Игры олигархов

Он брал ее не спеша, оглаживая и любуясь, как Кощей свое злато.

Растягивал удовольствие, давая ей притихнуть, а, после, вновь заставляя трепетать, биться, мечтать увернуться и… отдаться наслаждению. Он ждал капитуляции, ждал, когда она затихнет, окончательно подчинившись. И дождался - девушка вскрикнула, содрогнувшись, забилась уже не гоня, а принимая, не от ненависти - от удовольствия.

И ему было настолько хорошо, что все остальное бледнело перед этим ощущением, уходило прочь как бедняк с котомкой, которому нечего делать на барском дворе.

Глава 15

Потребность Алекса в обществе Ярославы то росла, то исчезала.

Ломать себя и гнуться под его капризы, девушке было все трудней. Она надеялась хоть как-то свыкнуться, затаиться и пережить этот год, но чем большей дней проходило, тем меньше было терпения и желания терпеть. Порой девушке очень хотелось опустить на голову Лешинского тяжелый предмет или задушить подушкой ночью, пока он сладко посапывает рядом.

Нервное напряжение в свою очередь сказывалось головными болями и перепадами настроения: Ярослава то впадала в апатию, то оживала и начинала на что-то надеяться, то строила планы как сбежать из особняка, не навредив подругам, то оказывалась во власти тоски и ненависти от безысходности.

Она уже не пыталась привыкнуть к Лешинскому и хоть как-то пережить его общество, но еще надеялась как-то свыкнуться с жизнью в его доме, но один день здесь походил на другой и вызывал раздражение своей монотонностью.

День здесь начинался с обеда и заканчивался под утро. Все сновали, создавали видимость, что они что-то делают, но Ярославе не доставалось и этого. Она в прямом смысле пинала воздух, не зная чем заняться.

Несколько дней Леший возил ее по бутикам и наряжал как куклу, причем не спрашивал ее мнения, нравиться ей эта вещь или та или нет.

Ее мнения вообще никто не спрашивал, как не интересовался пристрастиями в пище, одежде, даже в выборе цвета лака для ногтей слово оставалось за той, которая делала маникюр.

Девушка чувствовала себя бессловесной игрушкой, девочкой по вызову. Помочь на кухне - нельзя, сделать что-то по дому - нельзя, пойти прогуляться - тоже нельзя, потому что Алекс дома и может в любой момент позвать ее. И звал. Если не являлся сам, то приходил охранник и провожал ее до бассейна или кабинета. И только за одним.

Неутомимость Алекса уже пугала Ярославу, фантазии убивали. Он мог пригласить ее лишь для того чтобы взять на бильярдном столе, обнять в бассейне, огладить усадив на столе кабинета или всего лишь поцеловать на балконе.

Ей всерьез показалось, что собственное удовлетворение - единственное ради чего он живет. И презирала его за это, себя за то, что стала объектом удовлетворения, сосудом, что наполняется по прихоти, а потом отодвигается.

Говорят, ко всему можно привыкнуть, но видно Ярослава стала исключением из правила. Она никак не могла привыкнуть ни к бездействию, ни к манере Лешего и его привычкам, не к укладу в доме, ни к пренебрежению, как со стороны хозяина, так и со стороны его подчиненных, ни к гостям, что посещали особняк - надменными, насупленными как индюки. Они напоминали ей персонажей спектакля или карнавальные маски - по разному разряженные и разные по телосложению, внешнему виду женщины, имели одну и ту же холодную и неприступно гордую осанку, выражение лица. Мужчины, улыбчивые и хмурые, худые и полные, брюнеты и блондины, были, как один одеты с иголочки, вальяжны и хитроглазы. И все надменны. Они были похожи на кукол из отдела игрушек, пластмассовых "Кенов" и "барби".

Внутри Ярославы рос бунт, но мозг еще не находил выхода для него.

Зато она четко поняла - Алекс - маньяк, инопланетянин. Легче, конечно не стало, но стало ясно, что не стоит заморачивать себе голову над его пристрастиями, словами, взглядами на жизнь. Он больной и психика у него "вывернутая", а что с такого возьмешь?

Но ведь и маньяку должна когда-нибудь наскучить жертва? И была уверена, так и случиться, но вот уже второй месяц, как она в особняке, а ничего не менялось.

У Ярославы появилось любопытство: как же было с другими его женщинами, например с той же Жанной, о которой говорил Никита. Этот вопрос Лешинскому не задашь, не подставив охранника, поэтому девушка решила выпытать его самого. Набралась смелости и подошла к охраннику в холле.

–  Мне нужен Никита. Вы не могли бы его позвать?

Мужчина с минуту рассматривал ее как все в доме - сверху вниз, и недовольно поджав губы, поднес рацию к губам:

–  Макс, тут Никиту спрашивают… Да, /эта/… Ага. Жди, - бросил и замер, рассматривая вензеля герба Лешинского над зеркалом холла.

Ярослава склонила голову - /эта.///

В пренебрежительном прозвище было суть отношения к ней: отношения, как к очередной, приходящее - уходящей вещи, именно - вещи, а не человеку. Вещи, которую здесь терпят лишь потому, что того желает хозяин, но им все равно на нее, что с ней, как, кто она

–  тоже не волнует. Много чести утруждать себя, узнавая ее имя, и относиться как к равной - тоже. Кто она такая?

Жутко. А главное не знаешь, что с этим делать, понимаешь, что в чем-то они правы.

Двери с улицы открылись, но вместо Никиты в холл вплыла высокая, элегантная женщина с яркой внешностью.

Она мазнула взглядом по Ярославе и уставилась на охранника.

–  Алекс у себя?

–  Да, - заверил мужчина.

Женщина чему-то улыбнулась неестественно пухлыми, словно вспухшими, но ровно подведенными помадой губами, стянула перчатки, скинула легкую короткую шубку… на руки Ярославе:

–  Мне "Леди Грей" и не переборщите с лимоном, милочка, - бросила не глядя, поднимаясь по лестнице, как королевская особа, чуть покачивая обтянутыми длинной шелковой юбкой бедрами.

–  "На заднице этой стервы, можно воду морозить", - ляпнула девушка, вспомнив фразу из фильма "Красотка".

Охранник фыркнул, подарив Ярославе понимающий и снисходительный взгляд, и опять закаменел. Женщина остановилась и медленно повернулась, выгнула бровку:

–  Вы что-то сказали, милочка?
– выдала улыбку гюрзы, а взгляд действительно мог заморозить и отравить ядом не хуже укуса змеи. В этот момент женщина уже не казалась девушке красавицей.

–  Ничего, - заверила и демонстративно опустила руки, скидывая на пол верхнюю одежду женщины. Улыбка той не померкла, но стала вовсе как у мертвеца:

–  Можешь собирать свои вещи. Ты уволена, - сообщила ледяным сладковатым в своей ядовитости голосом.

–  Ура!!
– расцвела Ярослава. Подпрыгнула с вытянутым вверх кулаком, шокируя женщину. И притихла - наверху появился Алекс, замер, небрежно облокотившись на перила и, уставился сначала на

Ярославу, потом на Ирму.

–  На каком огороде ты нашел это пугало?
– мило проворковала женщина.

–  Что происходит?
– пропустил ее вопрос мимо ушей мужчина.

–  Отвратительные манеры прислуги. Советую убрать ее, пока не опозорила, - подплыла к нему Ирма и, положив руку на плечо, потянулась к щеке.
– Здравствуй, милый.