Иллюстрированный атлас мира

— Что станет с деревом, которое всё еще растет? Сгниёт ли оно в болотах? Или станет материалом для стен или стола и послужит еще годы после своей смерти? Авит, ты хочешь взглянуть на один лишь листок дуба — но сможешь ли ты понять по этому листку, что станется с деревом, когда оно отживёт свой век? Учись жить по прошлому, а не по настоящему — оно еще не закончилось.

— Да, кстати, о прошлом, — как мог непринуждённо и между прочим зацепился за его слова Авит, и для пущей очевидности повторил, — О прошлом… Ниов отправился сюда за прошлым. Он потерял память, так что это ведь уже считается за прошлое? А?

— Путь его земной не окончен, — прикрыв глаза, произнёс Аварт. Авит даже ужаснулся, насколько отстранённо, насколько холодно и равнодушно прозвучало это из его уст! Словно сам Аварт с удовольствием бы дождался этого самого окончания пути и поставил фолиант под названием «Ниов» на полку с прошлым.

Когда лекарь величаво удалился, Авит с шумным «Фффух!» мотнул головой, отгоняя от себя эти непрошенные мысли. Лучше бы и вовсе не затевал эти разговоры и не спрашивал! Кому, в конце концов, был бы вред от того, что он добрался бы до неоконченных конспектов и наблюдений лекарей, до историй болезней и прочих рабочих заметок? Тут вдруг его осенило. Историй болезней! Да ведь там можно выловить что-то новое про Ниова! Негласный запрет только распалил желание Авита добраться до всех уголков библиотеки.

Да вот только после его расспросов лекари будуть лишь бдительнее оберегать свои фолианты, которые пылятся без толку, храня, но никому так и не поведав тайны прошлого.

И вот на третий день пребывания здесь Авит всё-таки пробрался в тот заветный зал. Ниов был занят с Авартом: тот восполнял запасы мази Чорнара, пытаясь разгадать рецепт, а возможно, и улучшить его. Остальные немногочисленные обитатели были заняты — кто послеобеденным отдыхом, кто опытами с отварами. Авит с невинным видом решительно зашел в зал современных хроник и записей. Здесь царил порядок, в отличие от архива, где записи часто стояли не на тех полках, а иностранные книги и вовсе были свалены в сундук, словно бесполезная макулатура.

Выбрав фолиант повнушительнее, Авит оттёр его от пыли и раскрыл. Записи двухлетней давности. Не то. Рядом стояли ещё четыре тома летописи. Надо искать самый последний. По идее он должен быть не такой потрёпанный и пыльный. Авит повторил попытку и аккуратно водрузил на стол темно-зеленый том. Прошлая осень, сентябрь, урожай. Это должно быть оно! Только где-то подальше…

Каждая новая страница подстёгивала волнение юноши. Вот оно! Есть!

«Восьмое декабря. Чернодухиня Исса обнаружила возле устья Истрицы раненого. Она утверждает, что сама вытащила его из воды и заставила дышать. Младший лекарь Ксерев нашёл их обоих и доставил в Обитель. Раны больного зелёные, на них — гниль и свечение. Он без сознания. Одет как воин, но без формы, которая бы свидетельствовала о его принадлежности к какому-либо роду войск. В кармане найдена брошь Рубинового полка. Из оружия при нём кинжал. По состоянию рук нельзя сказать, владел ли раненый мечом — ладони в ранах. Кожа зеленоватого цвета, большая кровопотеря.»

Исса, значит. Авит не видел здесь ни одной женщины. Ладно, будем искать Иссу. Но вначале надо осторожно познакомиться с Ксеревом.

Ясное дело, тем же вечером Авит ввёл в курс дела Ниова. Реакция Ниова одновременно и позабавила Авита, но и дала новый повод к тревоге:

— Женщина… Это всё усложняет.

— Что усложняет?

— Мало мне Нилии!

Авит хмыкнул — у Ниова, выходит, всё не шла из головы принцесса. И это, понятное дело, было никому не на пользу. Поэтому он вернул разговор в более рациональное русло:

— Надо разыскать Ксерева.

Но оказалось, Ниов хорошо знал Ксерева. И чуть ли не рассвирепел от того, что ни словом, ни взглядом Ксерев не выдал, что хоть малейшим образом причастен к спасению Ниова. И уж тем более ни слова о какой-то Иссе Ниов от него не слышал, пока был здесь на лечении. Гнев Ниова, конечно, можно было понять. Только Авит побаивался, что он может оказаться слишком уж вспыльчивым, когда не надо.

Скромный и не очень разговорчивый, Ксерев всегда сидел в стороне ото всех. Этим он напоминал Авиту самого Ниова. Правда, у раненого были на то вполне объяснимые причины. Ксерев же просто любил книги больше, чем общение. Даже за обедом он предпочитал общество своих исписанных конспектов.

Авит решительно подсел к нему в тот же день за ужином. Ниов удивленно взглянул вслед другу, но не стал присоединяться к компании. Спокойные глаза Ксерева, казалось, ничего не выражали. Авит не слишком хорошо разбирался в людях, но понял, что пытаться начать разговор с погоды или других отстранённых безделиц бесполезно. Что ж, найдём подход, самонадеянно подумал он и приступил к расспросу.

— Доброго ужина, сударь мой Ксерев! Я Авит.

— Доброго и тебе, — буркнул в ответ лекарь, не слишком расположившись светски беседовать.

— Я беспокоюсь о моём друге. Его нога так полностью и не выздоровела.

Ксерев заинтересовался и внимательно посмотрел в глаза Авиту в ожидании продолжения.

— Я хочу знать, что приключилось с моим другом, насколько опасны его раны, — Авит разыгрывал глубокую обеспокоенность состоянием Ниова, чтобы подвести к нужным вопросам. И он не прогадал: заумный начитанный служитель встал на тропу своего призвания — медицинской науки — и затянул нудную лекцию:

— Да, я помню его повреждения, — он покачал головой, показав серьёзность ситуации. — Нога была сломана, а в нескольких местах кость прорвала плоть и торчала наружу. Ужасно… Кроме того, у больного были четыре проникающих раны. Довольно глубокие. Чудом не задеты жизненно важные органы. К тому же, весь он был исполосован порезами и ссадинами. И при этом всём он истёк кровью в воде. Потерял много крови. Можно сказать, чудом выжил. Я сам даже не понимаю, как. Великая природная сила в этом человеке.

Авит ничего не смыслил во врачевании. Но понял, что Ниов теперь в какой-то мере особенный, раз выжил в той переделке. Надо было подводить к делу. Авит склонился прямо над столом с конспектами и недоеденным ужином поближе к Ксереву:

— А когда ты нашёл его, брат мой, он дышал? Как ты понял, что он не умер?

Ксерев кашлянул, поправил курчавые волосы и выдал заунывным тоном отточенную фразу:

— Я нашёл его на берегу Истрицы, в овраге возле того места, где река впадает в Леду.

Авит уже десятка два раз слышал эту историю.

— Ты нашёл его в сознании? Он дышал? Мог говорить?

Ксерев подвинул к себе тарелку, яростно отпилил кусок тушёной дичи и отправил в рот. Авит прекрасно понимал, как раздражал его своими расспросами. Дожевав, лекарь снова затянул с напускным спокойствием:

— Сударь мой, ты видел шрамы на лице, — он потихоньку скосил взгляд в ту сторону, где сидел Ниов. — Они не зажили до сих пор. Что-то не даёт им зарубцеваться. На ноге были открытые переломы в нескольких местах. А кровь… — лекарь всхлипнул и сбился с учёного тона, перейдя на шёпот, полный отчаяния, — Мне казалось, из него просто вытекла вся кровь! Осталась только какая-то зелёная гниль, которая растекалась по его жилам, и поди знай, как убрать эту дурную кровь из его тела… Я уже не говорю, что он был в реке безумия! Как мог твой друг быть в сознании?

Было видно, что он будто снова переживает те минуты. А значит, прекрасно он всё помнит. Авит тщательно обдумывал, как же строить разговор дальше. Было ясно, что Ксерев отчаянно не хотел откровенничать.

— А с чего ты взял, что он был в Леде, уважаемый мой лекарь?

Вопрос стал началом бури, которая разгоралась внутри Ксерева — Авит это отчётливо понимал. На лице собеседника было глубочайшее возмущение. Казалось, Авит оскорбил его до глубины души. Его ноздри раздувались, а губы были плотно сжаты. Пока лекарь не взорвался негодованием, Авит продолжил: