Игры с огнем

— Потрясающе! — Головачев схватил лист бумаги и начал быстро набрасывать новые цифры. — Это опровергает главный аргумент Студенцова о низкой рентабельности.

Почти сразу же раздался звонок в дверь. На пороге стоял Мышкин, а за ним массивная фигура профессора Величковского в старомодном сюртуке и с неизменным пенсне на цепочке.

— Добрый вечер, коллеги, — Величковский степенно вошел, отряхивая пальто от дождевых капель. — Дьявольская погода. Мой ревматизм уже напоминает о себе.

— Николай Александрович, как удачно, что вы пришли именно сейчас, — я пожал руку профессору и показал ему телеграмму. — Взгляните!

Величковский изучил текст, близоруко щурясь через пенсне:

— Чрезвычайно интересно, — он задумчиво погладил седую бородку. — Это подтверждает мою теорию о карбонатных коллекторах данного типа. Необходимо срочно провести полный анализ образцов новой нефти.

— На это нет времени, — покачал головой Мышкин. — Заседание комиссии завтра в десять утра.

— Тогда используем доступные данные, — Величковский опустился в кресло, вытаскивая из потертого портфеля папку с документами. — Я принес заключение научно-технического совета Промышленной академии. Три ведущих профессора подписали — Бородин, Ястржембский и я.

Он протянул мне документ. Плотная бумага с официальным бланком и тремя размашистыми подписями внизу. Заключение категорически поддерживало наши методы переработки высокосернистой нефти и квалифицировало их как «передовое достижение отечественной нефтехимии, имеющее стратегическое значение».

— Это серьезная поддержка, Николай Александрович, — я благодарно кивнул профессору. — Но наши недруги попытаются оспорить научную обоснованность.

— Пусть попробуют, — усмехнулся Величковский, снимая пенсне и протирая его батистовым платком. — У меня есть кое-что еще. Академик Зелинский прислал мне телеграмму из Ленинграда. Он полностью поддерживает наши методы каталитической переработки и считает их перспективными для всей нефтяной промышленности.

— Зелинский? — я не мог поверить своей удаче. — Это же огромный козырь!

Николай Дмитриевич Зелинский — признанный авторитет в органической химии, создатель первого эффективного противогаза, патриарх советской науки. Его поддержка имела колоссальный вес.

— Я включил его телеграмму в пакет документов, — кивнул Величковский. — Однако, должен предупредить, Студенцов привлек на свою сторону Косынкина из Нефтяного института. Неприятный тип, карьерист. Он подготовил довольно критический отзыв на наши методы.

— Знаем о Косынкине, — вмешался Мышкин. — У нас есть информация, что он лично заинтересован в продвижении американских технологий крекинга. Возможно, имеет финансовую заинтересованность.

— Это можно использовать, — заметил я, делая пометку в блокноте.

— Что еще? — спросил Великой, налив себе чашку горячего чая. — Как у нас насчет партийной поддержки?

— Да, но не волнуйтесь раньше времени, — я улыбнулся. — Я говорил с Постышевым из горкома. Его рекомендовал Бауман. Он симпатизирует нашему проекту и готов высказаться в его поддержку. В конце концов, это вопрос не только экономический, но и технический. А в технических вопросах даже партийные руководители прислушиваются к мнению специалистов.

Я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги:

— Вот список членов комиссии с моими пометками. Зеленым отмечены те, кто точно на вашей стороне. Красным — союзники Студенцова. Остальные пока не определились.

Величковский просмотрел список. Из пятнадцати членов комиссии зеленым были отмечены только четверо, включая представителя военного ведомства. Красным — шестеро. Оставались пять человек, которые могли склонить чашу весов в любую сторону.

— Как видите, перевес не в нашу пользу, — профессор поправил галстук нервным движением. — Но еще не все потеряно. Присутствие Орджоникидзе может существенно повлиять на нейтральных членов комиссии. Никто не захочет выступать против линии наркома.

— Но Серго пообещал не вмешиваться, — заметил я.

— Одно его присутствие уже вмешательство, — усмехнулся Величковский.

Мы углубились в обсуждение тактики на завтрашнем заседании.

— Важнее всего показать не только экономическую выгоду, но и идеологическую выдержанность проекта, — подчеркнул Величковский. — Сейчас любой эксперимент в управлении рассматривается с точки зрения соответствия генеральной линии партии.

— Но наш проект полностью соответствует курсу на индустриализацию, — возразил я. — Мы даем стране нефть, обеспечиваем потребности промышленности.

— Этого мало, — профессор покачал головой. — Нужно подчеркнуть роль партийного руководства, значение политической работы на производстве. Студенцов наверняка будет играть на этом поле.

К полуночи квартира опустела. Гости разошлись, унося с собой задания по подготовке последних документов. Мы с Головачевым остались вдвоем, разбирая горы бумаг, систематизируя аргументы, выстраивая стратегию защиты.

— Вам нужно отдохнуть, Леонид Иванович, — заметил Семен Артурович, видя мои покрасневшие от усталости глаза. — Завтра решающий день.

— Отдохну после заседания, — отмахнулся я, перелистывая экономические расчеты. — Сейчас каждая минута на счету.

За окном ливень усилился, превратившись в настоящую бурю. Капли барабанили по стеклу с такой силой, словно пытались прорваться внутрь.

Удивительно соответствующая метафора для нашей ситуации. Буря, грозящая смести все, что мы создали с таким трудом.

К двум часам ночи Головачев все же сдался, уснув прямо за столом, положив голову на стопку документов. Я накрыл его плечи пледом и продолжил работу.

Передо мной лежали несколько вариантов выступления.

Первый — для открытой части заседания, с акцентом на экономические показатели и технические достижения. Второй — для закрытой части, где присутствовали бы только проверенные люди, с упором на оборонное значение нашей нефти.

Я перечитывал каждую строчку, каждую цифру, выискивая уязвимые места, которые могли бы атаковать Студенцов и его союзники. Усталость наваливалась тяжелым покрывалом, но адреналин и осознание важности момента держали в тонусе.