Икосаэдр 2.0

О главном же баге знают далеко немногие что в верхнем мире, что в нашем контейнере. Юмын удыр, дочь Кугу-юмо только закончив обучение, проходила практику у них в компании как раз на стадии, когда в контейнере проходил активный этногенез. Отец поручил ей совсем простую задачу — спустить на поверхность по войлоку из внешнего мира несколько массивов крупнорогатого скота. Едва спустившись, она повстречала парня по имени Мари. Бедная девочка, она настолько впечатлилась от творения своего папаши, что забросила практику, порвала с семьёй и осталась в контейнере навсегда, дав рождение нашему народу — марийцам.

Я тот, кто создал этот мир. И я же последний из картов. Хозяева внешнего мира выдали предкам этой оболочки совсем крохотный процент своих прав — права на просмотр истории команд создания и управления нашим миром. Я иду по священной роще и слышу треск бензопил на её опушке. Скоро история мира останется лишь в смешных и нелепых пересказах на наречии соседних народов. Наверное, так и задумывалось.

Ложечки (часть 1)

1.

— Не думал, что мне пришлют такого слабого ученика, — сказал старик, когда Иван пришёл в себя.

Он лежал на жесткой деревянной тахте, без бушлата и сапог; штанины были закатаны, а обмороженные ноги обмотаны шерстяными тряпками, и их жгло, вероятно, от какой-то едкой мази. От маленькой печи-каменки веяло спасительным теплом.

— Вы кто? — спросил солдат.

— Иван, — коротко ответил старик. У него была густая, поседевшая борода, а на плечи было накинуто старинное пальто.

— И я… — протянул Быков. — Ваня.

Дед протянул парню горячую кружку с мутной жидкостью, тот жадно отпил из неё и закашлялся — это была какая-то жуткая смесь из кедровой настойки, отвара из трав и мёда. Старик проговорил:

— Я Савельев, Иван Филиппыч. Я здесь тружусь уже без малого сорок лет.

Комната была обставлена бедно. Маленький, грубо смастеренный стол, пара стульев, сундук, на стене старые тикающие часы и календарь. С другой стороны — ряд полок с банками и корытцами, мешки на втором деревянном топчане, рыболовные снасти и ружьё, рядом с которым стоял Ванин АК-74. Никаких электроприборов и других признаков цивилизации.

— Вы лесник? — предположил солдат.

— Лежи, — старик оставил вопрос без ответа. — Встанешь через полчаса. Похлёбка в котелке, я пойду.

Старик поднялся, взял из угла топор и вышел из избы. Ваня остался один, погрузившись в думы.

«Что будет, если ищейки выйдут на мой след? — подумал Иван. — Вдруг дед всё расскажет? Надо было его хотя бы предупредить. Хотя, тут всё равно, похоже, ничего от меня не зависит. Пропаду, так пропаду».

Несколько минут в комнате было слышно только тиканье часов. Затем скрипнула входная дверь, и спустя мгновение на грудь к солдату бесшумно запрыгнул огромный, похожий на дикого лесного, кот. Потоптался, глядя большими зелёными глазами на гостя, а затем спокойно свернулся калачиком, словно всегда лежал на груди у Ивана.

«Говорят, кошки лечат, — вспомнил солдат, и ему как-то сразу полегчало на душе. — А тут можно жить. Правда, оставит ли меня дед у себя? Он что-то сказал про ученика, может, он путает меня с кем-то?»

Полежал минут пять. К удивлению, есть хотелось не так сильно, как вчера — возможно, Ваня просыпался не в первый раз, и дед уже кормил его, но солдат ничего не помнил. А вот в туалет уже сходить не мешало бы.

Иван согнал с груди кота, снял тряпки — ступни и лодыжки покраснели и были в волдырях, но он их чувствовал и мог ходить. Расправил штанины, сунул ноги в валенки, стоявшие у порога и вышел из комнаты. В сенях оказалось две двери, открыв одну из них, дезертир увидел, как старик колет дрова на небольшой, очищенной от снега площадке. Услышав скрип двери, дед обернулся и буркнул:

— В доме сиди. Да ты ещё тряпки снял! Мне тебя чего, заново выхаживать?

К Ване подбежал пёс, понюхал руки и дружелюбно помахал хвостом. Интересно, как они уживаются с кошаком?

— Иван Филиппович, мне это… по нужде.

— В сенях вторая дверь, там за крытым двором туалет, разберёшься. Потом, раз встал, поешь и ложки будешь крутить.

2.

Ивана спасла весенняя оттепель. Подумай он бежать хотя бы неделей раньше — замёрз бы по дороге, в глухом сибирском лесу.

С собой были АК-74 и половина буханки хлеба — остаток от унесённого провианта. Сбежать солдат решил уже давно — ещё после новогодней ночи, когда сослуживцы заперли его в подсобке. До этого всё шло если не нормально, то, по крайней мере, без ежедневных унижений. С нового года вся рота словно ополчилась на невысокого, худого Быкова — он стал постоянным объектом насмешек, а то и рукоприкладства.

Иван не строил никаких планов, не готовился к побегу — всё произошло стихийно, будто некие силы предопределили течение событий, — и автомат, и забытый кем-то пакет с провизией, и неприметная дыра в заборе. Ушёл тихо, без шума — казалось, иначе и быть не должно.

Сначала солдат радовался — воздух свободы опьянил его. Побег из танковой части казался долгожданным окончанием всего, что с ним случилось за эти девять месяцев. Теперь всё это позади, думал утром Иван, и упрямо шёл через сугробы.

Но к вечеру, преодолев невысокую гряду, солдат протрезвел. Его пропажу уже, скорее всего, обнаружили, и по следу идут поисковики с овчарками. Всплыла из подсознания мысль, которую Быков старательно прятал от себя самого последние часы, — он преступник теперь, и, если его поймают, трибунала не избежать. К тому же Иван совершенно потерял направление и не знал, куда идёт.

Солдат остановился, отдышался. Открылось второе дыхание, он побежал быстрее, благо, снег был не глубокий, и вскоре вышел на узкую лесную тропинку. У Ивана промокли ноги, мучил голод, но солдат не торопился доедать буханку — кто знает, как долго ещё предстоит идти. Одно радовало — раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, значит, он идёт не бесцельно и обязательно куда-нибудь выйдет.

Когда солнце село и взошла луна, пришлось идти практически на ощупь. Сильно похолодало, солдат мёрз. Он оступался и проваливался в сугробы, но, стиснув зубы, продолжал двигаться вперёд. Остановился, только когда впереди послышался волчий вой.

«Пережду здесь», — подумал Ваня, кинул автомат в снег и привалился к ближайшей сосне, кривой и старой. Достал из кармана промокший ломоть хлеба и откусил, затем закрыл глаза и мгновенно заснул.

* * *

Когда он проснулся, было светло и тихо. Рядом на тропинке стояла собака и обнюхивала ноги Ивана. Замёрзшими руками солдат потянулся к автомату, но потом сообразил, что это не войсковая собака-ищейка, а какая-то дворняга, помесь лайки с кем-то ещё. Увидев, что солдат проснулся, пёс отступил назад и предостерегающе гавкнул.