Икар из Пичугино тож

Когда мальчик перешел через овраг и не увидел там опушку, где начиналась тропинка к шоссе, его сердце тревожно екнуло в первый раз. Со всех сторон мальчика окружали огромные сосны и никакого намека на дорогу. Правда, волнение не успело перерасти в нечто большее. Алеша наконец обнаружил грибы, и эта находка немедленно поглотила все его мысли. Красивые, словно с картинки, заманчиво высовывающие свои шляпки из травы, они завораживали, не оставляя шанса тому, чтобы пройти мимо. Он аккуратно срезал их; прежде чем положить в корзину, крутил в руках — ни одной червоточинки. Алеша ликовал: «Я принесу домой и землянику, и грибы!» Ему очень хотелось порадовать бабушку и удивить деда. Он ощущал себя полностью счастливым, может быть, впервые в жизни. Да, по крайней мере, таким счастьем он никогда прежде охвачен не был. Это все грибы… Маслята притупили тревожность. Они занавесили краткосрочную память, как будто бы обладали таинственной способностью некоторых своих собратьев оказывать влияние на сознание, и будто это воздействие могло случиться посредством одного лишь визуального контакта. Алеша оставался там до тех пор, пока не собрал все.

Вернуть его к действительности помогла тишина. Он даже вздрогнул, когда заметил, как стало тихо вокруг. Внутри все оборвалось, и вот теперь он по-настоящему понял, что остался совсем один.

Потом, когда все закончилось, в памяти Алеши осталось лишь то, как он сидел на пригорке, а со всех сторон его обволакивала эта тишина. Никогда раньше он не слышал такой. Его всегда окружали звуки: голоса мамы, бабушки, деда, отца, Геры и Лизы, лай собак, шум ветра и дождя, музыка любимого мультсериала, сверчки, да мало ли их всяких… Но сейчас стояла тишина. Сначала это пугало, давая ясно понять, что он — один, что рядом нет ни матери, ни отца, никого из тех, кого он так горячо любил. Это было странное чувство — Алеша ощущал себя апельсином, с которого неожиданно сняли кожуру и разделили на дольки. Его пронзил ужас — абсолютный и совершенно безнадежный, — но, к счастью, это длилось недолго. Тишина — она ведь лишена угрожающих и неприятных звуков. Что ее бояться? Зачем? Зато Алеша слышал свое дыхание…

Посидев так немного, мальчик решил идти дальше. Сначала он решил вернуться к земляничной поляне. Это было несложно, но ничего не изменило — непонятно, куда следовало двигаться теперь. Алеша пытался вспомнить, каким путем он оказался здесь. Выйдя на середину поляны, он принялся поворачиваться вокруг себя, пытаясь нащупать правильное направление. Ничего не ясно. Накативший ужас сделал за него выбор, и Алеша побежал что есть мочи куда глаза глядят. Он бежал и беззвучно плакал. Слезы застилали взор, крупные капли попадали в рот, а он все мчался и мчался сломя голову прочь от своего страха. Шестым чувством понимая, что лишь это может спасти его и не позволит расклеиться окончательно. Остановиться означало проиграть этому монстру, и тогда погибель неизбежна. В какой-то момент к Алеше пришло осознание, что он бежит по тропинке. Блеснула надежда на скорое спасение. «Корзинка?» — пронеслось в голове мальчика и тут же отлегло. Она по-прежнему была в его руках, просто он ничего не чувствовал, кроме желания не дать ужасу сожрать себя. С бега Алеша перешел на быструю ходьбу. Он ощутил усталость и впервые за все время жуткий голод. Начинался довольно крутой подъем, по которому разогнаться можно было лишь в обратном направлении. Он не узнавал ни тропку, ни подъем, но альтернативы этому маршруту не было. Поднялся. Наверху все тот же лес, только деревья теперь еще плотней друг к другу. И тропинка… Она предательски исчезла. Куда идти?

Справа от себя Алеша увидел пещеру, выдолбленную в известняке. Залез туда. Пещера состояла из двух «комнат». Первая — достаточно просторная для одного человека, вторая — узкая и тесная. Везде сухо и чисто. Алеша подумал: уж не Дикенького ли мужичка эта пещера? Как тут не поверить в легенды? В первый момент стало страшно, а потом вспомнился дед, рассказывавший обо всем этом. И при мысли о нем сразу сделалось спокойно и легко, как если бы он поговорил с ним. Это был явный знак, что все хорошо, но Алеша решил убедиться на всякий случай. По рассказам деда, рядом с пещерой бьет родник, и действительно, вскоре он смог убедиться в этом сам. Напился. Вода была вкусная. Она немного притупила голод и придала сил. Алеша даже был готов идти дальше, но куда именно? Не лучше ли ему остаться здесь, пусть даже придется переночевать в пещере? В конце концов, не дается ли ему неведомыми силами подсказка, что нужно остаться тут и дожидаться своих, которые непременно отыщут его? Иначе и быть не могло. Алеша вернулся обратно к пещере. Хотелось есть, но мальчик твердо решил, что не притронется к ягодам. Он сел у входа и прислонился к стене, подумал о своих домашних, как они, должно быть, сбились с ног в поисках его и страшно переживают. Заплакал. Затем почувствовал резкую усталость и провалился в сон.

Поначалу это был даже не сон, а нечто странное, чего раньше никогда с ним не происходило: то ли забытье, то ли дрема, какая бывает при укачивании в автобусе, то ли и вовсе тот вид яви, известной ему по сказкам и некоторым дедовским новеллам. Он будто плавал в каком-то огромном пузыре. Внутри него было очень спокойно, там «мир, лад и клад» — все как в домашней застольной присказке про счастливую жизнь. Все тревоги казались теперь ему глупостями. Бояться нечего и некого, даже тысячу дикеньких мужичков, потому что он не один, потому что за него весь мир!

И вдруг что-то могучее подхватило его, оторвало от земли и показало небу. Алеша открыл глаза. Это был отец.

Глава 26 ЕЛЕНА ФЕДОРОВНА И МАРИНА НАСТАИВАЮТ

Победителем в грибном чемпионате по общему решению всего семейства стал Алеша. Весь следующий день он был настоящим героем. Еще бы — насобирал грибов и земляники, потерялся в лесу и при этом не упал духом, и даже нашел легендарную пещеру. «Молодчина!» — так говорили близкие и соседи.

Его не стали ругать, хотя он изрядно потрепал всем нервы. Все-таки жив, жив, нашелся засранец! После перенесенного стресса у Елены Федоровны ноги были как ватные. Она, конечно, верила, что все обойдется, но все равно не смогла избежать удара от стресса. Зная, что матери нельзя волноваться, Марина уговаривала ее показаться врачу, но женщина даже не стала слушать. В отношении собственных недугов она всегда терпела до последнего, до тех пор, пока опасность не подходила слишком близко, зато домашних гоняла по врачам при малейшем «нездоровится».

Как только обнаружилось, что Алеша потерялся, что дело серьезное и что они не справятся своими силами, Сергей Иванович позвонил дочери. Через два часа перепуганные родители примчались на дачу. На совете Шестнадцатой решили срочно прочесывать лес всей улицей. Никто не остался в стороне, вместе со взрослыми ушли даже дети. На всей улице остались только мартышка, павлин и кошка Веры Афанасьевны.

В лесу все разделились на небольшие отряды. Боялись, что не успеют найти до того, как стемнеет. «Как он мог заблудиться? Что с ним? Далеко ли ушел? Здоров ли? Жив?» — эти и десятки других похожих вопросов по бесконечному кругу задавались в поисковом отряде. Наконец Сергея Ивановича осенило. Он вспомнил, что сегодня хотел показать внукам пещеру монаха-отшельника. Они с Вадимом бросились туда, еле успев до темноты.

Не сказать, что Алешу мучила совесть, но ему было досадно, что из-за него случился такой переполох, ведь он уже не маленький, а тут потерялся, причем как-то глупо. По случаю счастливого завершения поисков для всей улицы на «Зеленой листве» было решено устроить совместный ужин. На гриле нажарили сосисок и куриных крылышек. Сергей Иванович достал из запасов домашнее вино, которым очень гордился: «оно лучше, чем заводское». На душе было легко и хорошо.

Ночью Марина долго не могла уснуть. Она ворочалась с боку на бок, искала уютную позу, начинала думать о приятных планах, но ничто не помогало. Сон не шел. Никак не получалось собрать себя — беспокойство дня давало о себе знать. Елена Федоровна и Сергей Иванович хоть и бодрились, но было видно, что этот случай с Алешей оказался для них большим потрясением. Оставалось последнее средство против бессонницы, к которому она прибегала в исключительных случаях.

Она накинула халат и спустилась в беседку. Никто не знал, с чем это было связано, но очень часто вечерами здесь внезапно стихал ветер. Как будто кто-то отключал «ветряной» рубильник, и тотчас становилась тихо, а воздух так сильно уплотнялся, что казалось, его можно трогать руками. Он ощущался густым, маслянистым, топил собой все содержимое «Зеленой листвы» некой застывшей субстанцией вроде окаменевшей древесной смолы. Это было очень странно. К этому невозможно было привыкнуть, и Глебовы всякий раз искренне удивлялись подобным вечерам. Кто знает, может, таким образом «Зеленая листва» готовила своих обитателей ко сну? И приятным удивлением вдруг оборачивалось открытие, сделанное ночью, когда, просыпаясь, дачники видели, что ветер снова лихо треплет ветки деревьев и листья возбужденно шушукаются между собой. Это приносило новые простые радости жизни — посидеть на скамейке у Акулины Гавриловны или постоять на теплом ветру в одних трусах, как это делали мальчишки.

Марина села в кресло и закурила. Она смотрела на лунную дорожку на воде, которая так же, как и в детстве, светила для нее гигантским ночником, чтобы девочке не было страшно в темноте, — ничего не изменилось с тех пор. Она подумала, как это хорошо, что есть то, что останется с ней таким, каким было задолго до нее и будет неизменным бесконечно долго после.

Чуть стукнула дверь. Это был Вадим. Он подошел и сел в соседнее кресло.

— Кажется, меня только сейчас начинает отпускать… — сказала Марина. — Я, наверное, плохая мать и плохая дочь… Да и жена тоже так себе…