Икар из Пичугино тож

Весь этот день прошел в ожидании лохматых. Гера и Алеша не раз выходили на бетонку, чтобы пройти ее всю от начала до конца, спускались на пляж, прочесывали дачные ряды и даже доходили до дубовой рощи — собак нигде не было. Лето начиналось неожиданно грустно и тревожно. Такие неумышленные, случайные питомцы вдруг оказались необходимыми. Их некогда необязательное присутствие в семье теперь стало пониматься как нечто совершенно обязательное, будто они стали ее незаменимой частью. Произошедшее вызвало всеобщее смятение на «Зеленой листве». Даже Елена Федоровна, вечно ворчавшая на собак, была сильно расстроена. Они с мужем старались не показывать своего волнения, чтобы не расстраивать внуков еще больше. Единственное, что говорила им Елена Федоровна: «Не думайте об этом, отпустите! И тогда они обязательно найдутся».

Люмпик и Перзик появились на следующее утро. Нахватавшие репейников, оголодавшие, они звонко лаяли у калитки до тех пор, пока им не открыли ворота.

Глава 17 ПОЛЕТЫ И ПОДЗЕМНЫЕ ХОДЫ

Когда нужно было по каким-то делам ехать из Пичугино тож в город, Алеша всегда совершал это неохотно. Он так привыкал к ритму дачной жизни, что даже сама мысль о выезде, пусть и на один день, причиняла ему искреннее беспокойство. Это было типичным для всего семейства, за исключением разве что Марины и Вадима, для которых находиться в «междумирье» являлось частью их личной духовной конституции. Надо сказать, что в фамильном коде Глебовых заключалось нечто двойственное: с одной стороны — желание странствий и бунт против всякого укоренения, с другой — потребность иметь независимый и самодостаточный семейный мир, свой «остров». Первое было типичным в прошлом для Сергея Ивановича и сейчас для Марины, второе — для Елены Федоровны и Вадима. Дети только формировались, и еще непонятно было, что в ком перевесит. Взять хотя бы Алешу — он, конечно, как и все дети, любил приключения в книгах, кино и мультфильмах, но был очень домашним мальчиком. Его мечтательность пока еще мало облекалась в конкретные действия. Мальчик предпочитал смотреть на горизонт из бинокля палубы «Дерзкого», однако каким он станет в будущем, разумеется, никто не знал.

На этот раз причиной поездки в город был спектакль, на который собирался весь Алешин класс. Они не успели сходить на громкую премьеру «Приключений капитана Врунгеля» в мае, решив отложить поход на начало лета. Спектакль был в десять утра, а значит, в город можно было приехать с родителями.

— Вставай, дорогой, — сказала Марина, проходя через гостиную. — Завтракаем и едем.

Она потрогала сына за плечо и, убедившись, что он открыл глаза, скрылась на лестнице, ведущей на первый этаж.

Когда Алеша показался в беседке, отец и мать уже заканчивали свой завтрак.

— Сын, уже девятый час, — напомнил Вадим.

— Садись, ешь, — сказала Елена Федоровна. — Успеете.

Она всегда провожала Марину и Вадима, когда те утром собирались отсюда на работу. Ей нравилась эта суета. Она любила послушать о деловых планах на день и вообще о том, что происходит у них на работе. Такие разговоры чаще всего велись за утренним и вечерним столом, но имели свойство быть очень разными. Вечером обычно было чрезвычайно много эмоций. Импульсивная Марина с жаром делилась с матерью прожитым днем, кто, когда и по какому поводу был не прав, кто что сказал и сделал, что получилось, а что нет. А утром всей этой шелухи не было — лишь чистая энергия нового дня и сосредоточенность на предстоящем, ничего лишнего, спокойно и радостно. Утром времени на беседу почти не оставалось, но именно тогда порой они приобретали особую задушевность; бывало, что за завтраком вдруг кем-то ронялась неслучайная фраза, и тогда весь день она продолжала работать в головах собеседников и порой могла привести к важным решениям.

— Каков ваш маршрут сегодня? — уточняла Елена Федоровна.

— Сначала мы заедем на работу, я там останусь, а Вадим отвезет Алешку в театр. После спектакля мы пообедаем, затем в редакцию. Алешка посидит у нас, а после поедем на дачу, хотя не планировали сегодня возвращаться. Кстати, ты уже давно не был у нас в редакции вроде? — обратилась Марина к сыну.

— Давно, — согласился Алеша.

Алеше нравилось бывать у родителей на работе. Это сулило чуть ли не главное удовольствие дня, потому что понравится ли спектакль — еще неизвестно, по одноклассникам он явно не соскучился, вот и выходило, что гарантированно приятным было только то старинное здание с длинными коридорами. Ему нравились его запахи, суетящиеся люди, с горячими спорами и спокойными беседами, нравилось, как там организована жизнь, отношение к нему. Ему было приятно, что взрослые люди этого места относятся к нему на равных — без высокомерия и без слащавого умиления, что они запросто могли спросить его собственное мнение или даже посоветоваться. Марина, прекрасно зная впечатлительную натуру Алеши, была категорически против подобных визитов, но иногда смягчалась и разрешала.

— А может, останемся дома ночевать? — спросила Марина. — Мы хотели побыть немного дома, давай?

— Не-е-ет! — запротестовал Алеша. — Хотя тогда вам придется брать меня на работу снова. Что ж, если так, я, пожалуй, согласен.

Он знал, какой аргумент использовать.

— Ах да. Об этом я не подумала. Ты прав, придется тебя везти обратно, вот чертенок!

— Вообще-то, в десять лет, уже даже почти в одиннадцать, человек запросто может оставаться дома один, — заметил Вадим, которому, по правде говоря, не очень хотелось вечером ехать на дачу снова.

— А что я буду там делать? — спрашивал Алеша.

— То, что делают все дети: почитаешь, телик посмотришь, поторчишь в планшете, математику порешаешь, в конце концов, — не сдавался отец.

— Нет, нет, я не буду, не хочу… Вы обещали…

— Хорошо, хорошо. Не кричи только. Мы вернемся вечером в Пичугино тож, — успокаивала Марина, выходя из-за стола. — Поехали.

Ехать утром в город — настоящее блаженство: почти пустая трасса, и солнце не слепит глаза. Можно специально приспустить стекла окон, чтобы подышать полевой свежестью, — кондиционер не нужен.

Вадим любил этот маршрут. Всего сорок пять минут при условии свободной трассы — и ты в месте назначения. И не слишком долго, и не слишком быстро — самое то, чтобы размяться. Утром так было всегда, поэтому Вадим предпочитал ранний выезд вечернему. Обычно они садились в машину, приоткрывали окна, он включал музыку, и так, почти не разговаривая, ехали до самого города. Особенно Вадим любил, когда накануне ночью был дождь, и тогда все вокруг наполнялось запахами мокрой земли, травы и асфальта — самым лучшим в мире ароматом.

Алеша не заметил, как задремал. Он открыл глаза уже в городе. Все вокруг торопились, мелькали машины и девятиэтажки. Сразу же подняли стекла в машине. Город радовал при въезде в конце лета, но сейчас еще нет — слишком чужой и назойливый. Что здесь можно делать летом вообще? Алеша поморщился. Он совсем не соскучился по нему и поймал себя на мысли, что хочет обратно.

Отец высадил его у театра. У входа в ТЮЗ уже стояла кучка одноклассников, но его друга Кирилла не было — на все лето он уезжал к своей бабушке в другую область. С остальными ребятами у Алеши было ровно, то есть без какой-либо привязанности. Это не тяготило. Одного друга ему пока вполне хватало.

Спектакль прошел на одном дыхании. Здесь было все, что так любил Алеша: море, яхта, остроумный выход из переделок и, конечно, бесконечное жизнелюбие Христофора Бонифатьевича. После спектакля пришлось немного подождать на улице. Отец задерживался, а Алеше в подобных случаях было велено не сходить с условленного места.

Они поехали обедать. Так чудно было оказаться втроем в кафе! Как правило, куда-то выбирались либо все впятером, либо родители ходили без детей, иные комбинации являлись результатом крайне редких стечений обстоятельств. Это было странное чувство. Алеша вдруг представил, что он у них один, а семья состоит всего из троих. Каково это — жить в маленькой семье, когда все на виду друг у друга, когда ты будто всегда голый? И отчего-то именно сейчас он подумал, что и у отца, и у матери есть своя история отношений с Лизой и Герой, и мир вращается не только вокруг него, но также вокруг брата и сестры. Наверное, оттого, что он впервые за долгое время оказался с родителями наедине, он смотрел на них и немножко не узнавал. Принялся рассматривать, как если бы никогда не видел прежде, будто в кафе ему привели этих тетю и дядю и сказали: «Познакомься, это твои родители».

Он вдруг обратил внимание на красоту матери, на ее длинные пушистые ресницы, которые она почти никогда не красила, на широко распахнутые зеленые глаза, на покатые плечи, словно у античной скульптуры. «Это моя мама», — с гордостью подумал Алеша.

— Что с тобой? — спрашивала Марина улыбаясь.

Алеша мотнул головой: «Все хорошо». Перевел взгляд на Вадима. Отца он знал меньше, чем мать. Тот мало вникал в жизнь детей, а если и занимался с ними, то чаще отстраненно, думая о чем-то своем. В отношениях с детьми не хватало его собственной инициативы, желания что-то делать вместе. Видимо, это было реакцией на активность жены и ее родителей. Что тут поделать… Вместе с фамилией жены он полностью принял правила игры ее семьи. Иногда его самолюбие сильно задевало понимание того, что, по сути, не он создал свою семью, а стал частью уже существующей. Но так сложилась его личная космогония: ему было важно дополучить то, чего он был лишен в детстве.