Игры сердца

Но уже через секунду все она поняла.

В тесной, заставленной старой мебелью и заваленной книгами комнатке, где она ночевала три года назад, стояла теперь только кровать. Это Нелька еще успела заметить, когда они с Даней в комнату вошли. Но больше она не замечала уже ничего – только его лицо так близко от своего, что если они открывали глаза одновременно, то взгляды их сливались.

Их бросила друг к другу страсть, это было несомненно. Именно вот так – бросила, притянула резко, влепила их друг в друга. Но при таком мгновенном притяжении, при такой неуправляемой страсти они обнимали друг друга медленно, продленно. Нелька была уверена, что Даня так же чувствует продленность, незавершаемость их любви, как чувствует ее она сама.

Все, что происходило между ними, было долгим, как летний день, их соединивший. Поцелуй, прикосновенье, скольженье вдоль, снова поцелуй, объятье, сплетенье рук и ног, общий вздох, вскрик – и соединенье совершенное, сильное, мгновенное, пронизывающее долгим, друг в друга, ударом!..

Она и не думала, что мужчина может отдаваться любви вот так – забыв себя, ничего для себя не оставляя. Для мужчины близость с женщиной была прежде всего удовольствием, это Нелька давно уже поняла, и это казалось ей само собой разумеющимся. В конце концов, ведь мужчины и женщины разные во всем, и в любви тоже, и различие в любви как раз и проявляется в том, что мужчина получает удовольствие, а женщина его дает, но таким образом и сама его получает, то есть для нее любовь тоже удовольствие, конечно, но совсем другое, и поэтому…

И все это оказалось вдруг совсем не так.

Все совсем иначе оказалось в любви. Оказалось, что в ней оба только отдают, не думая ни о чем, ничего для себя не ожидая. Нелька просто не знала до сих пор, что это не бывает по-другому, что только в таком вот безмысленном неожидании ничего для себя и заключается настоящее счастье.

И когда Даня поцеловал ее – уже после того как сотрясалось на ней все его тело, после того как лежал он потом замерев, уткнувшись лбом ей в плечо, – когда он поцеловал ее после всего этого, нежности в его губах было не меньше, чем в момент его нетерпения, его страсти, его желания.

Его желание было удовлетворено, но любовь его не стала меньше.

Это было так странно и так хорошо, что Нелька засмеялась.

Он не спросил, почему она смеется, вообще ничего ей не сказал – лег рядом и положил ее голову себе на плечо. Нелька еще немного посмеялась ему в плечо, но ей жалко было не видеть его глаз, и она подняла голову.

– Ты на Давида похож, – сказала она, разглядывая его лицо. – Микеланджеловского. Я еще тогда поняла, три года назад. Когда ты меня в институт проводил. Я тогда сидела в классе, где слепки, смотрела на Давида и плакала. Потому что он на тебя был похож ужасно.

Вертикальная Давидова морщинка между Даниных бровей тут же исчезла. Он расхохотался.

– Микеланджеловский Давид, насколько я помню, голый, – проговорил он сквозь смех. – Даже без фигового листочка. Как же ты сходство между нами определила? Мы же с тобой тогда расстались как полные придурки! Даже не поцеловались толком, не то чтобы раздеться.

– Я тогда только лица сравнивала, – объяснила Нелька. И, окинув Даню быстрым взглядом, добавила: – Но и в целом ты похож, теперь-то уж видно.

Он лежал перед нею, закинув руки за голову, и тело его казалось ей таким прекрасным, что она боялась зажмуриться, глядя на него. Да оно и действительно было прекрасным: волшебные пропорции микеланджеловской скульптуры повторялись в Данином теле абсолютно, это Нелька, несмотря на свой ослепляющий восторг, видела профессиональным взглядом.

– Неля, – глядя в потолок, проговорил он, – что мне делать? Я завтра вечером уезжаю.

– Куда? – не поняла она.

– Я же тебе сказал, что документы на выезд подал. Три года назад не отпустили, а теперь вот соизволили.

– На какой выезд? – по инерции спросила она. И сразу же вскрикнула: – Как уезжаешь? Совсем?!

Она села, посмотрела на него, пытаясь поймать его взгляд.

– Совсем. Оттуда не возвращаются.

Он усмехнулся – невесело и по-прежнему не глядя на нее.

– Откуда – оттуда?

– Неважно откуда. Из-за границы. Из-за любой границы сюда мне уже не вернуться.

Это была правда. Те редкие люди, которым удалось уехать за границу по израильской визе – про другие случаи Нелька не слыхала, – не возвращались никогда. Хотя нет – знала она про другие случаи: ее же отец исчез за мертвой чертой под названием «государственная граница» еще в конце войны, и с тех пор они с Таней не то что не видели его, но даже писем от него не получали. Может, его и в живых уже не было – узнать это не удалось даже Тане со всей ее настойчивостью.

Нельке показалось, что кто-то взял ее за горло стальной рукою. Она отвернулась. Она не могла произнести ни слова. Да и какие тут слова? Все у него уже решено, это же понятно. Его мама поехала проститься с сестрой. А он прощается сегодня с нею…

Даня вдруг резко сел на кровати, взял ее за голые плечи и развернул к себе лицом.

– Неля, поедем со мной! – сказал он.

Он не сказал это даже, а выдохнул – как жизнь. Вся его жизнь взметнулась вихревым облаком и замерла в ожидании.

«Но как же – с тобой? А виза? Или что там – паспорт заграничный, или что еще? У меня же ничего нет, я даже не знаю, что вообще надо! И кто же мне все это даст? Да разве они разрешат тебе увезти кого ты захочешь!»

Эти мысли пролетели в Нелькиной голове мгновенно; ровно секунду занял их полет.

В следующую секунду она сказала:

– Если ты этого хочешь, я поеду с тобой.

Она слышала свой голос как будто со стороны. Голос звучал ровно, ясно, безмятежно даже.

Даня молчал, смотрел в ее глаза. И что было в его взгляде!.. Не знала Нелька таких слов, которые могли бы это назвать. Но все, что он чувствует сейчас, она знала так, как если бы он произносил это вслух и она бы это просто слышала.

– Я этого хочу, – проговорил он наконец таким же, как у нее, голосом, ясным и ровным. И, опустив ноги на пол, сказал: – Пойдем.

– Куда? – засмеялась Нелька. – На самолет?

– Самолет завтра вечером. В загс пойдем.

– Дань, но нас же до завтрашнего вечера не распишут, – сказала Нелька. – Это даже я знаю. Они там три месяца дают на размышления. И тем более у тебя же, наверное, уже и паспорта советского нету.

– Распишут.

Решимость смешивалась в его голосе с отчаянием. Конечно, он не мог не понимать, что договориться с сотрудниками загса, чтобы те немедленно зарегистрировали брак, да еще в такой вот ситуации, то есть при отсутствии необходимых документов, – это посложнее будет, чем договориться с грузчиками в гастрономе, чтобы они продали с заднего крыльца халву.

– Ну, пошли.

Нелька тоже спустила ноги на пол, нащупала под кроватью свои босоножки.

– Подожди. – Даня взял ее за руку, притянул к себе, обнял и произнес прямо ей в висок: – Нель, я тебя люблю. Я не знаю, что со мной было бы, если б ты не согласилась.

– Ничего бы с тобой не было. – Она высвободилась из Даниных объятий и поцеловала его в нос. – Я бы согласилась потому что.

«Я тебя люблю… люблю…» – только эти его слова звучали у нее в голове, смешиваясь с ее ответными, теми же самыми, словами.