Игры Эн Ро Гримм

– И кем ты хочешь стать в моём королевстве, Кэри Хилер? – тихо спросил Неблагой, чуть сощурив глаза.

Она вцепилась в собственный пуховик, стягивая его на груди, сглотнула – и выпалила:

– Ведьмой! Ведьмы же умеют колдовать, да? – и сама сникла, напуганная собственной храбростью.

Взгляд у неё был диковатый – и отчаянный.

– Умеют, – подтвердил Неблагой всё с той же фальшивой полуулыбкой. – Что ж, я сделаю тебя ведьмой. Но сперва скажи: что ты хочешь обрести в конце игры? Какое желание пылает в твоём сердце, Кэри Хилер?

Запах прелых листьев и горькой гари усилился – так, что Джеку стало трудно дышать. И не одному ему: та девчонка в пижамных шортах и топе, которой он одолжил свою куртку, тоже поморщилась и прикрыла ладонью рот. Но по большей части никто ничего не заметил, наоборот, у многих появился румянец, словно от выпивки и глаза заблестели.

«Да он дурит нам всем головы! – догадался Джек, украдкой оглядываясь. – Похоже на какой-то наркотик, что ли… Интересно, это дым? Или какое-то здешнее волшебство?»

В волшебство верилось даже больше, но факельный чад казался теперь подозрительным.

Женщина в жёлтом пуховике же окончательно потерялась. Взгляд у неё стал блуждающим; несколько раз она открывала рот и снова закрывала, точно не решаясь произнести вслух, а потом выпалила резко, невнятно, точно эти слова из неё выбили силой:

– Я-хочу-стать-красивее-чем-та-женщина! – и резко прижала ладонь к губам. Бормотание стало совсем невнятным: – Деррик ушёл к ней, она моложе и выглядит ничего, он всегда любил таких шлюх, сказал мне идти к хирургу, сказал, что смотреть на меня не может, но я не могу под нож, я…

– Значит, красивее, – произнёс Неблагой веско, и женщина умолкла, точно обессилев разом. – Что ж, решено, Кэри Хилер. Ты будешь Многоликой Ведьмой! Так я решил. Прими же мой щедрый дар… и отдай то, что тебе больше не нужно.

Мучительно долгую секунду не происходило ничего – а потом женщина закричала, сгибаясь пополам.

Её собственное лицо утекало у неё сквозь пальцы.

Кожа растянулась, провисла, как нагретая резина; два белёсых желеобразных комка шлёпнулись на стёкла очков изнутри, нос поехал вниз, к подбородку… Не выдержав, Джек зажмурился – его мутило.

– Бедняжечка, – пробормотал маленький человечек над ухом. – Эк ей несладко… Ну, так все знают, что хозяин эту любовь-морковь не любит, а нытьё и подавно.

Вскоре крики стихли. Когда Джек рискнул снова взглянуть на женщину, она уже стояла прямо; вместо лица у неё был гладкий безгубый чурбак, и в одной руке она держала изящную маску, а в другой – небольшую книгу.

– Восславьте мою щедрость, ибо я дал этой несчастной то, чего она желала, – глумливо, уже не скрываясь, пророкотал Неблагой. – Ну же, хлопайте, хлопайте! Теперь она может сделать себе любое лицо, какое ей по нраву, даже самое прекрасное. А если одержит победу в Играх, то заберёт книгу и дар с собой, домой… Ну, кто-то ещё желает бескорыстно одарить нашу смелую Кэри? – обернулся он к трибунам. Женщина вздрогнула – и поникла, не смея, кажется, ни звука произнести, чтоб не привлечь ничьё внимание. – Что? Совсем никто?

Но Король-Чародей, похоже, был больше увлечён своим вином и тихим разговором с приятелем, с Валентином, а остальные и подавно не проявляли интереса. Лишь коротко остриженная блондинка в джинсах и кардигане, окружённая стайкой девиц, сплошь в белом и кружевном, нахмурилась. Но промолчала – и не двинулась с места.

– Ну, что ж… – начал было Неблагой, но тут с сиденья поднялся худощавый мужчина небольшого роста, белобрысый, гибкий, в толстовке с огромной зубастой лисой и облегающих джинсах. Выглядел он, пожалуй, немного человечней, чем монстры вокруг него – и точно уж куда добрее Неблагого. – А, речной колдун. Милости прошу, одаривай.

В его тоне слышалось явное пренебрежение, но белобрысый не удостоил его даже взглядом. Он хмурился, почёсывал острый подбородок, словно раздумывая о чём-то, а потом вдруг глянул на безликую женщину в упор.

Глаза у него оказались нестерпимо яркие, ослепительно голубые, как грозовой разряд в ночном небе.

«Да уж, теперь его с простым смертным не перепутаешь».

– Я помню тебя очень хорошо, Кэри, – произнёс речной колдун очень спокойно. – Как помню каждого, кто приходил к берегу Кёнвальда, потерянный и одинокий, или подолгу смотрел с моста. В речной воде будешь отражаться ты настоящая – вот мой дар, –сказал он и опустил ресницы; слепящее электрическое сияние поугасло. – И, поверь, милая, ты ещё скажешь мне за это спасибо… Не то чтобы я нуждался в твоей благодарности.

Он опустился обратно на своё место и тут же натянул капюшон толстовки; женщина, которая сидела рядом, волевая красотка с пышной каштановой косой, быстро поцеловала его в щёку и приобняла.

А Неблагой хохотнул:

– На мой взгляд, так дар бесполезный – к чему смотреть на то, что тебе не мило? Ну, это не мне решать, впрочем… Кто следующий? Никто? Что ж, тогда я выберу сам.

Смельчаков и правда поубавилось. Не то чтоб Джек их не понимал – теперь он и сам не прочь был провалиться под землю и вывалиться где-нибудь неподалёку от прокуренного хостела, откуда он недавно сбежал.

«Или проснуться, – пронеслось в голове. – Проснуться было бы ещё лучше».

Вот только, к сожалению, он прекрасно знал, что не спит, и всё это происходит наяву.

Между тем Неблагой нашёл новую жертву и заставил выступить из толпы мужчину, похожего на успешного банковского сотрудника в разгар обеденного перерыва: недешёвый деловой костюм, чёрный кожаный кейс, начищенный ботинки, твидовое пальто. Мужчина вряд ли был сильно старше Джека – лет тридцать, может, тридцать три, но надо лбом у него образовалась уже сильная залысина, а немногие уцелевшие белесоватые волосы смешно курчавились и беспорядочно торчали в стороны.

Звали его Руфус, и Неблагой забрал это имя вместе с тенью, как и в прошлый раз.

– Мне много не надо, – сказал Руфус, отчаянно покрываясь испариной, так, что остатки волос липли в шее и вискам. – Я бы всего лишь хотел заполучить отцовскую фирму вместо сестры, да. Женщины не очень подходят для руководящей работы, но она старше, и отец её всегда выделял… Мне много не надо, да, – повторил он и улыбнулся, обнажая редковатые белые зубы. – Теоретически фирма и так принадлежит мне, и то, что её должна получить Розалин, просто ошибка… И да! Если возможно, я бы не хотел платить, скажем, своей рукой или ногой, понимаете, это серьёзно осложнит работу на руководящей должности, – улыбка у него стала заискивающей. – Но у меня есть дочь, две дочери, по правде, они ещё маловаты, да, но я слышал, что для вашего народа это самое то… Да?

Блондинка на трибуне цокнула языком и отвернулась; подружки в белых кружевах хлынули к ней, как метель, зашелестели подолами и рукавами, окружая, зашептали что-то. Неблагой же выглядел откровенно позабавленным. Он склонил голову к плечу и спросил:

– Значит, предлагаешь мне своих дочерей? Что ж, справедливо. Древняя традиция. Уважаемая… Но отчего б не пойти дальше – и не забрать не тех, кто уже есть, а нерождённых? Опять же, не рука и не нога, не на виду, – похабно осклабился Неблагой – и резко сжал кулак. Мужчина выронил кейс и скрючился, прижимая руки к причинному месту. Из лысины у него проросли корявые металлические зубцы, по кругу, как плесень. – Будешь королём Деревни Истуканов – вот тебе мой дар. Как раз, ха-ха, руководящая должность. И никаких баб! – расхохотался он уже открыто.