Игры марионеток

Вдоль трассы, почти примыкая друг к другу, тянулись поселки.

По большей части — дачные.

— Симпатичная? Светленькая? Еще — какая? Странная, говоришь? Есть тут две такие, дачницы…. Обе — странные. Тебе — которую?

Это был уже четвертый поселок.

Небольшие деревянные дома, утопали в буйных зарослях кустарника.

Заборы были невысоки, кое — где оградой служила ржавая металлическая сетка, некоторые, и вовсе, обходились без ограды.

Старушка медленно брела по разбитой колее, узкой дороги, бегущей сквозь поселок, и, судя по всему, от души обрадовалась случайному собеседнику

— Какую — то из них, наверное. А где их дом?

— А ты что ж, имени не знаешь?

— Да так случилось, вот, имени не знаю. Но живет, думаю, здесь. Так, где дом-то?

Старушка покачала головой, явно осуждая.

Однако, не Сергея, а легкомысленных дачниц.

— Вот ведь, девушки, какие пошли нынче! Имени не сказала — а в гости позвала. А ты и примчался…. Других, что ли, нет, за чудными бегаешь?

— А чем же они чудные?

— Как это, чем? Сам ведь сказал — странная.

— Ну, я так… по виду только.

— Если б — по виду! А то.… Может, поедешь подобру— поздорову?

— Нет. Раз уж приехал.

— Ну, гляди…. Как зеленый забор кончится, повернешь направо, а потом езжай себе потихоньку по улице, никуда не сворачивай, последний дом слева, ихний будет.

Спасибо.

Макеев аккуратно объехал старушку.

— А зовут их Майя и Тая. Выбирай любую.…

Старушка осталась стоять на дороге.

И что-то еще говорила вслед удалявшемуся джипу.

Зеленый забор, однако, кончился довольно скоро. И Сергей скрылся от нее за поворотом.

Решимости в нем заметно поубавилось.

Улица, на которую указала старушка, на самом деле, оказалась проулком, узким и ухабистым.

С обеих сторон тянулись старые, покосившиеся заборы.

Любопытные, или просто заскучавшие в тишине деревья выглядывали из-за них, тянули навстречу друг другу раскидистые ветви, образуя над проулком живой шелестящий купол.

От того, наверное, было здесь сумрачно и сыро.

Дачный сезон в поселке был давно открыт.

Окна многих домов распахнуты.

На перилах крылечек, а то и прямо на заборах — проветривались коврики, пледы, покрывала.

Грелись на солнышке подушки.

Кое — где под окнами, как диковинные цветы, распустились яркие «пляжные» зонтики.

Здесь, в проулке, было тихо и безлюдно.

Дома казались заброшенными.

Кое— где окна были грубо заколочены досками.

Будто чья-то небрежная рука наставила всюду крестов, то ли делая загадочные пометки, то ли — перечеркивая историю старых домов, объявив ее, тем самым, оконченной.

Где-то, напротив, стекла в окнах были выбиты.

Темные провалы в обрамлении сгнивших рам, казались пустыми, страшными глазницами.

Постепенно проулок сужался.

Черные заборы ближе подступали к машине.

Колея густо заросла высокой влажной травой.

«Может, пошутила старушка?» — озадаченно подумал Макеев.

Проулок, тем временем, обернулся узкой заросшей тропинкой, плавно стекающей в глубокий овраг.

Машина встала.

Выходило так, что дом, возле которого она остановилась, были именно крайним слева.

И значит, искать, таинственных дачниц следовало здесь.

Но дом, как и все в проулке, казался мертвым.

Глухим.

Слепым.

Полусгнившим.

— Есть кто живой? — Макеев осторожно толкнул калитку.

Разумеется, она оказалась незапертой.

«Все правильно — подумал он — так всегда начинаются триллеры. Незапертая дверь, а за нею….»

Закончить мысль он не успел.

От калитки бежала, устремляясь к дому, узкая дорожка, некогда выложенная мелким булыжником, теперь — густо заросшая упрямой травой, победившей камни.

Дорожка упиралась в покосившееся крыльцо.

Ступени крыльца прогнулись и потемнели от времени.

Пара маленьких женских туфель двумя яркими пятнышками пламенела на ступенях.

Красные — на черном.

Не заметить было невозможно.

«Откуда — вторая? Она же у меня.»

Наваждение возвращалось.

Сергей собрался, было идти обратно к машине, чтобы достать злополучный пакет, и…

Что, собственно, и….?

Он понятия не имел, что, надлежало делать с третьей — вот уж, действительно! — лишней туфлей?

Сознание отступало, уступая место, загадочным подсознательным импульсам.

Впрочем, он не успел сделать ни шагу.

На крыльце появилась женщина, и у Макеева разом, отлегло от сердца.

— Вы живы?!

Она не удивилась.

Не возмутилась.

Не испугалась даже.

Она взглянула на него так, будто именно его ждала, скрываясь в темных недрах заброшенно дома.

И специально оставила на крыльце свои красные «лодочки», чтобы он ненароком не проехал мимо.

Однако, радости тоже не было в ее взгляде.

Скорее — легкая печаль, и укор.

«Ну, разумеется, укор — промелькнуло в отступающем сознании Макеева — А как же иначе? Я виноват перед ней. Бросил, оглушенную, беспомощную, в кювете. Трусливо бежал»

— Не знаю….

Женщина, наконец, заговорила.

Тихо и немного нараспев.

Так читают свои стихи задумчивые поэты, отрешенные от всего земного.

— Но, если вы видите меня, и слышите мой голос, значит жива.

— Как вы себя чувствуете?

— Я не чувствую…. Я давно уже не чувствую себя. Мне даже показалось, что я смогла, как Таис…. Но вы — здесь. Значит, снова не получилось.

— Что — не получилось?

— Уйти.

— Куда уйти?

— За грань. Ее иногда можно увидеть, и тогда — переступить. Таис увидела. А я — нет.

— Вы Майя?

— Да, пока вы можете звать меня так. Но знаете, там другие имена. Совсем другие.

— Где там?

— За гранью.

«Она сумасшедшая.

И ничего не помнит про аварию.

Все ясно.

Нужно аккуратно выбираться отсюда.

И все.

Никакой мистики»

Мысли были ясными, логичными, и совершенно справедливыми.