшись странному порыву, склонился к спокойной водной глади. Река отразила молодого рыжего лиса, стройного, подвижного и лукавого. Он не нашёл это ни в малейшей степени удивительным, наоборот, вполне естественным, и уверился, что очень хорош собой; особенно это касалось ушей и хвоста, но белая манишка на груди и чёрные чулки – на задних лапах даже более тёмные, чем на передних – тоже были ничего так.

От удовольствия Джек расфыркался, несколько раз высоко подпрыгнул и, осознав, что на камне ему тесновато, спрыгнул на топкий берег, вскарабкался наверх и стрелой понёсся через луг.

Ночь пахла упоительно.

Октябрь, для человека мрачный, холодный и бесприютный, ему казался мягким, щедрым, добрым. Морозов ещё не было, разве что иногда, очень редко, лужи схватывались ледком. Но это на севере; а стоило переместиться к югу, на расстояние в два дневных перехода, как бурая сухая трава сменилась живой, пусть и никнущей к земле, а голые кроны деревьев оделись жёлтой и багряной листвой. Добычи здесь было немного больше; изредка ветер доносил дым, заблаговременно предупреждая об охотничьих кострах и о деревенских трубах, но к человечьему жилью Джек старался не приближаться… Наверное, он так и носился бы в лисьей шкуре, если бы однажды, задремав в норе на склоне холма, не проснулся бы в человечьем обличье.

Холм был, без сомнения, тот же; да и ночь – тоже. Но воздух едва ли не плавился от медового аромата цветов, и ветер казался очень тёплым, как в разгар лета. Часть дёрна была вырезана, и в образовавшейся ямке горели старые коряги, верней, дотлевали уже, почти обратившись в угли; красивый зеленоглазый человек в красном поджаривал над ними кусок хлеба, нанизав его на прут.

Аромат шёл такой, что рот мгновенно наполнился слюной; Джек сглотнул.

– Хочешь? – с улыбкой глянул на него человек, качнув прутиком.

«Эйлахан-Искусник, – пронеслось в голове. – Не человек, а фейри, король из-под холма и великий чародей… А кто я?»

Ещё мгновение – и он вспомнил.

А потом испугался.

– Потерять себя не так уж страшно, – с сочувствием цокнул языком Эйлахан. Потрогал длинными чуткими пальцами хлеб, одобрительно повёл лисьими ушами. – Обычно взамен обретаешь что-то весьма ценное… Ну-ка, попробуй, должно быть уже готово.

Поджаренный пшеничный хлеб – горячий, с хрустящей корочкой снаружи и мягким нутром – показался невообразимо вкусным, но всё-таки отдавал немного кровью, как кроличье нутро.

«Вот это я влип, – подумал Джек, холодея. В руку ему ткнулась откупоренная фляга, и он, не глядя, сделал большой глоток, едва не поперхнувшись сладким вином. – Мог бы так и носиться по буеракам, пока не появился бы какой-нибудь охотник. С арбалетом».

– Ты ешь-ешь, не торопись, я ещё сделаю, – вздохнул Эйлахан и нанизал на прут новый кусок хлеба. – Да, обрести нечто новое, конечно, славно. Но куда приятней, когда притом не лишаешься старого, верно?

Джек кивнул, смутно чувствуя, что в этих словах двойное дно; некстати вспомнились детские сны и стремительный бег по склону зелёного холма под мамин хохот, когда лапы… нет, конечно же, когда ноги заплетались.

– Ты вернул мне человеческий облик? – прямо спросил он, утерев с губ вино.

Эйлахан только фыркнул, и лисьи уши потешно дёрнулись:

– Я только развёл огонь и поджарил вчерашнюю булку. А превратился назад ты сам. Ты многое можешь – куда больше, чем сам думаешь. Кстати, знаешь, что если чихнуть, оттопырив хвост вот так, – он смешно вывернул руку, – то можно выдохнуть огонь из пасти? Все лисы это умеют, между прочим, – он подмигнул. – В человечьей шкуре, конечно, сложнее. Но лично я нашёл способ. Если вот так сощурить левый глаз и потихоньку подуть на щепку, будто свистишь, то тоже можно добыть огонь… ну, главное – брови себе не подпалить. Потренируйся как-нибудь на досуге, но не слишком усердствуй, ибо у тебя и свой способ может быть, – добавил он, поднимаясь. – А мне, пожалуй, пора. Не будем испытывать терпение хозяина здешних мест; он, скажем прямо, совсем не терпелив.

– А… Постой! – растерялся Джек и едва-едва успел ухватить Эйлахана за рукав. Тысячи вопросов теснились в голове, но на язык прыгнул, как обычно, самый дурацкий: – Слушай, а почему у тебя в прошлый раз были звериные когти, а теперь они нормальные, зато уши, как у лисы?

Лицо у Эйлахана сделалось озадаченным. С недоверчивым видом он ощупал собственную голову, глубоко вздохнул – и улыбнулся пристыженно:

– Так и знал, что опять что-нибудь забуду! Ведь, кажется, всё учёл… Ну да неважно. Кто из нас без недостатков?

Сказал – и исчез.

А потом Джек проснулся второй раз, уже по-настоящему.

Было по-осеннему холодно и сыро; с луга поднимался туман; понемногу светало. В земле был вырезан квадратный кусок дёрна, и в ямке жизнерадостно потрескивал костёр, а чуть поодаль стояла корзина, а в ней лежало несколько ломтей пшеничного хлеба и бутыль с вином.

Если Эйлахан и вправду сумел пробраться на земли Эн Ро Гримм, то сейчас он, без сомнения, уже ушёл.

События минувших дней или, вернее, недель помнились ясно, однако странно: чёткие, почти кинематографические картинки, яркие запахи, реалистичные ощущения – и совершенно размытое ощущение времени. С того момента, как начались Игры, мог пройти месяц – или всего несколько суток… В одном Джек не сомневался: всё это было взаправду.

– Ладно, – пробормотал он. – Примем за аксиому: теперь я умею превращаться в грёбанную лису.

Стоило это сказать, и как-то сразу полегчало.

Аккуратно сняв плащ на рыжем меху, он осмотрел и ощупал себя, как сумел, особое внимание уделяя ушам и ногтям. Воображение жизнерадостно рисовало ещё к тому же и лисий хвост, но хоть с этим повезло – ничего лишнего под поясом джинсов не торчало. Одежда не воняла потом и в целом казалась свежей, только едва-едва отдавала сырой землёй и дымом, но совсем слабо, точно впитала запахи сейчас, уже после пробуждения; ботинки выглядели подозрительно чистыми. О течении времени напоминала, пожалуй, только щетина, верней, дурацкий клокастый пух, который активно пёр по кромке челюсти и почти не рос на щеках.